Мой личный пейзаж страха (СИ)
Сказать, что настроение последние дни было не очень – ничего не сказать. Давили пейзажи страха, давили воспоминания о лесном уик-энде, и просто не давала дышать пустая кровать Кэти рядом со мной, на которой так и остались лежать разбросанные вещи, создавая иллюзию, что хозяйка вышла всего на минуту.
По этим причинам я и оказалась в десять вечера в баре одна, с твердым намерением хоть немного расслабиться – слабоалкогольные напитки и местная разухабистая атмосфера мне в помощь. В этом пространстве, заполненном сигаретным дымом, грохочущей музыкой и веселящейся толпой немного легче забыться, нежели в стенах общежития, где подавленные и мрачные парни и девчонки старательно избегают друг друга, замкнувшись в себе. Некоторые, еще, как я, серыми тенями разбредаются по многочисленным этажам фракции, ища чем же себя отвлечь.
Мое одиночество нарушает Бесстрашный, бесцеремонно устроившийся рядом за барной стойкой. Простое круглое лицо, открытое и бесхитростное, милая улыбка, которой парень всеми способами привлекает мое внимание. Причем, лицо знакомое – я его уже видела несколько раз у общежития. Хотя, ничего удивительного, не в разных городах живем.
- Привет, я Алан, – парень бесхитростно протягивает мне ладонь для пожатия. После секундной паузы неохотно жму ему руку.
- Карми.
Мое первое и последнее знакомство в баре закончилось избиением на ринге, как я помню. Поосторожнее надо быть с новыми знакомствами, говорит мне здравый смысл. Парень с виду такой безобидный и простой, чего тебе боятся, возражает уже третий за сегодня коктейль. Вот и пойми кому верить.
- Ты как? Говорят, была на той поляне? – в голосе парня неподдельное любопытство, а глаза смотрят с немым восхищением.
- Была, – отвечаю односложно, всем своим видом давая понять, что не расположена к данной теме. Да и пришла я сюда как раз для того, чтобы забыть поляну и все, что с ней связано. – Меня уже в лицо узнают?
Алан весело пожимает плечами:
- Вы, новенькие, всегда на виду. Сам таким был два года назад. А уж вернувшиеся с такой войны…
- Герои прям, правда? – горько усмехаюсь ему.
Мой грустный вид не понравился новому знакомому, поэтому, задорно подмигнув, он заказывает бармену еще коктейль. А далее память с упорством генератора случайных чисел выдает мне какие-то несвязанные друг с другом моменты этого вечера. С непривычки (в Дружелюбии пить алкоголь разрешено только людям, прошедшим инициацию) даже такая небольшая доза действует на меня слишком сильно. И вот я уже танцую в тесной толпе Бесстрашных под оглушающую басами музыку и, срывая голос, подпеваю популярной здесь рок-группе. Что же, все-таки, в этих коктейлях намешано?
Еще один бокал разноцветной многослойной жидкости с трубочкой и бумажным зонтиком, и я с пьяной сентиментальностью рассказываю Алану о том, что меня все бросили. Все до единого, представляешь? Родители ушли давно, Кэти потерялась, Дин в больничке на перевязке, Зак вовсю увивается за Лиз. Уж, казалось бы, кто-то, а Эрик с больным на всю башку Катоном – и те слились куда-то. На этом моменте сентиментальность переходит в безудержный смех – надо же, по придуркам соскучилась. Давно тебя, видно, никто не бил. Алан настолько внимательно меня слушает, поддакивая в нужных местах, что так и тянет излить всю душу этому внимательному пареньку с почему-то грустными глазами.
Следующее воспоминание – я на той самой сцене, на которой танцевала с Дэниэлом. Со слезами, закипающими в уголках глаз, и бьющимся от переполняющего горя сердцем пою в микрофон песню о несправедливом мире, устроенном исключительно и только для мужчин. На каждом припеве старательно, с надрывом и огромным удовольствием посылаю всех к чертовой матери (Прим. – Карми поет что-то типа песни Mylène Farmer «Fuck Them All»). А что вы думали, мы в Дружелюбии и поем, и танцуем, и на разных инструментах играем. Талантища, блин!!! Бурные аплодисменты и радостное признание всем баром невероятно радуют искаженное алкоголем сознание, и следующие песни мы поем уже с Аланом парой, старательно выводя развеселые мотивы, путаясь в словах и смеясь над собой. Хороший парень, добрый и компанейский, только слишком досаждающий своим неумеренным любопытством, от которых я отмахивалась с пьяным пренебрежением. Все-то ему расскажи – где поляна, куда ехали и где жили эти два дня. Это сейчас, конечно, здесь самая горячая тема, но можно я просто забуду все и повеселюсь?
