Убийца полицейского-Подозревается в убийстве]
Но на этот раз прием не удался. Стриженый навсегда отучил Эмиля Элофссона от жестокой расправы. Правая рука его лежала на поясе, левая засунута в карман. За поясом у него был заткнут револьвер, и парень явно умел с ним обращаться. Он выхватил оружие и открыл огонь.
Револьвер был рассчитан для стрельбы на короткое расстояние — никелированный «кольт кобра» 32-го калибра, шесть патронов в барабане. Первые две пули поразили Элофссона в подреберье, третья и четвертая пролетели под его левой рукой и попали Гектору в левое бедро. Шатаясь, Гектор попятился через шоссе и упал плашмя затылком на колючую проволоку ограды, что тянулась вдоль обочины.
Пятая и шестая пули никого не поразили. Они, очевидно, предназначались Борглюнду, но ему было присуще распространенное человеческое качество — он боялся выстрелов и, как только услышал стрельбу, бросился в канаву. Канава была глубокая, сырая, и его туша тяжело шлепнулась на дно. Лежа на животе в грязи и не смея поднять голову, он ощутил жгучую боль в шее справа.
Эмиль Элофссон упал на правый бок — щека на бетоне, правая рука прижата телом: и рука и пистолет в застегнутой кобуре.
В свете туманного утра он отчетливо видел, как парень с револьвером отошел назад и принялся спокойно заряжать барабан патронами, которые, очевидно, лежали у него в кармане куртки.
Элофссону было очень больно, комбинезон намок и стал липким от крови. Он не мог ни говорить, ни двигаться, только наблюдать. Безнадежная ситуация. И все же он испытывал скорее удивление, чем страх. Как же так? Двадцать лет он проявлял свою власть, орал, толкал, пинал, колотил дубинкой или плашмя саблей. Он всегда был сильнее, всегда брал верх, вооруженный против безоружных, правый против бесправных, могущественный против бессильных. И вот он повержен.
Двадцать шагов отделяло его от парня с револьвером. Стало светлее, Элофссон увидел, как высокий поворачивает голову, услышал, как он кричит:
— В машину, Каспер!
После чего стриженый поднял согнутую левую руку, положил ствол револьвера на локоть и тщательно прицелился. Пуля высекла искры из бетона не дальше чем в полуметре от лица Элофссона. Одновременно сзади послышался звук другого выстрела. Что, и второй гад стреляет? Или это Борглюнд? Да нет, какое там. Если Борглюнд еще не мертв, он лежит и притворяется мертвым.
Парень стоял, широко расставив ноги, и снова целился.
Элофссон закрыл глаза. Он чувствовал, как толчками из раны вытекает кровь. Но не вспоминал всю свою жизнь, а просто подумал: умираю.
Гектор же, падая, не выронил пистолет. Теперь он лежал на спине, голова подперта проволокой, и тоже смотрел на стриженого брюнета с револьвером. В отличие от своего товарища, Гектор не был особенно удивлен. Сам молодой парень, он примерно так и представлял себе полицейскую службу. Правая рука работала нормально, но левая слушалась плохо, потребовалось большое усилие, чтобы дослать патрон. Ведь согласно инструкции все патроны находились в магазине. Гектор скрипел зубами. Рука и весь левый бок болели так, что темнело в глазах. Первый выстрел он сделал почти рефлекторно, и пуля пошла слишком высоко. Гектор снова нажал спусковой крючок. И потерял сознание. Пистолет выпал из его руки.
Но Элофссон еще держался. Он снова открыл глаза, когда позади него опять послышался выстрел.
И… Чудо из чудес: парень с револьвером дернулся и вскинул руки вверх. Револьвер улетел куда-то в сторону. А стрелок весь обмяк, словно из него вынули кости, и шлепнулся на дорогу. И застыл недвижимо, молча.
Гектор целился очень тщательно. Но и везение тоже сыграло свою роль. Пуля попала парню в плечо и вдоль ключицы скользнула прямо в спинной мозг. Брюнет с револьвером умер мгновенно, умер стоя.
Элофссон услышал рокот рванувшей с места машины. И наступила тишина, полная тишина.
Прошло много-много времени, а может быть, всего несколько минут или секунд, и к нему подполз на четвереньках Борглюнд. Он охал, светил туда и сюда карманным фонариком. Просунул руку под Элофссона, вздрогнул, выдернул ее обратно. Уставился на кровь.
