Осторожно, женское фэнтези. Книга 2 (СИ)

— И?
— Это всё. Я решил, что должен тебе сказать, если ты не знаешь или забыла.
Забудешь тут, а как же.
Я тяжело вздохнула… Вздрогнула, как от удара током, и ошалело уставилась на Грайнвилля.
— Что ты сказал об изменяющейся реальности?
— Что мир реагирует на это не так остро, как на тебя, — спокойно ответил эльф.
— Но… откуда? Откуда ты знаешь? Чувствуешь? Или…
— Чувствую. И «или» тоже. Наши маги заинтересовались происходящим в академии и пришли к выводу, что кто-то спровоцировал искажения.
— И вы никому не сказали? — возмутилась я.
— Нас не спрашивали, — удивился моему негодованию длинноухий. — А мы не вмешиваемся в ваши дела.
— Но это же серьезно, изменения могут отразиться и на вас тоже!
— Нет. Не могут. Это ваша магия и воздействует только на вас.
Непробиваемый. Ни тени тревоги на лице, глаза эти стеклянные…
— При чем тут магия?! — я со злостью топнула ногой. — Нарушен ход событий, искажения коснутся каждого!
— В какой-то мере, — согласился эльф, по-прежнему не выказывая беспокойства. — Но наш народ не настолько тесно взаимодействует с вашим, чтобы изменение судьбы одного из людей существенно повлияла на нашу жизнь.
— Так вы думаете, что кто-то из людей изменил свою судьбу? — спросила я, успокаиваясь. Нужно попытаться хоть информацией разжиться, если уж помогать нам эльфы не собираются.
— Да. Один человек, одна судьба. Искажению подвергся короткий промежуток времени.
О! Это уже что-то.
— От двадцати до пятидесяти лет, не больше, — добавил Грайнвилль.
— Это, по-твоему, короткий? — взвилась я снова.
Мои крики эффекта не возымели — только единорога отпугнули. Тот отошел к ящику с зерном и притворился, что занят едой, а наш разговор ему совершенно не интересен.
— По-моему, короткий, — согласно кивнул эльф. — Но для человека — целая жизнь.
Ясно. Сколько же ему самому лет? Я привыкла относиться к Грайнвиллю как к ровеснику и, возможно, если пересчитать его возраст относительно общей продолжительности жизни на человеческий, так оно и было. Но недаром ведь ученые давно отказались от этого метода. Несоответствие уровня психоэмоционального развития уровню накопленных знаний и жизненного опыта — кажется, так об этом писали. Эльф может быть юным по меркам своего народа, может быть даже по-своему любопытным и искренне тянуться к человеческом молодняку, может поддержать вздорную девчонку в намерении досадить ректору, но он все равно будет эльфом.
Сказать ему, что сам Мэйтин говорил мне об опасности подобных искажений? Поверит? Возможно. Но мир по этому поводу ведь не волнуется, и мне почему-то казалось, что мнение мира для Грайнвилля важнее божественных откровений.
— А если я скажу тебе, что спасение мира, то, чего этот мир ждет от меня, напрямую связано с тем, удастся ли остановить изменения реальности? — спросила я осторожно.
— Тогда я скажу, что их нужно остановить, — не задумываясь, ответил эльф.
— И поможешь?
— Да. Только скажи, как именно.
В следующие полчаса я окончательно убедилась, что с эльфами каши не сваришь, а если и что и получится, то лучше это варево скормить врагу, дабы издох в муках.
Искажения они заметили, причину их определили, но, по словам Грайнвилля, даже информацией поддержать были не в состоянии, потому как человеческую магию они не изучают, запрещенную — тем более, а все, что связано с драконами, или не наше, людей, дело, или наоборот наше, но эльфы об этом знать ничего не знают. Виновника по возмущениям реальности определить невозможно, обратить изменения без того, кто их организовал, нереально, но мир спасать надо, Илси, так что вперед и с песней.
Единственный результат от разговора: я убедила длинноухого приятеля никому не рассказывать о моей великой миссии. Точнее, даже не убедила, а просто попросила, и он тут же согласился. Единорог тоже обещал моих тайн не выдавать, даже Грайнвиллю. Так что пришли в итоге к тому, с чего начали.
