Чадра Происхождение покрывала у мусульманской женщины и борьба с ним

Как это ни странно, но в чадре и парандже продолжают ходить не только темные крестьянки; под чадрой скрываются не только забитые жены неграмотных тюрок или узбеков, но и жены некоторых передовых рабочих, партийцев, врачей, учителей и интеллигентов.
 В женской кооперативной лавке в Узбекистане. 
Под чадрой до последнего времени находилось до 20–30 % (смотря по республикам) учениц и учительниц советских школ. Целый ряд фактов свидетельствует о том, что очень многие мужчины Узбекистана искренне верят, что свобода женщины заключается в том, что 1-го мая можно с нее снять паранджу, а начиная со 2-го мая опять надевать.
Другие полагают, что совершенно не нужно выпускать женщину на улицу и ни в коем случае нельзя, чтобы она «восседала» с «задорным» видом за красным столом. Всех советчиц, которые сидят в судах (народные заседательницы) и принимают участие в вопросах раскрепощения, следует закрывать паранджей— говорят они.
Вопрос о чадре в настоящем году служит предметом обсуждения не только партийных организаций, но и широких масс. Так, на октябрьском пленуме ЦК Аз. ВКП(б) было установлено, что, несмотря на большие успехи, достигнутые в области раскрепощения женщины, еще много тысяч тюрчанок томится в чадре. Даже на производстве у станка можно встретить работниц в чадре. Оказывается, что не все коммунистки расстались с чадрой; особенно крепко чадра держится на женах коммунистов и, как это ни странно, особенно на женах ответственных работников. Это явление наблюдается, гл. образом, в тех районах и уездах, где наиболее слабо поставлена работа женотделов, где нет женского клуба, делегатского собрания и других видов работы среди населения. Наряду с этими фактами пленум установил, что очень слабо проводится работа по партийной линии среди мужчин-коммунистов и по профсоюзной линии среди мужской беспартийной массы.
 Узбечка в парандже у люльки своего ребенка. 
Вот что говорят сами тюрчанки: «Если бы мужья разрешили снять чадру, женщины с удовольствием это сделают». «Кишлинские женщины и девушки в селениях ходят в чадрах, закрытыми, а когда едут в город, в гости или театр, то раскрываются… Но чадра в селении стала больше головным убором… В самом селении, в школах, сидят открытыми, даже в тех школах, где преподаватель мужчина». Вот что говорит одна тюрчанка из Ленинского района: «Некоторые стесняются сами снять чадру, хотя самим и хочется снять, и мужья не запрещают». Другая говорит: «Мужья смотрят нехорошо на женщин-тюрчанок, снявших чадру, но сами женщины уже не верят, что религия запрещает снять чадру».
Часто от женщин-коммунисток можно услышать такие слова: «Пока не была замужем— чадру не носила. Вышла замуж за комсомольца— пришлось надеть чадру, т. к. родители мужа это потребовали. Я же ношу ее с отвращением».
Все эти факты свидетельствуют, во-первых, о низком культурном уровне «советских людей», соблюдающих этот обычай и, самое главное, они лишний раз подчеркивают, что в борьбе с чадрой имеет огромное значение чрезвычайная пестрота экономического и культурно-бытового положения населения наших восточных республик и областей.
В самом деле, даже в одной республике мы имеем, наряду с городским мусульманским рабочим населением, которое с успехом переходит к новым формам семейных отношений, глухие районы, где семейная жизнь складывается по шариату и адату. Там еще свято чтут обычай (адат), по которому, например, младшая сестра не может выйти замуж раньше старшей. И, если последняя даже останется старой девой, младшая не сможет ее опередить. Там еще жена должна во всем строго повиноваться требованиям и приказаниям мужа.
Конечно, в таких местах приходится говорить лишь о самых элементарных правах жены и матери, говорить о необходимости вывести женщину из рабского положения, из болота бессмысленных условностей обычаев и предрассудков. Свобода женщины дается здесь путем преодоления колоссальных трудностей и немалых жертв. Убийства, истязания, заковывание в цепи, к сожалению, не редкое явление в таких районах.
