Опус 13
- Да просто время нынче неспокойное... - пожала она плечами.
А потом был волшебный ужин при свечах, а за ним - бесконечная счастливая ночь, и, проснувшись, я совершенно забыл о давешнем приступе отчаянной тоски пополам с махровой мизантропией. И еще - мне больше не нужно было задавать Ей никаких вопросов. Я понял, кто Она. Не узнал, а именно понял. И действительно, совершенно не важно, как ее зовут, важно лишь то, кто она есть. А она - Муза. Одна из дюжины Аполлоновых дочек. И то, что она вполне может завтра или даже сегодня исчезнуть из моей жизни так же внезапно, как и появилась - для меня уже не имело ни малейшего значения. Она честно сделала свое дело. Я снова могу и хочу творить. И, кажется, даже знаю, что именно сотворю первым делом.
Я проснулся оттого, что очень хотел курить. Моя Муза уже встала, и, наверное, принимала душ, а может быть, и вовсе уехала - какая, на фиг, разница? Встал, натянул штаны, прошлепал на кухню. Прикурил сигарету, подошел к окну, открыл форточку, глянул вниз. Во дворе было довольно много народу, я бы даже сказал, слишком много для одиннадцати утра среды. Все они неторопливо прогуливались группами по трое-пятеро человек. И каждый из них прогуливал пылесос. Хозяева держали свою технику за сетевые шнуры, а пылесосы послушно катились за ними, вытянув вперед свои длинные хоботы, словно пытаясь сделать удушливый московский воздух чище. Безумный вальсок начал потихоньку звучать в моей голове, по всему телу пробежала странная дрожь. Докурив, я выбросил окурок в форточку, и, как был босиком, в одних штанах, выбежал из дома в этот на редкость солнечный и холодный ноябрьский день. Видение не развеялось, и мои сограждане со счастливыми лицами продолжали неспешно прогуливать свои "Вихри", "Бураны", "Чайки" и более породистые импортные модели. Меня закружил водоворот этой сумасшедшей прогулки. Все они, и пылесосы, кажется, тоже, говорили друг с другом, причем говорили пространно и необычайно приветливо, и самая невзрачная проблема вроде очередного повышения цен на молоко обсуждалась едва ли не высоким стилем XVII века... Я уже не обращал внимания на эти беседы: я обернулся посмотреть на свои окна, да так и застыл, залюбовавшись: на моем балконе стояла она, Муза. Едва набросив блузку на голое тело, она стояла на почти минусовом холоде и, отрешась от всего суетного, дирижировала светопреставлением с массовым участием бытовой техники... Ее тонкие руки плавно взмывали вверх... опускались вниз... чуть в стороны... снова вверх... И вальс, этот странный вальс, что звучал в моей голове, он звучал теперь во всем этом отвратительном, гадком, безумном, прекрасном Мире, и деваться от него было решительно некуда, и оставалось лишь одно - сойти с ума и пойти домой за пылесосом...
Я включил компьютер. Играть сегодня, скорее всего не буду. Работать, работать! По дурной привычке решил начать с заглавия. Пять минут тужился, потом пожал плечами и напечатал: "ОПУС № 13". И начал:
"Очень странно, что Надежда прежде не пыталась уточнять точное значение слов с помощью словаря. Тем не менее, сейчас, когда ей пришла пора решить для себя, что же все-таки такое любовь, она открыла словарь Даля и погрузилась в чтение. В это время открылась дверь, и вошел Надин отчим, Андрей Иванович Дубровский. Он был в стельку пьян..."