Я, конечно, Оливеру обо всем расскажу, пусть попытает счастья с послом, но, боюсь, эльфы все одинаковые в том, что касается их отношения к людям и к жизни в целом: не только говорящие с миром, все они — созерцатели. Буддисты, достигшие просветления, и рядом не стояли.
Или они только прикидываются такими? Тоже ведь не все так гладко у них — вон, лорда Эрентвилля чуть не убили, и неизвестно, нашли они того, кто стрелял в посла или нет, и если нашли, что с ним сделали.
Пользуясь случаем, я задала Грайнвиллю этот вопрос. Так прямо и спросила.
— Лорда Эрентвилля не хотели убить, Илси, — с завидной невозмутимостью ответил мне он. — Это был несчастный случай. Он сам выстрелил. Неудачно.
Как по мне, неудачно было выбрано объяснение случившегося, врали бы уже, что кто-то другой нечаянно спустил крючок, а лорд просто мимо проходил, но я сделала вид, что поверила — все равно бесполезно выспрашивать.
Обнаглев вконец, а может, просто от досады, что не получается вытянуть из эльфа ничего стоящего, поинтересовалась, как развиваются его отношения с леди Каролайн и могу ли я рассчитывать, что меня пригласят на свадьбу. Грайнвилль серьезно сказал, что отношения развиваются хорошо, а по поводу приглашения должен будет сначала посоветоваться с невестой, что и сделает, как только леди Каролайн ею официально станет. Ей-богу, даже не смешно!
О Грине за время затянувшегося, но оказавшегося практически бесполезным разговора я позабыла, а между тем доктор честно дожидался меня у ворот под начинавшим накрапывать дождиком. В компании леди Каролайн, естественно. Будучи оба телекинетиками, развлекались тем, что отгоняли от себя дождевые капли. Существуют куда более удобные универсальные плетения, позволяющий сплести энергетические потоки в купол-зонт, они несложные, требуют минимум знаний и затрат, — я лет в тринадцать по книжке такой сделала без посторонней помощи. Но эти двое, видно, решили порисоваться друг перед другом и наплели такого, что в глазах рябило: двойной, если не тройной контур, опора на воздух, концентрация на вертикально движущихся объектах, каждый из которых нужно зафиксировать в полете и отодвинуть на заданное расстояние, — и это только то, что я видела. С чем-то более тяжелым, чем капли, у них такое вряд ли прошло бы, но…
Я видела?!
В тот же миг, как я осознала это, все пропало. Все-все-все пропало, и вернулась пустота. Пустоту эту я тоже только что осознала, и от осознания чуть не расплакалась тут же.
— Что-то случилось, Бет?
— Нет, — вдохнула глубоко. — С чего вы взяли?
Если я и решусь рассказать ему, просто посоветоваться, как с доктором, то уж точно не при леди Каролайн, уже навострившей уши.
Грин недоверчиво всмотрелся в мое лицо, а свой странный щит, видимо, упустил или ослабил контроль, и воспользовавшаяся этим капля упала ему на нос. Прямо на его выразительный клюв, да.
И я улыбнулась.
Проблемой больше — проблемой меньше. Тем более и проблема-то не новая.
Зато дождь закончился, так толком и не начавшись, еще до того, как мы вернулись в лечебницу. Погодники же обещали, что ближайшие недели будет ясно, и «Крылатый» на днях поднимется в небо…
— Все же интересные у вас знакомые, — сказал Грин, остановившись в коридоре у своей двери.
— Интересные, — согласилась я со вздохом.
Говорящие с миром эльфы — отнюдь не жемчужина коллекции. Среди моих знакомых целый бог есть. Только толку от таких обширных связей никакого.
— Хотите кофе? — спросил доктор. Может, и без скрытой подоплеки, но мне в его вопросе явно послышалось сакраментальное «Хотите об этом поговорить?», а поскольку говорить я не хотела, то и от кофе пришлось отказаться.
Нужно было сначала все обдумать и прикинуть, что и кому можно рассказывать, а о чем лучше помолчать.
В итоге рассказать я решила только Оливеру и только об эльфах.
В ректорской приемной сидела на месте секретаря незнакомая мне женщина неопределенного возраста. Не определялся он в интервале от кокетливого «тридцать с хвостиком» до «столько не живут», в зависимости от того, хотела ли обладательница миниатюрной фигурки, длинного носика и тугих льняных буклей добавить себе годков для солидности с помощью огромного количества белил и румян или же напротив отчаянно молодилась таким образом.