Созидая на краю рая (СИ)

– Да, – красавица быстро кивает, будто забывая, что доктор не может её видеть, и поворачивается ко мне, открывая дубовую дверь:
– Проходите, мисс, вас ожидают.
Благодарно и изумлённо гляжу на неё, входя в помещение. Едва я захожу внутрь, дверь захлопывается, и снаружи раздаются щелчки дверного замка. Не понимаю всей сути происходящего, но, похоже, меня заперли.
– Присаживайтесь, – оборачиваюсь на мужской голос из дальней части комнаты, где за дубовым столом сидит тот самый доктор Дженкс.
Неторопливо, пытаясь скрыть за ней едкий страх, будораживший мою душу после закрытия дверей, подхожу к креслу из тёмной кожи, опускаясь на его мягкую поверхность.
– Меня зовут ДжейДженкс, мисс, а вы, я полагаю, Изабелла Мейсен?
– Да, – отвечаю на его странный вопрос, не понимая, что ему от меня нужно. Если честно, никогда не проходила проверку на подобные заболевания: некогда было. Но ведь всё когда-нибудь нужно попробовать, не правда ли?
В общем, моё незнание делу не помогает. Джей смотрит на меня, а я на него. Он чересчур взволнован: на лысеющей макушке уже образуется испарина.
– Меня прислал мистер Каллен, – решаясь нарушить тишину, вновь повторяю имя Эдварда.
– Я знаю, – доктор слишком много думает, да ещё и увлечён разглядыванием меня, и поэтому не может отвечать полными, распространёнными предложениями.
– Зачем закрывать дверь? – киваю на кусок дерева, стоящий в проёме между коридором и кабинетом.
– Чтобы нам не мешали, – неоднозначно отвечает доктор, силясь стряхнуть наваждение, качая головой. Ответ меня не устраивает, но желания его осмысливать и выпытывать подробности не возникает. Просто отвечаю немым кивком.
Ещё около минуты молчания, а затем, не выдержав, спрашиваю:
– Если мистер Каллен вам всё сообщил, значит, вы знаете, что нужно делать? – то ли вопрос, то ли утверждение. Говорю раздражённо, понимая, что теряю с этим человеком время, которое могла бы провести с сыном.
– Конечно! – он встаёт со своего места и садится на кресло рядом со мной. Выжидающе смотрю на его беспокойные, узкие глазницы. Пытаюсь ждать вежливо и терпеливо, но внутри всё так и переворачивается.
– У вас в семье были какие-либо инфекционные или наследственные заболевания? – набравшись решимости, спрашивает он, и, наконец, молчание прерывается.
– У моего реб… – я начинаю говорить, но тут же обрываю себя, вспоминая, что говорить об Энтони запрещено не только Каллену, но и всем, кто может ему что-либо рассказать. Доктор может сколько угодно клясться мне в конфиденциальности, но я прекрасно понимаю, что она измеряется так же, как и всё другое – в размере оплаты, гонорара.
– Ваш…? – доктор многозначительно смотрит на меня, изогнув бровь.
– Мой племянник. У него проблемы с сердцем. Более никаких болезней ни у кого из родственников, – опускаю взгляд, чтобы Джей не уловил скрываемой лжи. Поднимаю глаза только тогда, когда мужчина кивает, задавая очередной вопрос.
Наша «игра» в «викторину» длится около часа и напоминает чем-то пин-понг : его пас – вопрос, а мой пас – ответ. У меня они натянутые, а у него какие-то странные, взволнованные.
Вскоре, впрочем, игра заканчивается. Джей протягивает мне направление на анализы и какие-то осмотры, и я вынуждена, сухо поблагодарив его и улыбнувшись, снова бродить по центру в поисках нужных мне кабинетов.
Пока я занимаюсь поисками врачей, в голову приходят разные мысли относительно Каллена. Конечно, испуг администраторши и доктора Джея можно отнести к тому, что они дорожат Эдвардом как высокооплачиваемым клиентом, но этот вариант я сразу отбрасываю. Никакие деньги не заставят так лебезить перед незнакомкой, присланной им. Значит, здесь страх не перед этим. Перед другим. Теоретически, моё шестое чувство подсказывает, что Каллен опасен, что он может и уничтожить, и возродить. Мало ли что он может. Но практически, я не знаю о нём ничего, кроме имени и номера телефона. Ах да, ещё у меня его кредитка… Впрочем, сейчас её счёт полностью опустошён. Там нет более ни цента – всё ушло на оплату лечения здесь, в США, и там, в Германии…
Раздумываю над тем, чтобы попытаться хоть что-то разузнать про своего скрытного любовника, который спасает моего сына, но тут же одёргиваю себя. Вспоминаются его слова: «Кое-кто пытался, и сейчас он в гостиной». И снова перед моим взором, вместо полотняной стены медицинского центра, пустые серые глаза той женщины, с которой он был в баре.
