Две сорванные башни
Удар, пришедшийся в затылок, с одной стороны, достаточно убедительно сообщил монстру о вреде самолюбования, а с другой – дал Пендальфу несколько секунд передышки. Вскочив на ноги и оглядевшись, он заметил качающийся под потолком фонарь на длинном проводе. Подпрыгнув, старикан дернул его на себя, с корнем вырывая всю конструкцию. Оторвав бесполезный плафон, он вооружился оказавшимся у него в руках куском толстого кабеля и, запрыгнув на спину Диабле, принялся душить того, крепко затягивая удавку на широкой шее мутанта. Монстр подергался в конвульсиях несколько минут и откинулся…
Пендальф из последних сил поднялся на ноги, едва удерживая равновесие. Посмотрев на оставшийся у него в руках кусок провода, он отбросил его в сторону со словами:
– Электричество – страшная штука!!! – и, потеряв сознание, рухнул лицом в горку белого порошка…
Глава первая
РОЖИ ТЕ ЖЕ. ТОМ ВТОРОЙ
В начале было клево.
– Пендальф! – Федор вскочил на ноги, распахнутыми от ужаса глазами шаря в поисках того, что вырвало его из липких лап ночного кошмара. Пот тонкой струйкой лился по его щеке, неровной линией вычерчивая путь на трясущемся лице и стекая за шиворот.
– Колбасит, Федор Михалыч? – разбуженный этим истошным воплем, Сеня Ганджубас устало покачал головой, глядя на разбушевавшегося спутника. По всему было видно, что его порядком поддостали ночные выкрутасы приятеля.
Федор отер рукавом лицо и недовольно отмахнулся от назойливой внимательности друга:
– На ломах сижу, Сеня. Не догоняешь? Колбасит дерьмо в унитазе, а мне вообще башню рвет!
Он улегся обратно на котомку, заменявшую ему подушку, и, проморгав в едва занимавшийся рассвет остатки сна, тщетно пытаясь заснуть еще минут пятнадцать – двадцать, лягнул захрапевшего было Сеню и скомандовал:
– Подъем во всех частях Красной Армии!
Сеня, одномоментно придумавший с десяток новых фраз нецензурного содержания, тем не менее, счел наиболее безопасным для себя вариантом промолчать и, бормоча под нос наиболее удачные из изобретенных выражений, принялся собираться в дорогу.
Завтракать им было нечем, а в привычке умываться до сих пор не удалось уличить ни одного карапуза, поэтому, наскоро собрав свои пожитки, друзья двинулись в путь, всеми силами стараясь опровергнуть нехитрую истину: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет».
В качестве компенсации за собственную неразумность двое карапузов получали во время своего турпохода массу новых впечатлений. Живописные пейзажи вокруг словно сошли с открыток для жадных до сувениров туристов. Впрочем, Федор давно уже предпочел бы созерцать окрестные красоты исключительно в виде тех самых открыток, и только Сеня никак не мог угомониться, взяв на себя роль экскурсовода.
Они как раз карабкались по тропинке, когда из-за отдаленной вершины показалось едва выкатившееся на небо солнце. Карапуз прям присвистнул от удовольствия:
– Федор Михалыч, красотища-то какая! Даже матом ругаться не хочется… – Он оглянулся на приятеля. Судя по лицу Федора, все еще ковылявшего по тропинке, найти у того поддержку как раз в этом желании было сейчас практически невозможно, поэтому осторожный Сеня решил сменить тему: – Только зря мы пошли к Черным воротам.
Надо было идти к Белой скале. Говорят, у Черных ворот клева нет.
Федор, не поднимая головы на приятеля, не дал тому ни единого шанса усомниться в правильности выбранного пути:
– Если я не ошибаюсь, клев будет такой… что ты забудешь обо всем на свете.
Он наконец-то нагнал Сеню и, уткнувшись тому в спину, отпихнул приятеля в сторону, вглядевшись в раскинувшиеся перед ним просторы. Не слишком производительный мозг карапуза не справился с объемом предоставленной информации, и Федора снова «накрыло», да так, что он чуть не потерял равновесие. Сеня дернулся было ему на выручку:
– Федор Михалыч, опять колбасит?
