Зверюга

Он встретил меня громким хохотом, как будто бы мое появление на судне в качестве третьего помощника - это какая-то небывалая шутка. Между нами было десять лет разницы, и он, должно быть, помнил меня в детском передничке. Я был четырехлетним малышом, когда он впервые ушел в море. Я и не знал, что он может вести себя так шумно. 
- Вот теперь посмотрим, из какого теста ты сделан! - воскликнул мой брат. Он схватил меня за плечи, ткнул кулаком под ребра и повалил на свою койку. Сядь, Нед. Я рад, что ты будешь у меня под рукой. Я наведу на тебя последний лоск, мой юный офицер, если, конечно, увижу, что ты того стоишь. И прежде всего усвой и запомни вот что: в этом плаванье мы не позволим Зверюге никого убить. Положим конец ее злодействам. 
Брат говорил вполне серьезно - и о "Семье Эпс", и о том, что нам придется все время быть начеку, чтобы она со своими дьявольскими выходками не застала нас врасплох. Он прочел мне целую лекцию об особых методах кораблевождения, подходящих для этого судна. А потом изменил тон и принялся без устали молоть всяческую уморительную, веселую чушь, и мы с ним хохотали, я чуть не лопнул от смеха. Замечаю, что он что-то уж слишком развеселился, больше обычного, и явно не из-за моего приезда, до такой степени мой приезд его обрадовать не мог. Но у меня и в мыслях не было спрашивать, в чем дело. Я, как полагалось, со всем надлежащим почтением относился к старшему брату. Впрочем, дня через два и так все разрешилось: оказывается, с нами в плаванье идет Мэгги Колчестер. Дядя прихватил ее в море для поправки здоровья. 
Хотя, что там у нее было со здоровьем, непонятно. Веселая, синеглазая, румянец во всю щеку и целая копна золотых волос. На шторм, дождь, пенные брызги, на жаркое солнце и зеленые океанские валы она не обращала ни малейшего внимания. Словом, девушка что надо, лучше не бывает. Но без конца подтрунивала над моим братом, я все время боялся, как бы не кончилось дело громкой ссорой. И только в порту Сиднея, когда мы уже простояли там неделю, все стало на свои места. Раз во время обеда команды, когда я валялся на койке и мирно курил, брат просунул голову в мою каюту. 
- Пошли сойдем на берег, Нед, - коротко, как всегда, говорит он мне. 
Я, понятно, вскочил и со всех ног вслед за ним по сходням и дальше по Джордж-стрит. Он шагал гигантскими шагами, я вприпрыжку поспевал рядом. А жарища была адова. 
- Куда это мы несемся, Чарли? - не выдержал я наконец. 
- Сюда, - отвечает он. 
Мы как раз подошли к ювелирной лавке. Я в толк не возьму, что ему там могло понадобиться? С ума он, что ли, сошел или дурака валяет? А он сует мне под нос три колечка, такие маленькие на его большой, смуглой ладони, и бурчит: 
- Для Мэгги! Которое? 
Я даже перепугался, слова не могу вымолвить, только пальцем указываю на одно - на нем камешки синим и белым переливаются. Брат положил колечко себе в нагрудный карман, заплатил целую кучу соверенов, и мы выскочили на улицу. Пока добрались в порт и поднялись на палубу, я уже совсем задохнулся. "Дай пожму твою руку, старина", - говорю я ему, даже не отдышавшись. А он хлопнул меня по спине и говорит: "Твоя вахта. Можешь давать боцману какие хочешь команды, а у меня нынче свободный день". 
И ушел с палубы. Немного спустя выходит из кают-компании с Мэгги, и вдвоем они открыто, рука об руку, на глазах у всей команды спустились по сходням и отправились гулять по страшной, невыносимой жаре в тучах пыли, висящей в воздухе. Обратно возвратились через несколько часов, вид чинный, степенный, а вот где были, что видели, не помнят. Во всяком случае, когда за чаем миссис Колчестер попробовала их расспросить, они ей ответить не смогли. 
Как она набросилась на Чарли! "Вздор! - кричит своим трубным басом, как у ночного извозчика. - Как это можно не знать, где были? Чушь собачья! Уходил девушку, так что она ног под собою не чует. Смотри больше так не делай". 
