Нити Данталли (СИ)
Наталия Московских
Хроники Арреды
Нити Данталли
Нити Данталли
Несчастным жертвам спойлеров.
(Вы знаете, кто вы)
Глава 1. Кукольник
Прит, Гинтара
Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.
Дыхание сбивалось от долгого бега и вырывалось из груди с простуженным свистом, неудобные ботинки успели стереть ноги в кровь, но Пѐтер продолжал бежать через лес, не останавливаясь, словно за ним гналась стая волков. Изредка смахивая со лба налипавшие листья, сбитые с деревьев стеной проливного осеннего дождя, мужчина с каждой минутой старался бежать все быстрее, попутно проклиная старую повитуху Эленор, лачуга которой располагалась в такой глуши.
Ветхий деревянный домик, который от дождя густые кроны деревьев укрывали лучше, чем его соломенная крыша, наконец, замаячил вдали, и Петер возблагодарил богиню удачи Тарт: в окне Эленор горел тусклый свет — похоже, старуха была дома.
Припустившись, что было сил, мужчина за несколько мгновений преодолел расстояние, отделявшее его от лачуги, и оказался на крыльце. Пот вперемешку с дождевой водой ручьями струился по лицу и стекал за ворот рубахи, сердце бешено колотилось о ребра в такт быстрому судорожному дыханию.
Чуть переведя дух, Петер постучал в ветхую деревянную дверь, но стук заглушил обрушившийся с неба громовой раскат, заставив мужчину вздрогнуть.
«Видно, люди чем-то сильно прогневали Са̀лласа, раз буря сегодня так свирепствует», — подумал Петер, давая себе лишнее время на передышку.
Спустя несколько мгновений мужчина постучал снова, но и на этот раз к двери никто не подошел, и Петер нерешительно потянул за ручку, уповая на удачу.
«Повитуха должна быть дома, у нее ведь горит свет…. Впрочем, в ее возрасте, пожалуй, можно перед уходом и позабыть о такой мелочи, как зажженный светильник. О, боги, где же я буду искать Эленор в такую бурю, если ей взбрело в голову выйти на улицу?»
Однако Тарт была благосклонна: дверь поддалась и со скрипом отворилась, впуская промокшего насквозь Петера в сухую, теплую, пахнущую травами прихожую.
Наспех взъерошив пятерней мокрые волосы, словно это разом могло привести внешний вид в порядок, мужчина без стука вошел в комнату, что располагалась за тяжелой дубовой дверью — единственным более-менее крепким элементом этой ветхой лачуги. Говорить непрошеный гость начал прямо с порога, не дожидаясь вопросов или приветствий и даже не потрудившись найти глазами хозяйку дома.
— Эленор! Простите за поздний визит. Моя сестра вот-вот разродится! На две недели раньше намеченного срока…
Подняв взгляд с собственных промокших ботинок, Петер осекся на полуслове, завидев, наконец, свою предполагаемую собеседницу, и эта женщина лишь отдаленно напомнила ему деловитую подвижную Эленор. Сейчас Петер видел перед собой иссохшую сморщенную старуху, лежащую на кровати под двумя шерстяными одеялами. Она глядела на непрошеного гостя уставшими серыми глазами, в коих не читалось ничего, кроме отрешенной слабости, за пеленой которой угадывалось чувство вины. Женщина словно извинялась перед пришельцем за то, что слегла так не вовремя.
Как оказалось, старуха была в доме не одна — подле нее сидел человек, черты лица которого были скрыты полумраком комнаты — тусклый свет масляной лампы, горевшей на столе у окна, словно бы не дотягивался до него.
Петер распахнул глаза в ужасе: ему показалось, что над кроватью Эленор склоняется сам Жнец Душ, слуга Рорх, готовый забрать умирающую женщину на Суд Богов. Такое впечатление сохранялось ровно до того момента, пока рука с тонкими пальцами не вынырнула из полумрака и не положила старухе на лоб мокрую тряпицу.
