Парадокс чести (ЛП)

— Калдан всё напирает. Он хочет быть в вас уверенным.
— И это тоже, я в курсе. Почему ещё, как ты думаешь, он потребовал, чтобы ты возобновила свои занятия с Медведем?
Она шагнула вперёд, почти вступив в свет свечи.
— Ран, вы не должны сдаваться, — настойчиво сказала она — Это Парадокс Чести, прямой и грубый, а вы честь Тентира.
Это его позабавило, или могло позабавить, не будь он так измучен, а его лицо не болело бы так сильно.
— Дитя, и что же ты скажешь дальше?
— Только это: мой первый Сенетари пал жертвой этого парадокса, и чтобы доказать, что я вполне серьёзна, я скажу вам, кем он был: самим Тирандисом.
Комната, казалось, сдвинулась. Он остро ощутил присутствие всех батальных карт, нарисованных на её стенах, от Водопадов до Падения, три с лишним тысячелетия тому назад. Так много побед, так много ещё более трагических поражений. Казалось, как будто всё легендарное прошлое восстало пред ним в образе одной стройной девушки. Рандоны долго размышляли над тем, кто же первым учил её Сенетару, и вот появился ответ, казалось, просто невозможный.
— Дитя, Тирандис из поколения Мастера, а это было очень и очень давно.
— Он так же был тёмным перевратом, который слишком поздно понял, что напрасно вручил свою честь своему лорду. Под сводами теней время течет иначе. Вы и сами встречались с ним у Водопадов, когда он изображал из себя Принца Одалина из Каркинарота.
Шет припомнил принца — бедного, обречённого дурака, который во всём хотел подражать Кенцирату и который поплатился за это жизнью, или же они всё это время имели дело с одним из избранных Мастера, изобретателем самой Сенеты?
— Неужто подобные легенды всё ещё разгуливают под солнцем?
— Вам лучше знать, ведь вы одна из них. Я не хочу потерять ещё одного учителя из-за этого проклятого Парадокса.
Она задержала дыхание. Ложь певцов и факты летописцев, перед ним, казалось, развернулась вся долгая, мучительная история Кенцирата. Неужели он и в самом деле пошёл по тому же пути? Да, он был амбициозен, но это уж чересчур. Каждый делает то, что в его силах, где бы он ни находился. Для него, здесь и сейчас была Комната Карт Тентира и стоявшая напротив тень, которая воплощала в себе всё то, за что и против чего он когда-либо сражался.
— И ты, Норф, говоришь такое Каинрону?
— Не Каинрону, — пришёл этот голос из тьмы его собственной души. — Коменданту Тентира.
Он бессознательно прикоснулся к своему шарфу. — Тогда Комендант тебя услышал.
Он шагнул вперёд, чтобы втянуть её в круг свечного света и она превратилась в стройную девушку, чьи серебряно-серые глаза казались слишком большими для её тонкого лица. Он коснулся её щеки со шрамом.
— О, ты из тех Норфов, что даже врагов своих вынуждают любить себя. А теперь, ступай в постель, дитя. Завтра будет новый год.
Она отступила назад, отдавая салют. — Как прикажете, Сенетари. — И ушла.
V
Однако, прежде чем уединиться на ночь, Джейм решила в последний раз проверить ящик вирмы. Жур припал перед ним к полу, весь дрожа, хвост подёргивается, как у кошки, ждущей, когда её добыча покинет укрытие. Сам ящик постукивал по полу в нервном приплясывании.
Джейм открыла его.
Куколка раскачивалась взад и вперёд в своей цветастой постели. Её скорлупу испещрили трещины, а затем её осколки рассыпались в стороны, освобождая нечто непонятное, закрытое тёмной, влажной мембраной.
Со стороны двери раздался невнятный звук. Там, с раскрытым ртом, стояла Рута, а за ней теснились кадеты, сбежавшиеся поглазеть.
— Леди, осторожнее!
— Не приближайтесь, — сказала Джейм, всё ещё неуверенная, с чем именно она имеет дело.
Возня в ящике утихла, как будто создание окончательно выдохлось. Джейм осторожно подцепила мембрану когтями, там, где она казалась наиболее тонкой. Под её прикосновением плёнка разделилась на две части. Под ней лежало нечто вроде ребёнка, свернувшегося в положении плода и засунувшего большой палец себе в рот. Тем не менее, его тело было едва ли больше осязаемой тени, и таким же лёгким, когда Джейм его подняла. Она увидела, что у него не одна пара рук, а целых три, средняя — рудиментарная, с ладонями, прижатыми к животу, а нижняя — почти, но не полностью, ноги.
Мембрана двойным набором складок свисала с его плеч, шурша и расправляясь, по мере того, как по её венам начинал распространяться золотистый свет. От чёрного к полночно-синему, а затем к лазурно-голубому, вуаль светлела подобно восходу, превращаясь в пару ярко сияющих крыльев.
Джейм старалась держать их как можно дальше от себя, чтобы не повредить. А вот принюхивающийся Жур, похоже, был вовсе не прочь проверить их на прочность, пока её резкий окрик не заставил его отдёрнуть лапу.
Крылья мазнули по полу и развернулись в полную длину, где-то с человеческую руку каждое. Они уже подсыхали. Призрачное дитя вздохнуло, вынуло изо рта палец и открыло глаза. Они тоже оказались золотистыми.
В голове Джейм зашевелились воспоминания.
Золотоглазые тени склонились пред ней в Тёмном Пороге, у постели Мастера. Их длинные пальцы, похожие на тени в складках покрывала, настойчиво тыкали в неё. За исключением глаз, их тела казались не более материальными, чем их тени.
— Кто вы такие?
Забыла нас так скоро? Позор, позор, позор! Наш лорд послал за нами, призвал нас из нашего сумрачного мира в свои сумрачные залы, вверх и вверх из глубин Дома. Велел, «Научите это дитя Великому Танцу, как научили другую». Одно имя у них на двоих. И мы обучили тебя, новая Плетущая Мечты. Годы минули с тех пор, чтобы всё закончилось [73] этой ночью. А теперь вставай, вставай, вставай. или нам отправиться в постель вместе с тобой?
Нет!
При этом воспоминании Джейм содрогнулась, но мигающее на неё создание, которое она держала в руках, было невинным.
— Я думаю, я знаю твоих старших, — сказала она призрачному ребёнку. — Быть может, ты тоже достигнешь этой последний метаморфозы и научишь остальных как танцевать, но не так, как это почти случилось со мной. Прощай, непадшая тёмная; Красотка, прощай.
Создание улыбнулось ей в ответ, взмахнуло крыльями и поднялось у неё из рук. Остальные метнулись в комнату, когда оно выпорхнуло в окно и стало подниматься вверх, на фоне горбатой, почти полной луны. Они наблюдали за ним, пока оно не повернуло на север и почти сразу не скрылось из виду.
— И в самом деле легенды, — сказала Джейм, поворачиваясь к своим кадетам. — Желаю вам всем счастливого нового года.
  