Последнее воспоминание того вечера – Алан бережно под руку ведет меня, спотыкающуюся на каждом шагу, к общежитию. И, вроде бы, мы даже неуклюже целовались. Блиииин, только не это. Укрывшись одеялом с головой, я перед сном старательно отгоняла от себя кружащие перед глазами «вертолеты» и пыталась поймать за хвост какую-то все время ускользающую и до конца не оформившуюся мысль – что же меня в тот вечер насторожило? Что было не так?
Сегодня утром пейзажа страха нет – нам, после пяти дней ужаса, дают день передышки, полностью заполняя его физическими упражнениями и стрельбой.
На общем построении я, после прохладного душа, выгляжу уже лучше, хотя даже невооруженным глазом видно мое плачевное состояние. Фор, изредка поглядывая на меня, хмурится, но молчит.
Но мне опять резко дурнеет, когда в зал вальяжно заходит Эрик. Ну почему он вернулся именно сегодня? Почему именно тогда, когда мне так плохо? Накликала вчера. Эрик традиционно медленно идет вдоль старающейся не дышать шеренги, внимательно вглядываясь в лицо каждого. Мое лицо ему не понравилось, поэтому он остановился и, оглядев меня, стоящую по стойке смирно и упрямо смотрящую вперед, с ног до головы, язвительно заметил:
- Ни разу не видел нажравшихся до инициации Дружелюбных. Это что-то новенькое.
Он так и стоит напротив, сверля меня своим пронизывающим насквозь взглядом, видимо, в ожидании ответа. Сглатываю комок в горле и отвечаю, старательно подстраиваясь под язвительный тон командира:
- Фракция превыше крови.
Растянув губы в характерной усмешке, обещающей нам семь кругов ада, протягивает:
- Что ж, тем интереснее будет тренировка. Тридцать отжиманий, начали!
Начинается стандартная разминка с уже привычными нагрузками. Даже в моем сегодняшнем нестабильном состоянии тренированное за месяц тело не подводит – я практически не отстаю от других. Но время идет, а Лидер, сидя на бетонных блоках, с упорством маньяка придумывает все новые и новые задания, под конец веля обессиленной группе бежать сорок огромных кругов на максимальной скорости.
К тридцатому кругу я бегу, схватившись за бок. К тридцать четвертому клятвенно себе обещаю, что ноги моей больше в баре не будет и я навеки забуду лицо щедрого бармена. Это же просто невозможно! Слишком высока плата за пару часов веселья. На тридцать седьмом спотыкаюсь и стону, а на тридцать восьмом падаю на колени и остаюсь сидеть, пытаясь унять режущую бок боль и привести окончательно сбитое дыхание в порядок. Грудь ходит ходуном, ноги ватные, сил нет даже поднять голову при звуке приближающихся шагов. Черные берцы, мощные накачанные ноги в джинсах, знакомый кожаный ремень на талии с изображением оскаленной пасти волка, а выше… Эрик. Мне уже безразлично, пристрели меня, больше не могу.
Над головой звучит довольный голос:
- Сдаешься?
Слишком уж довольный, явно задумавший очередную гадость. В горле от сбитого дыхания как наждачкой натерли, ответить не могу. А Эрик, немного наклонившись, ласково шепчет:
- Я даже уже придумал наказание. Возможно, тебе даже снова понравится.
Ну уж нет, не дождешься. Со стоном встаю, хотя, по ощущениям, я должна свалиться в любой момент, и, сжав зубы и шатаясь, по началу мелкими шагами, потом все больше ускоряясь, начинаю бежать. Я не дам тебе поводов придраться и снова принудить к сексу. Хотя, как будто тебе нужны поводы. Но с алкоголем я решила твердо – больше ни капли.
POV Эрик
Меня не было всего несколько дней, а чертова ведьма успела нажраться до потери сознания, снюхаться с каким-то сопляком из второй канцелярии и лиричным сопрано послать всю фракцию на хуй. Аж гордость берет.