Проклятие Неферет (ЛП)

―Эмили! Милая моя! Что такое?
Я повернулась к нему лицом, будучи уверенной, что моё движение заставило ослабленный халат открыться, чтобы разоблачить прозрачную сорочку под ним.
―Артур, ты такой хороший и такой добрый, я не знаю, как сделать, чтобы ты понял.
―Просто скажи мне! Ты же знаешь, мы были друзьями, прежде чем стать друг для друга кем-то больше.
Я отбросила волосы назад и вытерла щёки, всё это время наблюдая, как его целомудренный мигающий взгляд избегал смотреть на изгибы моего тела.
― Я понимаю, что твои родители знают, что лучше, и я тоже хочу сделать всё правильно. Я просто так боюсь. И, Артур, я должна признаться тебе в ещё одном секрете.
―Ты можешь признаться мне в чём угодно!
― Каждый момент, что я провожу вдали от тебя, является агонией для меня. Мне рано и неприлично признаваться в этом, но это правда.
― Иди сюда, Эмили. Сядь рядом со мной. ― Я села рядом с ним и прижалась к нему. Он обнял меня. ―Это не неприлично для тебя признаваться в своих чувствах ко мне. Мы практически помолвлены. И я уже признался, что постоянно думаю о тебе. Будет ли проще, по-твоему, если я поговорю со своими родителями, и попрошу их попытаться найти оправдание, чтобы сократить наш период ухаживания?
― О, Артур, да! Это так успокоит мои нервы!
― Тогда считай, это сделано. Мы будем работать над этим вместе, и когда-нибудь в ближайшем будущем ты узнаешь, что нечего больше бояться в жизни за исключением того, что твой муж злоупотребляет с исполнением каждой твоей прихоти.
Я положила голову ему на плечо и почувствовала такое замечательное чувство благополучия, что плохое предчувствие, следовавшее за мной, вдруг ушло, и я, наконец, снова согрелась.
Я даю клятву, что я не приукрашивала, и я не фантазировала о том, что произошло дальше. Когда мы сидели там вместе, в укрытии моей ивы, луна поднялась достаточно высоко, чтобы, отбрасывая свет на фонтан, отражаясь на белом быке и его девушке серебряным потусторонним блеском. Статуи, казалось, светятся, как будто лунный свет вдохнул в них жизнь.
― Разве это не прекрасно? ― прошептала я благоговейно, чувствуя, как будто я каким-то образом оказалась в присутствии божественного.
―Лунный свет прекрасен, ―нерешительно сказал он. ―Но я должен признать, что твой фонтан довольно тревожный.
Я была удивлена. Тем не менее, под чарами сияющей луны, я подняла голову так, чтобы смотреть ему в глаза.
―Тревожный? ―Я потрясла головой, не понимая. ― Но это Зевс и Европа, и это не мой фонтан. Это был мамин фонтан. Это был свадебный подарок отца.
―Я не имею в виду, что критикую твоего отца, но это, кажется неуместным подарком для молодой жены. ― Взгляд Артура вернулся обратно к луне, купающейся в фонтане. ― Эмили, я знаю, что ты невинна, и этот предмет лучше не обсуждать, но разве ты не понимаешь, Зевс насилует деву Европу после того как он, в бычьей форме, крадёт её?
Я попытался посмотреть на фонтан его глазами, но всё же всё, что я увидела, были сила и величие быка, и зрелая красота девушки. Тогда, по каким-то причинам, мой голос говорил слова, которые до этого я только молча обдумывала.
― Что, если Европа пошла с Зевсом добровольно? Что, если она действительно любила его, а он её. И только те, кто не хотел, чтобы они были вместе — не хотели, чтобы у них был счастливый конец — назвали это изнасилованием.
Артур усмехнулся и покровительственно похлопал по моей руке.
― Что ты за милый романтик! Я нахожу, что твоя версия мифа нравится мне больше, чем непристойная, которую я знаю.
― Непристойная? Я никогда не считала её таковой. ― Я пристально смотрела на фонтан — мамин фонтан — теперь мой фонтан, и тепло Артура заставляло меня чувствовать себя спокойнее.
― Конечно, ты не думала так. Ты ничего не знаешь о разврате, моя милая Эмили.
Когда он снова похлопал меня по плечу, мне пришлось заставить себя не отдёрнуться от его снисходительного прикосновения.
― Но разговоры о фонтанах и садах, так напоминают мне, что у моей матери имеются далеко идущие планы на обширные сады на земле дома Симптонов. Она поделилась со мной, что будет рада и твоему вкладу, тем более, что дом Симптонов когда-нибудь станет и твоим домом.
Я почувствовала толчок беспокойства, хотя сейчас считаю, что это было глупо с моей стороны. Во всех фантазиях и планах, что я строила о своём будущем и своём побеге, я не предполагала, что могу переехать из одной позолоченной клетки в другую.
―Так мы будем жить с твоими родителями, здесь в Чикаго, после того как поженимся? ― спросила я.
―Конечно! Где же ещё? Я уверен, что мы не сможем жить комфортно в доме Вейлоров, не с таким неприятным темпераментом твоего отца.
―Нет, я не хочу жить здесь,― заверила его я. ―Я полагала, ты не будешь против рассмотреть возможность возвращения в Нью-Йорк. У твоего отца всё ещё имеются интересующие его дела там, которые требуют присмотра, не так ли?
―Действительно, но мужья моих сестер более компетентны в этом отношении. Нет, Эмили, у меня нет желания покидать Чикаго. В этом городе моё сердце. Это никогда не изменится. Здесь всегда происходит что-то новое — новые волнения, новые открытия, поднимающиеся с рассветом.
―Я боюсь, что мало знаю об этом. ― Я старалась, чтобы мой голос прозвучал не так холодно и горько, как себя чувствовала. ― Для меня Чикаго сжался до дома Вейлоров.»
―Но в этом нет ничего плохого, Эмили. Это ведь замечательно, открывать для себя новые волнений и чувства.
Он шокировал меня, когда довольно грубо притянул меня в свои объятия и крепко поцеловал. Я позволила ему долгий поцелуй, горячие ласки моей спины, когда он засунул руку в мой ослабленный халат. Его прикосновения не оттолкнули меня, но, как я рассудила позже, я должна признаться, хотя бы здесь, в моём дневнике, что я наслаждалась его вниманием гораздо больше, чем пыталась показать тогда. В настойчивости его рта чувствовались неудобство и почти агрессия.
Я первой нарушила объятия, отстраняясь от него и скромно запахивая свой халат.
Артур откашлялся и провёл дрожащей рукой по лицу перед тем, как снова нежно взять мою руку.
―Я не хотел воспользоваться преимуществом нашего одиночества и давить своим неуместным вниманием.
Я смягчила свой голос и смущённо взглянула на него из-под моих ресниц.
―Твоя страсть удивила меня, Артур.
―Конечно. Я буду обращаться более осторожно с твоей невинностью в будущем, ― заверил он меня. ― Однако, ты сама не знаешь, насколько ты красива и желанна. Особенно в таком наряде.
Я ахнула и прижала руки к щекам, хотя в скрывающей темноте он не мог видеть, что его слова не заставили меня краснеть.
―Я не хотела быть неуместной! Я даже не заметила своей наготы. Я отпустила свою служанку для того, чтобы никто не смог увидеть нас.
― Я совершенно не виню тебя, ―заверил он.
― Спасибо, Артур. Ты такой хороший и добрый, ―сказала я, хотя слова почти застряли в моём горле. Я сделала вид, что зеваю, деликатно прикрывая рот рукой.
―Я забыл как поздно сейчас. Ты должно быть измотана. Я должен идти, тем более, что мне нежелательно пересекаться с твоим отцом — ну, по крайней мере, пока. Помни, я буду приезжать к садовой калитке каждую ночь до понедельника, в надежде увидеть сорванную лилию.
― Артур, пожалуйста, не сердись на меня, если я не смогу ускользнуть. Я буду стараться изо всех сил, но я должна быть осторожной. Ты же знаешь, как непредсказуем стал отец.
―Я не могу злиться на тебя, моя милая Эмили. Но я буду надеяться. Я буду молиться, что если будет возможно, я увижу тебя перед ночью понедельника.
Я кивнула, сердечно согласившись с ним, и мы пошли рука об руку к краю занавеса из ивы, где он нежно поцеловал меня и ушёл, насвистывая и легко ступая, как если бы в мире не существовало никаких забот.
Когда я убедилась, что он ушел, то покинула скрывавшую нас иву и пошла, скрытая успокаивающими тенями, в дом. Никто не заметил, как я поспешила к себе в спальню. Там я дотолкала комод до двери и достала свой дневник из тайника.