Гарон

Уже взлетая на этаж, Яна решала, как лучше вломится в квартиру? Под видом разгневанной родственницы или легкомысленной девицы? В первом варианте могут не открыть, во втором, учитывая внешний вид Суриковой, не только откроют, но и пригласят, взяв под ручки. Да, надо не забыть мило улыбнутся в глазок!
Но вместо этого Яна от души пнула в дверь под N 21 и гаркнула на всю лестничную клетку:
— Вы нас затопили!!
Правильно рассчитала — дверь тут же распахнулась. В коридоре у стен друг напротив друга, стояли два смуглых, черноволосых парня под два метра ростом. Они оглядели Яну с ног до головы, но не пошевелились.
— Здравствуете, мальчики, — кивнула им девушка, смело шагнув в квартиру. На этом, правда, смелость закончилась: за спиной хлопнула дверь, а дорогу в комнату преградил третий мужчина. Что особенно не понравилось Яне — тихо, без шума, даже без звука появился. Лицо, как у призрака, и комплекцией Бог не обидел, пожалуй, выше и шире в плечах был, чем те, что за спиной Суриковой стояли.
— Гарон, — скорей констатировала, чем спросила Яна, тряхнув челкой. И сдула волосы, упавшие на глаза, подперла бока кулаками: ты меня никак пугать вздумал, гормон акселерата?!
Мужчина молчал, поглядывая на девушку сверху вниз, и не выказывал ни малейших признаков гостеприимства или вполне понятного удивления: ни малейшего движения, ни единой мысли в пустых темных глазах, только зрачки расширились, стали ненормально большими. И тихо в помещении было настолько, что Яне показалось — она оглохла. По коже мурашки пошли: не в притон ли наркоманов она попала? А Алька где? Неужели накачали? Или ума хватило — ушла?
— Аля ты здесь?! — рявкнула, чтоб разорвать нервирующую ее тишину, попыталась заглянуть за плечо мужчины в комнату.
Мужчина выгнул бровь.
— Отойди! — попыталась отпихнуть его девушка, да тот словно прирос. Гарон постоял, подумал и, схватив ее за плечи, буквально толкнул в арку комнаты, завешанную деревянными бусами.
— Полегче!… - только и успела крикнуть, как вместо ожидаемого уюта обычной жилой комнаты попала в водоворот ярких огней, увязла в нем, как в болоте, чувствуя как медленно падает.
И вдруг резко грохнулась, словно кто-то ее выплюнул. 'Причем, явно пережеванную', - подумала, прислушиваясь к ощущениям в теле. И широко распахнула глаза — дошло, доковыляло до сознания, что обстановка далека от жилого помещения и, в принципе, от нормального — темно, сыро, тихо. Перед носом очертания какой-то растительности: то ли цветов, то ли колючей травы. Яна села и с ужасом огляделась: силуэты огромных деревьев с раскидистыми кронами, на черном ночном небе горящие точки звезд. Слева какое-то возвышение, плоское, как столешница.
Стол, ночь, лес, — попыталась связать меж собой эти три понятия и увязать с городской квартирой, Альбиной и ясным днем. Не получилось.
В голове девушки появилось две мысли: она сошла с ума, а вторая как подтверждение первой — попала в параллельный мир, причем, судя по атмосфере — недобрый. Из-за деревьев выплывали тени и двигались к ней.
Яна открыла рот, но закричать не смогла — булькнула что-то и смолкла. Тени подплыли и встали полукругом у стола. Стало видно, что они все в плащах с капюшонами, но люди ли, было неясно — лиц, рук, ног не видно, звуков дыхания, стука сердца, да и шелеста обычных шагов — не слышно.
— Мама, — прохрипела Сурикова, путаясь в мыслях и мечтая не запаниковать и быстро, быстро сообразить, где она, зачем, а, главное, как обратно, и чтоб мимо плащеобразных аборигенов-призраков пройти незамеченной. Хотя глупо, конечно же, глупо на то надеется — метров пять до них, не больше. А то, что Яна глаз, как и лиц их не видит, не значит, что их нет вовсе, и призраки слепы, глухи, и с насморком.
Сурикова начала пятится назад, слабо соображая, зачем это делает. В голове — каша, сумятица мыслей, эмоций, а тело, плюнув на хозяйку, начало жить отдельно на инстинкте самосохранения.
`Ты же смелая'! — напомнила себе Яна, и удивилась: я? А-а, да, да, кажется, да… И наткнулась на что-то задом:
— А-а-а!! — закричала, подпрыгнув с места, откатилась и замерла: троица гаронов из квартиры. Они — точно, но изменились радикально: глаза — сплошной черный зрачок, взгляд — бездушный, пристальный, лица, словно дымкой подернуты и кривятся, меняются в чертах, превращаясь из человеческих в нечто неживое, страшное — дьявольское.
Яна бы заскулила, закричала, побежала куда угодно, да пошевелиться не могла — парализовало от ужаса.
Откуда-то сбоку появился еще один монстр: огромный не меньше двух метров ростом, глаза не то, что в душу смотрят — выворачивают ее, жгут, дотла испепеляя зачатки мыслей в голове, а лицо безбровое, безносое — красное, бугристое, с массой выступов-наростов. Одного вида хватит, чтоб на всю жизнь заикой остаться, так это чудовище еще к своей туше Альку прижимало. Та куклой висела на руках и тоненько скулила, увидела Яну и закричала, протянула к ней руки:
— Яночка!! Яна!! Помоги!
Девушка рванула на зов не думая, но ноги не слушаются, заплетаются.
Черные фигуры перехватили ее и потащили к столу, а Альку монстр на черного коня впереди себя посадил, и взмыл в небо, только крик девушки как эхо покатился, да видно было бледное удаляющееся пятно протянутой за помощью к сестре ладошки:
— Яночка, помоги!!
— Аля!! Алька!! — брызнули слезы из глаз сестры, взгляд следил, как удаляется всадник с девушкой в темноту ночного неба, как мерцает развевающийся как крылья огромной птицы плащ. А руки Яны тем временем отбивались, пытались вырваться из лап гаронов — то ли чертей, то ли двойников сатаны. Но тщетна попытка освободиться, и пусто желание догнать, забрать, спасти глупую, непослушную девочку, и собственный крик, хрип, что попытка немого объяснится с глухим. Страх вьется в воздухе, бьет в виски, холодит грудь.
Альки уже нет, скрылась, исчезла — украдена, чтоб стать забавой сатаны.
Ад! Мы попали в ад!! — морозом по коже прошло озарение, забило дрожью тело.
Яну прикрутили к гладкому камню, распяли — ноги вместе, руки в стороны — и хоть кричи, хоть молчи — ужас от края и до края сознания, мрак перед глазами разбавленный глумливыми рожами упырей. Глаза — сплошные зрачки, лица — маски без ушей, носов, бровей, кожа изрыта гнойными ранками, оспинами, жуткими шрамами, уродливыми наростами. На кого не посмотри — горло от ужаса перехватывает. Разве есть такие, разве бывают? Бред, блеф! Неправда, не может быть правдой!
— Я сплю, — просипела девушка.
— Спишь. Вы засыпаете при рождении, — исказилась в усмешке маска одного гарона. Он присел рядом со своей жертвой, провел от горла девушки до лобка уродливыми желтоватыми ногтями на страшных, с синими трупными пятнами пальцах, больше похожих на обтянутые разлагающейся кожей кости. Яну затошнило, сперло дыхание и сознание помутилось. Блеснуло треугольное лезвие в руке палача и стало ясно — пора: в обморок, в сон, куда угодно, лишь бы сейчас же прочь — не видеть, не слышать, не чувствовать, не знать.
— Мама! — холодное как лед лезвие коснулось ямочки на шее и окрасило кровью тело, вскрывая кожу ровной линией пареза от горла до живота. `Конец', - поняла Яна, и мелькнуло сожаление, что так рано приходится уходить, так глупо, никчемно — затравленной мышкой, способной лишь пищать да радоваться последним крошкам уходящих мгновений.
И Алю она не спасла и сама сгинула.
А что в жизни видела? Во что верила? Зачем жила? Чем?…
Мама? О ней не думалось иначе, чем с обидой. Даже сейчас она не знала, что ее дочь убивают, вторую похитили, отвезли в гарем к Сатане, и не екнет сердце Аллы Геннадьевны, и не подавится она асти в элитном кабаке, а придя домой даже не обратит внимания — дома ее дети или нет…
Холодное лезвие танцевало по телу девушки, словно перо графика, рисуя этюд на коже и мышцах. Раны, мелкие штрихи ранок и тени, пятна кровавого пейзажа сюрреалиста — картина смерти на живом теле. Яна уже не всхлипывала, не вздрагивала от прикосновений стали, от боли она поплыла в тумане то ли обморока, то ли агонии. И увидела светлое облако, что разорвало темноту неба, стремительно приблизилось и превратилось в белых ирреально красивых лошадей с золотистыми гривами, а их седоки, что ангелы со свечением вместо крыльев ринулись с неба на землю, на стаю гаронов. Последнее, что она запомнила — борьбу тьмы и света — золото волос, серебро длинного клинка и черный зрачок своего палача. Она утонула в нем, потеряв связь с миром, с собой…