Гоблины в России (СИ)
Время идет, ноги, пусть и нетвердо, но шагают, подметая небритыми пятками мостовую, так что, отвлекшись от размышлений, старший дознатец обнаружил себя стоящим на пороги временной резиденции Магарха. Почувствовав себя снова дворецким, он предусмотрительно бросил в рот горошину "Антиполицая" и вошел в дом.
В бунгало стояла тишина. Такая тишина стоит на боле боя, после окончания кровопролитного сражения, такая тишина наполняет трюм ограбленного пиратами торгового судна, словом, нехорошая это была тишина.
Когда Василий сделал несколько шагов по устланному циновками коридору, из спальни Великого Орка послышались некие звуки - всхлипы или стоны, перемежающиеся болезненным бурчанием. Всхлипывала и стонала жена Великого Орка, Изумрудная Оркиня, Ее Плодородие и Вечная Женственность, в общем, как ее только не величали. Бурчание и хрипы, несомненно исходили от самого Великого, уж его-то бурчание хоббит узнал бы из тысяч других, опыт, все-таки. Поначалу, хоббит подумал, что супруги, наконец, помирились и слышимые им звуки сопровождают заключительную фазу примирения, однако, в стонах и всхлипах не было ничего эротического, а бурчание и хрипы никак не походили на яростные вопли вожделения и страсти. Уж в этом-то, бывший дворецкий, а ныне старший дознатец Василий был докой.
Осторожно ступая босыми ногами по шуршащим циновкам, дознатец подошел к двери спальни, и заглянул в замочную скважину.
Видели ли вы картину кисти великого художника, да-да, ту самую, на которой изображена сцена родственного убийства, а точнее, послеубийства, когда не верящий в реальность своего поступка отец прижимает окровавленную голову сына к своей безумной груди? Если видели, то вы поймете, почему хоббит сначала отпрянул от двери, а потом, движимый состраданием и преданностью, решил все-таки войти в спальню. Теперь завершающая сцена семейного конфликта предстала перед ним во всем своем ужасающем величии.
- Ну, вот, - промелькнуло в голове преданного дворецкого, - вот и не нужно ничего искать, вот все и кончилось... Вот и конец Междуземью.
На ковре, бессильно раскинув уже не зеленые, а буро-оливковые лапы, лежал поверженный Великий Орк, причитающая Оркиня покоила его украшенную громадной шишкой голову, на коленях, а немного поодаль валялся драконий корень, очевидно, и послуживший орудием преступления. Ее Изумрудное Величество, не переставая ахать и охать, прикладывала к шишке Большую Королевскую Печать, отчего на державном лбу в нескольких местах образовались круглые оттиски с неразборчивыми буквами и профилем то-ли деда, то-ли прадеда пострадавшего.
Обернувшись на скрип открываемой двери, Оркиня махнула изящной лапой с наманикюренными когтями и деловито приказала:
- Васька, прикажи очуху принести, да выкинь куда-нибудь эту гадость. Слышишь, живо! - После чего продолжила стенания, попеременно прижимая к шишке то холодную бронзу печати, то собственные пылающие губы. Дворецкий с облегчением отметил, что Великий Орк жив, только ушиблен слегка, и расслабился.
- Слушаюсь, Ваша Гневность, сей минут! - вслух сказал Василий, ухватил злополучный корень за конец и поволок за собой, на ходу выкрикивая:
- Вы что, оглохли! Очуху для Великого Орка, да заодно и свинцовой примочки! Совсем без меня распустились, дармоеды!
В недрах бунгало зашлепали босые ноги, захлопали двери, послышались испуганные голоса прислуги, почувствовавшей спинным мозгом возвращение начальства, отчего бестолковые метания горничных и стряпух и прочей челяди обрели некую осмысленность и цель.
С удовольствием констатировав, что ипостась верного слуги выполнила свое предназначение, Василий пыхтя доволок тяжеленный корень до тротуара и попытался остановить какой-нибудь транспорт.