Глава IX
 
Эха Котифира
 
20-21-й день весны
I
Вся в пятнышках подсыхающей крови, кадет скаут Коман, задыхаясь, вскарабкалась на гребень холма, пробираясь меж безлистных деревьев.
— Их штаб у Котла Тёмного Порога, — доложила она. — Они нас заметили. Харла забросали яйцами.
— Первый потерянный кадет и он обязательно оказался моим, — сказал главный десятник Команов Клэри. — Тем не менее, это ценная информация. Мы можем пойти на штурм, пока у нас ещё полные мешки.
Джейм только вздохнула, выпустив облачко пара, которое повисло в морозном воздухе. Над головой по яркому небу неслись облака, а случайные снежинки дрейфовали к земле. Всё ещё неустойчивая весенняя погода повернулась на зиму.
Коман раздражающе настойчиво жаждал сломя голову нестись вперёд. Возможно, его нервировала неизвестность или, быть может, он хотел, чтобы его половина команды выглядела лучше, чем её, что было просто глупым. Ну почему из всех домов, с которыми можно было объединиться на этот редкий и долгожданный двойной урок, нельзя было выбрать Бренданов или их естественных союзников, Даниоров? А вместо этого, и те, и другие стали командой её противников.
И кроме того, разве она не заметила, как Клэри общался перед уроком с Досадой? Досада был привычно развесёлым. Клэри выглядел стеснённым. Все знали, что лорд Коман так до сих пор и не определился, кого же ему поддерживать, Норфа или же Каинрона, который, в конце концов, приходился ему родичем. Затруднение для него и несправедливость для его кадетов, которые не могли решить, кому же хранить верность.