Тот знаком показал, что все в порядке, и, сунув руку за пазуху, нашарил висящее на груди кольцо. Поймав недоверчивый взгляд спутника, Федор сделал вид, что лезет за чем-то другим, вытянув из-под полы видавшую виды армейскую флягу:
– Изжога замучила, – он запрокинул голову и принялся жадно тянуть из фляги неведомое для Сени содержимое. Утерев рот, он покосился на внимательно следившего за ним приятеля и, пряча флягу, выдохнул:
– Боржомчик холодный, оттягивает.
Сеня понимающе кивнул и брякнулся на ближайший валун так, словно ждал этого момента всю свою жизнь:
– Давай порубаем! – Он привычным движением освободил горловину армейского сидора и запустил внутрь руку. Пошарив среди припасов и шмотья, карапуз выволок на свет Божий трофейные сухари, завернутые в грязную тряпицу, и некстати пошутил:
– Извини, бананьев нема. Только сухари остались. Поймав недоверчивый взгляд Федора, он принялся неуклюже оправдываться:
– Ты это, не смотри, они хорошие, кошерные, – и принялся торопливо жевать их сам, внимательно поглядывая на Федора. Тот все же решился вкусить предложенного черствого хлеба, и моментально успокоившийся Сеня принялся рассуждать с набитым ртом:
– Сейчас бы «галину бланку» в кипятке забодяжить. Пару кубиков…
Федор возразил приятелю, сделав это примерно так же вяло, как жевал свою пайку:
– Пару кубиков, конечно, неплохо… Но лучше «доширака», в нем химикалии нажористей.
Сеня, в очередной раз поразившись креативности мышления Федора, сразу же согласился:
– Это точно…
Федора тем временем продолжало плющить – ему явно не сиделось на месте, поэтому, еле-еле проглотив один сухарь, он вскочил на ноги и, даже не оглянувшись на жующего приятеля, пошагал вверх по тропинке. Сеня, поперхнувшись недоеденным, подхватил свой сидор и, на ходу заворачивая остатки «пиршества» все в ту же тряпку, ринулся за ополоумевшим другом…
* * *Если от красоты можно сойти с ума, то горные красоты вполне справлялись с этой задачей своим тошнотворным однообразием – во всяком случае, здесь некому было поручиться за разум двух карапузов, устало карабкавшихся по склонам. Ни одной живой души – даже вшивой птички, и той не попалось им за многие и многие километры пути. В связи с этим им оставалось только сверяться друг по другу. Первым засомневался Федор:
– Меня терзают смутные сомненья… Мы здесь уже третий круг нарезаем!
Сеня, впрочем, уже давно смекнул, что дело нечисто, но в силу собственной трусости не решался пойти поперек начальственного мнения. Более того, он даже решил польстить самолюбию Федора и принялся изображать из себя дурачка:
– А ты как догадался?
Федор к тому моменту уже потерял первоначальную мысль, поэтому некоторое время он смотрел на Сеню немигающим взглядом, пытаясь «догнать», чего от него хотят. Так и не справившись с непосильной задачей, он пустил в ход проверенный боевой прием отморозков по борьбе с интеллектуалами – принялся «быковать»:
– Сдается мне, Сеня, сухари были не очень кошерные. Или с желудком у тебя что-то не так. Запашину чуешь?
Сеня только виновато развел руками:
– Какой стол, такой и стул!
Федор наклонился к нему поближе – видимо, для лучшей усваиваемости преподносимого урока – и назидательно произнес:
– А что я тебе говорил? «Доширак» нежнее аромат дает.
Сеня так и остался в полном недоумении от того, каким образом сложилась беседа, но, как всегда, предпочел промолчать. Разговор и так не клеился, поскольку Федор обитал где-то в других мирах, и до самого ночлега они более не обменялись даже десятком слов.
За десятки дней пути карапузы постепенно привыкли к полному одиночеству среди горных вершин и неведомо кем проложенных тропинок, стекающих вниз по склонам и вновь взбирающихся к заоблачным кручам. Никто за эти дни не беспокоил их своим присутствием – ни люди, ни звери, ни даже птицы. Да будь и по-иному – и все равно им не пришло бы в голову озаботиться собственной безопасностью. Любой ночной шушере карапузы, расположившиеся на ночлег, достались бы легче, чем Пенкин Моисееву. Костров они не разжигали, часовых не выставляли, даже ножичка перочинного и того под рукой не держали.