На беду подходящего транспорта не наблюдалось, более того, размахивание руками и выразительная мимика хоббита производили противоположный эффект, а именно, немногие оказавшиеся поблизости транспортные средства шарахались от дознатца, словно вороны от внезапно ожившего пугала. Пришлось сменить тактику и уже через минуту, привлеченный мельканием зеленой бумажки, зажатой в кулаке голосующего рядом остановился чернокожий рикша. Судя по незатейливой татуировке вокруг пупка и скромно украшенному мелким бисером хулиму на чреслах, рикша принадлежал к племени Черных Карачунов. Юноша не прошел еще обряда посвящения и, работая рикшей, проходил испытание на мужественность в джунглях современной цивилизации. Впрочем, это мог быть и турист, в пух и прах, проигравшийся в каком-нибудь казино и таким образом зарабатывающий деньги на обратный билет.
- Мне нужна ваша машина! - выкрикнул дознатец первую пришедшую в голову фразу, и взмахнул купюрой, словно полицейским жетоном.
- Да забирай, ради Бога! - радостно откликнулся Карачун, выхватывая бумажку у хоббита, ловко выпутываясь из упряжи и накидывая ремни на дознатца. - До смерти надоело таскать за собой эту телегу да еще со всякими жирными уродами!
Молодой Карачун, а, скорее всего, все-таки турист, в мгновение ока исчез в зарослях араукарий. - Наверное, побежал отыгрываться, - подумал хоббит, прилаживая замысловатую упряжь.
Те, кого Карачун обозвал "жирными уродами", увидев такую смену караула, торопливо вылезли из коляски и подняли верх руки. Наверное, они решили, что их хотят похитить.
- Брысь! - Приказал дознатец, и уроды послушно развернувшись, потрусили в сторону пляжа. При этом они поминутно оглядывались, видимо, хотели позвать на помощь, да только не решались.
Драконий корень хоббит поставил торчком на сиденье коляски и, на всякий случай, чтобы не очень смущать прохожих, накинул на него свою рубаху.
- Ну, иду на рекорд, - сам себе сказал дознатец и бодро зарысил по набережной, высматривая поворот к Драконьей свалке.
Надо сказать, что Драконий корень даже будучи выставлен на продажу, в поверженном, так сказать, состоянии, внушал уважение, а сейчас, стоя торчком в коляске, увлекаемой неким заполошным мохноногим субъектом, обряженный в пеструю гавайскую рубаху, он и вовсе казался молодцом-красавцем. Неудивительно, что упряжку провожали восхищенные взгляды гуляющих по набережной туристок, иногда даже бросавших в воздух, за неимением чепчиков, другие, не менее выразительные детали туалета.
Наконец, упряжка свернула с набережной и, сопровождаемая ахами и охами, пропала в узких улочках жилых кварталов, чтобы вновь вынырнуть уже вблизи Драконьей свалки.
Уже на подступах к Драконьей свалке, порядком запыхавшийся Старший дознатец услышал многоголосый гомон, резкие, отрывистые фразы команд и надсадный пульсирующий тонкий вой. Хоббит наддал, не останавливаясь, проскочил хлипкие воротца, отделяющие свалку от остального мира, и галопом устремился на шум.
Протолкавшись через толпу зевак, состоящую по большей части из обитателей свалки, выползших по такому случаю из своих нор, хоббит увидел готовящегося к очередной попытке взлететь дракона с краснозвездным хвостом. Рядом стояли Дробила с Ватерпасом. Ватерпас зычно командовал:
- Контакт!
- Есть контакт, - тоненько пискнул дракон.
- От винта!
- Есть от винта! - браво отозвался Дробила, и, размахивая молотком побежал разгонять толпу.
- Па-ашел, родимый! - заорал Ватерпас. После этой команды, бывший Экскаватор, издал высокий жалобный вой и неуклюже начал разбег, неловко взмахивая крыльями и бестолково мотая краснозвездным протезом.
В толпе, между тем, уже вовсю сновали шустрые букмекеры, предлагая делать ставки на предмет "взлетит - не взлетит". Судя по ставкам, большинство зевак склонялось к последнему.
- Нет, куда там "Экскаватору" взлететь. Да нипочем он не влетит! - говорил один грязный субъект неопределенной разновидности другому, - Так что, плакали твои денежки, приятель!
И в самом деле, дракон неожиданно прекратил разбег, затормозил, оставляя длинные борозды в мусоре, и понуро побрел назад, к месту старта.