Просто удивительно, как кроток был Чарли с этой старухой. Один раз только шепнул мне: "Слава Богу, что она Мэгги не родная тетка, а просто жена дяди. Некровное родство". Но по-моему, он слишком много Мэгги во всем уступал. Она прыгала по судну в подобранной юбке и в красном берете с помпоном, точно пестрая птичка на засохшем дереве. Старые мореходы ухмылялись про себя, когда встречались с нею, и предлагали научить морским узлам и сплесниванию канатов. И она к ним хорошо относилась, из любви к Чарли, я думаю. 
Сами понимаете, о дьявольских наклонностях проклятой посудины на борту разговоров не было. Разве что в кубрике, но среди офицеров никогда. И только на обратном пути Чарли однажды неосторожно обмолвился о том, что, мол, на этот раз он всю команду везет домой целехонькую. У капитана Колчестера лицо сразу сделалось испуганное, а его глупая железная старуха гаркнула на Чарли, словно он сказал что-то неприличное. Мне и самому стало как-то не по себе. И только Мэгги хлопала глазами, ничего не понимая. Но не прошло и дня, как она уже все у меня выспросила. Как можно было солгать такой девушке? 
- Ужасно! - сказала она мне, расширив глаза. - Столько народу погибло. Слава Богу, что плаванье подходит к концу. Я теперь буду каждую минуту волноваться за Чарли. 
Я постарался успокоить ее насчет Чарли. Не такой он человек, чтобы Зверюга могла с ним совладать. С этим Мэгги согласилась. 
На следующий день подошел лоцманский катер из Данджнесса. Когда закрепили буксирный конец, Чарли потер руки и вполголоса сказал мне: 
- Мы ее перебороли, Нед. 
- Похоже на то, - отвечаю я и улыбаюсь. 
Погода была чудесная, море лежало гладкое, как мельничный пруд. Мы вошли в устье реки и прошли вверх к докам без единой задоринки, только раз на траверсе Холхейвена Зверюга вдруг рыскнула и едва не снесла баржу, стоявшую на якоре чуть не в самом фарватере. Но я был на юте и следил за рулевым, так что она не застала меня врасплох. На ют поднялся Чарли, лицо у него было озабоченное. 
- На волосок были, - сказал он. 
- Не важно, Чарли, - бодро отозвался я. - Ты ее укротил. 
Нас должны были отбуксировать прямехонько в док. Сразу после Грейвзенда к нам поднялся речной лоцман и сразу же сказал мне: "Можете поднять свой левый якорь, помощник". 
Мы так и сделали, и я прошел вперед. Смотрю, на полубаке сидит Мэгги и упивается общей суматохой. Я попросил ее перейти на корму, но она, само собой, не обратила на мои слова никакого внимания. Потом и Чарли, выше головы занятый на носу, тоже заметил ее и крикнул во всю глотку: "Сойди с полубака, Мэгги, ты мешаешь!" А она в ответ только скорчила гримасу, и бедняга Чарли отвернулся, пряча улыбку. Мэгги, разрумянившаяся от удовольствия, смотрела вперед на реку, и из глаз ее словно сыпались голубые электрические искры. Впереди нас выплыл из-за мыса бриг-угольщик, и наш буксир едва успел застопорить машину, чтобы избежать столкновения. 
А в следуюшую минуту на реке, как обычно бывает, вдруг образовалась пробка. Прямо посредине зацепились друг за друга и никак не могли выпутаться какая-то шхуна и двухмачтовый кеч. Было интересно наблюдать, как они стараются расцепиться, а наш буксир стоял все это время на месте, так как двигаться дальше было некуда. Всякое другое судно могло бы постоять на месте минуту-другую, но не Зверюга! Потеряв ход, она перестала слушаться руля и сразу начала дрейфовать назад по течению, волоча за собой буксир. Я заметил в четверти мили вниз по течению скопление малых каботажных парусников на якоре и понял, что надо срочно предупредить лоцмана. 
- Если вы допустите ее до них, - негромко сказал я ему, - то она там размолотит кое-кого в щепки, прежде чем мы успеем ее отвести. 
- Да разве же я ее не знаю? - крикнул он мне в ответ и в ярости топнул ногой. 
Он достал свисток, чтобы приказать злосчастному буксиру немедленно снова дать передний ход. Он свистел изо всех сил и махал левой рукой, и вскоре мы увидели, что буксир опять запустил машину. Плицы его вспенили воду, но он словно тянул за собою скалу; "Семья Эпс" не сдвинулась за ним ни на дюйм. Лоцман свистнул еще раз и еще раз махнул левой рукой. Колеса буксира закрутились быстрее, еще быстрее, взбивая пену под самым нашим носом.