Все это доказывает, что Советский Восток еще не успел окончательно отрешиться от законов, установленных исламом и родовыми обычаями, они еще очень сильны и благодаря этому чрезвычайно тяжело сказываются на положении женщины.
Как уже неоднократно отмечалось, в поддержании исламских законов большую роль играет мусульманское духовенство. Однако, в настоящее время, когда широкие массы мусульманских женщин отлично уже знают, какой вред приносит обычай покрывала и почему его так упорно защищает духовенство, последнему приходится менять свою тактику открытого противодействия на более тонкие приемы психологического воздействия.
Разоблачение религиозного смысла покрывала получило на Советском Востоке всеобщее признание, вот почему духовенство свою пропаганду в пользу ношения чадры теперь пытается строить не столько на религиозных доводах, сколько на «бытовых». Образчиком такого рода пропаганды служит утверждение, что за раскрытие женщины стоят холостяки, т. к. это им выгодно; что сбросившим чадру женщинам грозит поножовщина и всякие оскорбления, тогда как чадра их оберегает от подобных покушений и поруганий. Но не долго женщины будут верить и этим доводам!
Подавляющее большинство мусульманских женщин знает, что чадра— не требование ислама, а выдумки мужчины-рабовладельца. Вот почему повсюду на собраниях слышатся откровенные признания в том, что чадра носится лишь из-за боязни мужей и ради соблюдения «общественных приличий».
— Если, бы мужья разрешили снять чадру, мы с удовольствием сделали бы это, — говорят женщины на специально устраиваемых митингах, — но мужья смотрят нехорошо на снявших чадру. Оттого и боимся…
— Как же мы снимем чадру, — спрашивают с горечью женщины докладчиков в клубах, — если во всем селении нет раскрытых женщин? Нас засмеют. Надо, чтобы все сразу сбросили, по закону…
И на основании бесчисленного количества подобных заявлений можно смело утверждать, что мусульманская женщина убеждена в том, что основное препятствие для снятия чадры— ее собственный муж.
Вот почему развернувшаяся в мощный культурный поход и охватившая весь Советский Восток кампания за снятие чадры и паранджи должна иметь в виду не только одних женщин, но и мужское население.
Однако, вопросом о снятии чадры и паранджи далеко не исчерпываются задачи начатого культурного похода. Он должен преследовать цели вообще бытового раскрепощения мусульманской женщины.
«Закрытые» узбечки наблюдают уличную демонстрацию (наиболее решительные уже открылись).
В частности, наряду с уничтожением чадры и паранджи должно идти требование более удобного приспособления национального костюма узбечки, тюрчанки и др. к повседневной жизни.
У большинства мусульманских женщин чачван, чадра и паранджа представляют весь их костюм, не только верхнее, но и нижнее одеяние. Огромное большинство тюрчанок до сих пор не имело даже представления о женском белье. Они не умеют ни шить его, ни носить. А снять с женщины всепокрывающую чадру и оставить в убожестве ее нынешнего домашнего одеяния— это значило бы задеть естественную стыдливость женщины. Женские клубы, учитывая это, уже занялись заготовкой выкроек белья, блузок и т. д. для раздачи тюрчанкам, но этого мало, — надо одновременно поднять вопрос об организации широкой сети школ для обучения женщины кройке, шитью и т. д.
Итак, мы видим, как, несмотря на сопротивление, оказываемое несознательной частью мужского населения и стоящего за его спиною мусульманского духовенства, борьба с чадрой и паранджей с каждым днем захватывает все более широкие слои мусульманских женщин.
И тот факт, что отсталая, забитая женщина, для которой душное покрывало до сих пор веками являлось религиозно-бытовой святыней, отнюдь не меньшей, чем ушедшие теперь в вечность арабские письмена, — эта самая забитая и запуганная женщина сейчас вслух называет чадру «мешком позора» и, не боясь мстительных ударов, публично сбрасывает этот мешок с себя, — чрезвычайно показателен.