Даже если предположить, что Жнец Душ может быть столь заботливым до своих подопечных, вряд ли он специально для старой Эленор Крейт вместо скелета в мантии стал бы походить на человека, а ведь вынырнувшая из темноты рука была человеческой. Огрубевшей, но сохранившей изящные тонкие черты, какие приобретают со временем, скажем, руки музыканта.
Незнакомец в плаще вывел Петера из оцепенения, заговорив с ним чуть приглушенным, хотя явно звонким от природы голосом. Складывалось впечатление, что мужчина нарочно старается говорить тише, дабы не побеспокоить больную.
— Эленор захворала, господин Адо̀ни. Сожалею, но вам следует найти сестре другую повитуху.
Лишь теперь человек поднялся со стула, что стоял подле кровати женщины и выступил из темноты, после чего Петер узнал его. Надо признать, меньше всего в доме повивальной бабки можно было ожидать увидеть местного кукольника. Его вообще редко можно было увидеть в любом другом доме, кроме его собственного. Он был нелюдим, в деревне слыл почти отшельником, хотя это нисколько не убавляло количества желающих приобрести кукол его работы, чтобы порадовать к праздникам своих чад.
Местный отшельник был высок ростом и довольно худ, но при этом назвать его хилым не поворачивался язык: как говаривали в деревне, он поддерживал форму едва ли не ежедневными упражнениями в фехтовании. Где и как кукольник обучился фехтовать, доподлинно было неизвестно. Ходили слухи, что он — ветеран Войны Королевств и что именно война сделала его столь мрачным и угрюмым. Спросить его об этом лично никто не решался: слишком боялись его возможных родственных связей с казненным в последний год войны опасным преступником, а связи эти, судя по имени притского кукольника, были весьма вероятны, посему селяне предпочитали не ворошить эту историю и довольствовались собственными домыслами. Сам же кукольник все слухи, витавшие вокруг его персоны, не подтверждал, но и не опровергал, так как не имел склонности вступать с кем-либо в любые разговоры, кроме деловых.
Петер тоже с радостью избегал разговоров, да и встреч с кукольником — было нечто отторгающее в его внешности… во взгляде. Нечто почти пугающее, хотя и неуловимое. Серо-голубые глаза смотрели на большинство людей подчеркнуто равнодушно, однако взгляд этот отчего-то пронизывал до самых костей, одновременно обнажая и игнорируя самые потаенные стороны человеческой души.
Петер не знал, только ли взгляд кукольника вызывал столь активную неприязнь, но приходил к выводу, что так оно и было, ведь в остальном этот угрюмый отшельник обладал вполне заурядной внешностью: тонкое лицо, чуть приподнятые густые брови, широко посаженные с едва заметно опущенными уголками глаза, небольшой с угловатым кончиком нос, довольно полные губы и низкий квадратный, сильно выступающий, но не широкий подбородок. К стрижке кукольных дел мастер, по-видимому, относился весьма небрежно: его темно-русые волосы, казалось, все были разной длины, самые длинные едва доходили до середины шеи.
Петер понял, что неприлично долго разглядывает гостя Эленор, и потряс головой, собираясь с мыслями.
— Г-господин Ормо̀нт? — изумленно спросил он, все еще покачивая головой. — Вы?.. Но как же мне…
Мысли словно унес бог-проказник Крипп. Неимоверным усилием воли, чувствуя все больший неуют под взглядом кукольника, Петер заставил себя вспомнить о цели своего визита, о которой, как он ошибочно полагал, забыть было не так-то просто.
— Моя сестра, — нахмурившись, более твердо заговорил Петер. — Она рожает. С ней сейчас ее муж, он послал меня за Эленор, другой повитухи в деревне нет.
Взгляд кукольника сделался холодным и колким. Петер раскраснелся, почувствовав себя глупо: неужто он решил, будто бы его речь могла резко заставить повивальную бабку, что так не вовремя слегла и, похоже, готовится к встрече со Жнецом Душ, набраться сил и последовать за ним к роженице?
— Тогда вам следует поспешить в соседнюю деревню, господин Адони. Эленор не сможет…
Старуха, до этого лежавшая молча, вдруг протянула к кукольнику руку и обратилась к нему почти с материнской нежностью:
