Последняя тайна первоэлемента (СИ)

Подъезд представлял собой убогое зрелище. Каждый этаж, на котором располагались по четыре квартиры, напоминал нечто среднее между ночлегом для бомжей и нормальным жильем. Краска со стен, некогда синяя, облупилась и отваливалась кусками, вместе со штукатуркой. Поверх целых ее участков были намалеваны кривые и уродливые рисунки вперемешку с нецензурной бранью, которые один из моих знакомых называл "наскальной живописью первобытного человека". Лампочки на моем этаже не горели почти никогда, но утром это и не особо мешало, так как на каждом лестничном пролете имелось окно с непрозрачными стеклами. Двери лифта находились прямо напротив двери моей квартиры, и их участь не отличалась от той, что постигла стены. Сам лифтовый механизм ломался как минимум два раза в неделю, и мне приходилось спускаться и подниматься пешком, что, в общем, не совсем приятно, принимая во внимание тот факт, что живу я на одиннадцатом этаже. На мое счастье сегодня он работал исправно, поэтому я подождал пока он довезет меня на первый этаж, отличавшийся от одиннадцатого лишь тем, что там горела лампочка, и я, открыв железную дверь с сломанным домофоном, вышел из подъезда.
Все эти действия я совершал абсолютно каждый день уже не один год. Все было так привычно и понятно, что я даже не задумывался над тем, что я делаю. Все это происходило на автопилоте, без каких либо лишних движений или посторонних мыслей мешающих мне. Все было как всегда. Как обычно.
Самый обычный день.
На улице было очень пасмурно. Тучи на небе были густыми и черными как смола, сквозь них едва пробивался солнечный свет, а темно было так, как бывает в зимних холодных сумерках. Дул сильный ветер, под порывом которого раскачивались темно зеленые кроны деревьев на небольшой аллее перед домом, но он не был холодным. Кроме меня здесь не было ни души. В это время обычно все спят, либо просто не выходят из дома. В такие пасмурные дни у меня поднималось настроение. Я обожаю дождь. Люблю тот самый запах, почувствовав который понимаешь, что дождь пойдет уже совсем скоро. Я стоял на крыльце и вдыхал этот запах. И улыбался.
Справа от подъезда была еще одна дверь. За ней находилась тесная пристройка, чуть выше среднего роста человека, которая, в основном, была забита всяким строительным мусором, мешками с песком и цементом, и различными предметами, назначение которых для меня было малопонятным - левая сторона была просто завалена всем этим. Дверь запиралась на два замка - встроенный и висячий, к каждому из которых нужен был ключ.
Копии этих ключей были у меня. Мне не был интересен мусор, складировавшийся там, но внутри этой темной и сырой комнатушки находилось то, что я действительно считал своим лучшим приобретением. Я открыл дверь. Запах сырости и затхлости ударил в нос и я невольно поморщился. Никак не могу привыкнуть к нему хоть и захожу внутрь каждый день по два раза. У правой стены, под полиэтиленовым тентом стояло то, за чем я и явился сюда. Я сбросил тент и оглядел его. Мой мотоцикл. Это японский эндуро Kawasaki KLX 150, выкрашенный в белый цвет, и имевший четырехтактный двигатель. Очень скоростной и маневренный, хоть уже и не новый. За все то время, что он находится у меня, я ремонтировал его лишь единожды, по своей собственной неосторожности и неопытности повредив его на первых порах, когда он только у меня появился. Я выкупил его у своего старого товарища, которому я давным-давно очень сильно помог, и в благодарность он, за символическую цену, продал мне его. На его руле, аккуратно свернутая, лежала моя красная кожаная куртка. Я развернул и надел ее, и, вынув из ее кармана, надел солнцезащитные очки. Я выкатил мотоцикл на улицу и, повозившись, закрыл дверь пристройки на оба замка. Сев на мотоцикл я уже привычными движениями завел его, включил первую передачу и...