Находя нужный кабинет, готовлюсь ко второму раунду «игры», и пытаюсь забыть о накативших мыслях, и о том, кто же он такой, этот Эдвард Каллен?
 _ _ _
– …те два сборника сказок Братьев Гримм, – обращаюсь к продавцу в детском магазине, слыша трель своего телефона и роясь в сумке. Женщина кивает, скрываясь за прилавком, а я, достав прибор, подношу его к уху:
– Алло?
– Отвечать нужно после первого гудка, Белла, – смеётся на том конце баритон Каллена, и мурашки пробегают по моему телу. – Запомни это!
– Хорошо, – растерянно отвечаю, расплачиваясь с продавцом, и забирая пакет с книжками для Тони.
– Потрясающе, Белла, ты полностью здорова, – хмыкаю себе под нос, размышляя над тем, сколько денег он отстегнул Дженксу за такое скорое раскрытие результатов моего обследования – я вышла из центра всего полчаса назад.
В который раз благодарю свою счастливую звезду за то, что не наговорила доктору ничего про сына. Эдвард бы узнал, и могло случится непоправимое.
– Сегодня в девять, – шепчет он, и я вслушиваюсь в его слова, пытаясь разобрать их. – Ривер-стрит 98.
С этими словами телефон отключается, и лишь назойливое пиканье гудков слышно в нём. Чертыхаюсь и, хватая вещи, буквально бегу к такси. У меня всего три часа, чтобы побыть с Тони. Вот чёрт!
Машина быстро довозит меня по нужному адресу, и, не теряя более времени, я вхожу в клинику. Поднимаюсь на лифте, бегу по коридору и останавливаюсь перед белой дверью. Вздыхаю, предугадывая слёзы Энтони, когда буду вынуждена уйти, и собираюсь толкнуть от себя дверную ручку, но голос доктора Маслоу останавливает меня.
– Мисс Мейсен, мы можем поговорить?
Резко разворачиваюсь и киваю. Откуда он взялся? Почему так внезапно?
Сажусь на те самые металлические стулья, на которых прошёл наш прошлый разговор. Моя радость испаряется, когда я смотрю в серые глаза Джеймса, наполненные холодом и сталью. Ни капли сочувствия, только холод… острый и колючий, как у Каллена.
– Что-то случилось? – решаюсь задать свой вопрос, ощущая, как сгорают миллионы нервных клеток в моём теле. Я не могу так жить, не могу вечно думать, что мой ребёнок на грани смерти. Быстрее бы уже операция, а то я не выдержу… не доживу…
– Случилось, Белла, – он опускает глаза, вынимая из папки, которую всё время носит в руках, прозрачный файл с находящимися внутри бумажками. Он протягивает их мне, и я, непонимающе принимая файл, разглядываю их. Внутри взгляд улавливает кардиограмму сердца. Почему-то ощущаю страх, глядя на запечатлённое хаотичное движение ритма.
За тот год, что я и Тони боремся с его пороком, я уже научилась определять, что к чему относится, но сейчас всё будто впервые. Я не понимаю, что здесь изображено, не могу объяснить. С таким я ещё не встречалась.
– Что это? – поднимаю испуганные глаза на доктора Маслоу, и тот поджимает губы, проговаривая следующее:
– Острая сердечная недостаточность…
– Что это значит? – цепляюсь руками в металлическую поверхность стульев, чувствуя, как страх ледяными оковами охватывает моё собственное сердце. Если бы была возможность, я бы отдала его Энтони. Даже не задумываясь.…Но я не могу. Я вынуждена сгорать здесь от ужаса, ожидая пока всё это прекратится. То счастье, коим я светилась с утра, сейчас казалось ужасно далёким. Мне страшно, очень страшно. Я не знаю, что будет через секунду, лишь умоляюще смотрю в глаза Джеймса, ожидая объяснения. Может быть, всё не так плохо? Господи, да помоги же ты мне! Спаси моего сына!
– Сердечная недостаточность – комплекс расстройств, обусловленный, главным образом, понижением сократительной способностью сердечной мышцы, – изрекает доктор Маслоу, отводя от меня взгляд и все ещё поджимая губы. – Возникает при переутомлении сердца, но в вашем случае из-за нарушения кровоснабжения.