Мистер Себастиан и черный маг

– Откуда у тебя зеленые глаза? – крикнул он Генри. Но не стал ждать ответа. – Будь я проклят, если они у тебя не того же цвета, что у меня.
Тарп выпрямился. Он был все в том же воскресном костюме. Сейчас и костюм был в крови, и белая рубашка в брызгах крови, словно в красный горошек. Генри моргал, глядя на крапины, пытаясь понять, что это такое.
– Корлисс, – позвал Тарп приятеля, – напомни мне, сколько всего ниггеров мы прикончили?
Вопрос застал Корлисса врасплох.
– Сколько всего ниггеров? – переспросил он.
– Да, сколько ниггеров?
Корлисс принялся загибать пальцы, вздохнул. Начал считать снова.
– Кажется, семерых, не меньше. – Посмотрел на Тарпа, не ошибся ли.
– Я бы сказал, восемь, – поправил его Тарп. – Восемь, если считать ту собаку.
Корлисс нахмурился:
– Разве может собака быть ниггером?
– Если это собака ниггера, то может.
Такой подход не понравился Корлиссу.
– На взгляд не всегда разберешь, что собака – ниггер.
Джейк поднял глаза и покачал головой. Когда он заговорил, его голос звучал так тихо и неразборчиво, что дыхание было громче и отчетливее слов.
– Мы никогда никого не убивали, – проговорил он.
– Джейк! – презрительно прикрикнул Тарп. – Заткнись к черту!
Генри знал, чувствовал, что он изувечен. Скула разбита, левый глаз заплыл, а правый залит кровью. Все лицо распухло. Фрак (который он надел прямо перед тем, как они похитили его) погублен, фалды оторваны: ими ему связали руки, пока не нашли его коробку с цепями. Тарп обмотал его ими так туго, что они врезались в запястья, прижатые к груди, и не давали дышать. По счастью, он умел не дышать, мог жить почти совсем без воздуха; подготовка к повторению тяжелого трюка Гудини, который под водой освобождался от цепей, не раз помогала ему. Но никогда прежде у него не была сломана левая рука, треснуты ребра, а штаны мокры, как сейчас, – не от страха, просто от потребности помочиться, а сдерживаться, когда так давила цепь, не было никакой возможности. Так что он расслабился, и это был единственный момент облегчения с начала его испытания.
А было время, когда Генри вынес бы это. Случись подобное десять, пятнадцать, даже двадцать лет назад, этих подонков ждало бы самое страшное возмездие. Подумать о стае диких псов – вот все, что достаточно было бы сделать. Только подумать о стае диких псов, и они появились бы из глубины темного хвойного леса за спиной у них, с воем, горящими красными или желтыми глазами, чудовища, ненасытные и бессмертные, способные рвать человека на мелкие кусочки, не убивая его, пока он не взмолится о смерти. И Генри Уокер, Чернокожий Маг, удалился бы, целый и невредимый. Но не сейчас.
– Мы никого не убивали, – повторил Джейк.
Тарп тряхнул головой. Генри видел, что в этот момент он ненавидит своего брата.
– Я только задавил собаку. Притом случайно.
– Ну… – промямлил Тарп.
День быстро клонился к вечеру, тени становились длиннее деревьев. Пятна солнечного света желтили траву, и один луч нашел макушку Генри. Он старался впитать его тепло, вспомнить. Свет пробудил все его чувства; Генри чуть ли не ощущал его запах. Он подумал о Ханне, живущей на солнце, богине света; луна была бы для нее слишком холодна.
Джейк подошел к Генри. Достал из заднего кармана тряпку в масляных пятнах, опустился на колени и протянул руку, чтобы отереть кровь с глаза Генри.
– Не надо, – сказал Генри. – Не трогай. Пожалуйста!
Но Джейк не слушал его. Приложил тряпку к правому глазу и осторожно стер кровь под нижним веком. Потом протер весь глаз и, чуть сильней прижимая тряпку, в уголках. Генри дернулся, и Джейк убрал руку, прищурился, держа тряпку в нескольких дюймах от лица Генри. Осмотрел его глаз, потом внимательней кожу вокруг. Он будто видел Генри в первый раз, и на самом деле так оно и было. Взглянул на тряпку, красную от крови, снова потер щеку Генри, на сей раз еще крепче, так что Генри стало больно. Выпрямился и недоуменно смотрел на Генри и его лицо, ничего не понимая.