— Господи, Эмиль, — выдохнул он.
Элофссон чувствовал, как последние силы оставляют его. Он по-прежнему не мог ни говорить, ни двигаться.
Борглюнд, громко сопя, тяжело взгромоздился на ноги.
Элофссон услышал, как он протопал к машине и включил аварийную частоту:
— Алло, алло, шоссе номер сто, Сульбаксвеген в Юнгхюсен. Двое коллег ранены. Сам получил травму. Перестрелка. Стрельба. Помогите!
Ему ответили далекие металлические голоса.
— Здесь Треллеборг. Едем.
— Участок Люнд. На пути к вам.
И дежурный в Мальмё:
— Доброе утро. Помощь выехала. Через четверть часа будут на месте. От силы двадцать минут.
Все это происходило утром восемнадцатого ноября 1973 года на самой окраине полицейского участка Мальмё. Неподалеку от берега Балтийского моря.
XV
Понедельник, девятнадцатого ноября.
Воздух прозрачный. Ясное небо, холодно, ветрено.
По церковному календарю день Елизаветы; сегодня Колльбергу полагалось допрашивать Фольке Бенгтссона.
Но многое успело измениться к этому дню. Казалось, Андерслёв вдруг исчез с карты мира. Органы массовой информации переключили свое внимание на другое.
Что такое удушенная разведенная жена перед двумя застреленными полицейскими? Да еще один травмирован — как и почему, никому толком не известно. Один злоумышленник убит, другой в бегах, укрывается от правосудия.
Мартин Бек и Колльберг знали, что вообще-то полицейская служба не так уж опасна, хотя и высокое начальство, и многие рядовые полицейские не прочь сгустить краски. Слов нет, полицейские не обходятся без травм; число несчастных случаев в полицейских тирах и на полигонах очень велико, но их всегда замалчивают. В остальном же работа эта не сопряжена с физической опасностью. Разве что спина заболит от чрезмерного сидения в автомашине. Множество специальностей куда более рискованны. И не только в Швеции.
Так, в Англии с 1947 года в шахтах погибло 7768 рабочих, а полицейских было убито чуть больше десятка.
Возможно, пример нетипичный, но Леннарт Колльберг обычно ссылался на него, когда заходила речь о том, надо ли полицейскому носить при себе оружие. Ведь в Англии, Шотландии и Уэльсе полицейские, как известно, не вооружены. И должно же быть какое-то объяснение, почему это в маленькой Швеции случаев ранения полицейских гораздо больше.
С утра пораньше Мартина Бека настиг первый телефонный звонок, притом от человека, с которым он меньше всего желал общаться.
Звонил Стиг Мальм.
— Ну что, с твоим делом все ясно, — сказал Мальм.
— Как сказать.
— Разве нет? Насколько я понимаю, задача решена. Убийца сидит за решеткой. И сел даже раньше, чем был обнаружен труп. Хотя твоей заслуги в этом нет. Ну, так что ты скажешь?
— Разное. Есть еще невыясненные детали, — ответил Мартин Бек.
— Но вы же взяли убийцу.
— Я в этом далеко не убежден, — сказал Мартин Бек. — Хотя такая возможность не исключена.
— Не исключена? Все ясно как дважды два, куда уж проще.
— В том-то и дело, — убежденно произнес Мартин Бек. — Все может оказаться намного проще.
Колльберг вопросительно посмотрел на него. Они сидели в кабинете Рада. Сам Рад пошел прогуливать пса.
Мартин Бек покачал головой.
— Ладно, вообще-то я не за этим звоню, — сказал Мальм. — Можешь держать про себя свои загадочные соображения. Тут есть дело поважнее.
— Какое же?
— Ты еще спрашиваешь! Гангстеры скосили троих полицейских. И один головорез все еще находится на свободе.
— С этим делом я незнаком.
— Странно, странно. Ты что, не читаешь газет?
Мартин Бек не удержался:
— Читаю, но я не могу основывать свое суждение о нашей работе на газетных сообщениях. Мало ли какой вздор напишут, так уж всему и верить?
Но Мальм не вспылил.
— Эпизод просто возмутительный, — говорил Мальм. — Шеф, разумеется, страшно возмущен. Ты ведь знаешь, как близко он принимает к сердцу каждый случай, когда страдает кто-нибудь из наших людей.