Не знаю, как описать это словами. Когда едешь на мотоцикле, то ты действительно ощущаешь всю прелесть жизни. Ветер дует в лицо и треплет твои волосы. Первые капли дождя, мелкие и редкие, уже падают на тебя. Именно в такие моменты и чувствуешь себя живым. Когда едешь на мотоцикле, то находишься внутри событий, чувствуешь все, что с тобой происходит, видишь все вокруг своими глазами, без преград и препятствий между тобой и окружающей тебя реальностью. Человек, который всю свою жизнь провел верхом на мотоцикле, никогда уже не сядет за руль тесного маленького автомобиля, не только ограничивающего свободу действий, но и сужающего реальность до одних лишь размеров окон внутри машины. Именно это я сейчас и чувствую. Свобода. Я мчался по пустым дорогам, и мимо меня с головокружительной скоростью проносились серые и унылые дома, в темных онах которых еще не горел свет, аллеи, на которых аккуратными рядами высились огромные деревья, нависая над дорогой, улицы и перекрестки, не отличимые друг от друга.
На одном из поворотов я свернул влево и помчался через пустырь, на котором не было дороги, однако, с учетом особенностей моего мотоцикла, предназначенного как раз для бездорожья, это не было проблемой. Пыль из-под колес летела во все стороны, но я не обращал на это внимания. Пустырь был просто огромным, не меньше полутора километров. Слева, вдалеке, были ссыпаны огромные кучи щебня, справа же можно было разглядеть дома и дорогу, по которой я мог бы ехать, будь у меня больше времени и не выбери я самый короткий путь до места, где я работаю. Сразу за пустырем находится жилой квартал, прямо посреди которого расположился рынок, раскинувшись вокруг огромного ангара, внутри и вокруг которого стояли торговые ряды со всевозможными товарами и продуктами, какие только можно себе представить. Так я и ездил каждое утро - по пустырю, а затем сквозь рынок я выезжал на шоссе.
Но сегодня что-то было не так.
Я подъехал на край пустыря и уже стоял на небольшой асфальтовой площадке, заглушив мотор. От входа во внутренний двор меня отделяла небольшая не разлинованная дорога, которая уводила в обе стороны к жилым домам. Слева от меня стояло большое дерево с раскидистыми ветвями и зеленеющими на них крупными листьями. Впереди, за забором, посреди которого стояли ворота с поднятым вверх шлагбаумом, находился вход. Я вижу людей. Их очень много. Все они, кажется, чем-то обеспокоены. Они мечутся, толкая друг друга, носятся в разные стороны, и все это сопровождается невыносимым шумом, каждый звук из которого был бы понятен, если бы все они не смешались в отвратительной какофонии. Вот я увидел бегущую женщину. За собой она тащила маленького взлохмаченного мальчишку, лет семи, который прижимал к груди маленькую фигурку солдатика. Из его глаз катились крупные капли слез. На лице женщины я увидел неподдельный ужас. Мне кажется, будто я ее уже видел. Вслед за ней бежали еще люди. И еще. Все они убегали от чего-то. Я не смог бы пробраться на мотоцикле через эту огромную толпу, поэтому мне пришлось оставить его и пойти пешком. Я решил узнать, что впереди. Я проталкивался сквозь толпу. Боже, этот шум не прекращался не на секунду, отовсюду я слышал выкрики, кто-то звал на помощь, искал потерявшуюся в толпе дочь, выкрикивая ее имя, где-то слышался надрывный детский плач. Тучи над головой стали совсем черными. Я увидел, что впереди, за ангаром, вверх поднимается столп черного дыма, от которого, как мне показалось, и убегали люди. Прямо передо мной споткнулась и упала лицом вниз девушка, на вид не старше меня. На ней был зеленый шерстяной свитер и черные джинсы. Я подбежал к ней и помог встать на ноги.
-Спасибо - она растирала ушибленную коленку, было видно, что ей больно. У нее были красивые прямые каштановые волосы, правильные пропорции лица, тонкие губы, вздернутый носик и голубые глаза. В ее глазах читалось недоумение.
Я спросил ее о том, что произошло. Она сказала что там, впереди, кажется, что то горит и что вокруг места пожара ходят военные.
-Военные? Может это пожарные? - я все еще плохо соображал.
-Не знаю, я как раз туда бежала, чтобы посмотреть.
Мы пошли вперед. Она схватила меня за руку и шла позади меня. Я так и не спросил, как ее зовут. Мы почти приблизились. Люди обступили что-то, образовав своими телами большой круг, окружив ... все еще не вижу. Только столп дыма, уходящий высоко вверх.