– Джейк любит оказывать помощь, – сказал Тарп и рассмеялся. – Знаешь эту историю, Корлисс? О птичке? Прошлым летом птичка попала в вентилятор на веранде, так он положил ее в коробку и ухаживал, пока та снова не смогла летать. Вылечил полностью. А потом ее сожрала кошка.
Корлисс заржал:
– Как… не помню слово. Есть для этого слово.
– Печально, – сказал Джейк, встал и отошел от Генри, не сводя с него глаз. – Это слово: «печально». – Потом повернулся к Тарпу. – Надо сматываться, – сказал он. – Мы уже достаточно натворили.
Но Тарп не поддался.
– Неплохая идея. Но у меня есть получше.
Он вытащил из кармана пиджака пистолет. Генри видел, как вместе с пистолетом выпал крест и упал в темную траву. Тарп этого не заметил. Его внимание сейчас было сосредоточено на пистолете. Он смотрел на него, словно впервые видел.
В глубине леса раздался крик совы.
Тем временем… Тем временем Иеремии и остальным пора было бы спохватиться, что Генри нигде не видно. Нельзя сказать, что на корабле «Китайского цирка Иеремии Мосгроува» царила суровая дисциплина. Проспать и появиться на несколько минут позже из своего единственного дома – сырого и покрытого плесенью трейлера со складной койкой, печуркой, фотографией женщины, которую, возможно, знал когда-то, фотографией, прикнопленной к стене в изголовье, над подушкой, где когда-то покоилась ее голова, – было делом обычным. Один, вне остального мира, который сказал бы тебе, кто ты есть, ты был никем, как все; только на публике ты становился другим, исключением из правила. Наслаждайся моментом, пока он длится. Кто выберет подобную жизнь? Да, есть дух товарищества, то тепло общности, которое приходит с осознанием, что ты не одинок в своем одиночестве. Но эти друзья, эти ненормальные бедолаги – кто б выбрал их, если б не необходимость? Но за пониманием этого, за презрением, которое они испытывают к остальному миру, живет мечта – о доме по соседству. Не каком-то там роскошном, а просто милом маленьком домике с двориком и хозяйкой, развешивающей постиранное белье на веревке за домом. Хозяйке, пекущей пироги и ухаживающей за желтыми цветами. Где все домики белые, на каждом телевизионная антенна, величиной с половину дома, раскачивается на гонтовой крыше, грозя упасть. Парочка ребятишек, конечно. Обзавестись всем этим, что всякий имеет, и жить, как другие живут. Это значит быть нормальным. А быть нормальным хорошо. Когда ты нормальный, люди улыбаются, спрашивают у тебя дорогу, дают тебе работу, ты женишься на их дочери. Так что, если задержишься еще на несколько минут в своем трейлере, единственном месте, где ты можешь по крайней мере помечтать о подобном мире, никто не станет возражать.
В конце концов они обнаружили бы, что он исчез. Руди мог сложить два и два и все сообразить, но это не имело значения. Не в данном случае. Они никогда не нашли бы его здесь, потому что даже не искали. Редко бывало, чтобы кто-нибудь покидал огороженную часть поля, где они выступали. Цирк был как маленький самодостаточный городок, замкнутая экосистема, где формы жизни, развиваясь, превращались в кошмары детских снов. Время от времени кто-нибудь уходил, исчезал. Обычно это был старый пьяница, который помогал ставить шатры и устраивать дорожки, выметал недоеденные пряники и сахарную вату. Очень редко это был один из циркачей. Недавно Агнес, Женщина-Аллигатор, вернулась домой во Флориду, чтобы ухаживать за матерью. Потом, месяц назад, они потеряли Бастера, глотателя огня, ушедшего в армию. Теперь вот Генри было нигде не найти. Ожидающий смерти, опутанный собственными цепями, он истекал кровью на коровьем пастбище.
– Пошли же, – сказал Джейк, увидев серебристый ствол, торчащий шестым пальцем руки брата. – Я имею в виду… проклятье, Тарп!
В голосе Джейка Генри уловил слезы; парень только сейчас понял, чем все может закончиться.
– Ты иди.
– Ты же не хочешь стрелять, Тарп. Говорю тебе.
Опережая мысль Генри, Тарп правой рукой, той, что с пистолетом, звонко ударил Джейка по лицу. Джейк отлетел к машине и уткнулся в капот, прижавшись к нему губами, словно целуя, и застыл в таком положении.