Песня о любви
Дмитрий Сорокин
Песня о любви
рассказ
1. А не спеть ли мне песню о любви?
С.Чиграков ("Чиж")
Нужда - великая, страшная вещь. Даже если это малая нужда. Так уж по-идиотски устроено, что в нашем институте мужские туалеты находятся на четных этажах, а женские - на нечетных. Я прошу прощения, что вынужден говорить о столь прозаичных вещах, но это имеет непосредственное отношение к истории, которую я хочу рассказать. Итак, я работаю на пятом этаже, а бегать по нужде мне приходится на четвертый, да еще в противоположное крыло здания... Естественно, на пятом этаже работают, в основном, мужчины, а на четвертом - женщины, и многим лениво бегать с этажа на этаж, посему... в общем, ситуацию можете себе вообразить. Я отношусь к тем немногочисленным щепетильным ребятам, которые не ленятся. К чему это я вам рассказываю? А сейчас поймете.
В один прекрасный день приспичило мне по малой нужде. И, надо сказать, довольно серьезно приспичило. Пошел я на четвертый этаж, встал перед писсуаром... Я уже почти завершил отправление естественных надобностей, когда за дверцей одной из кабинок послышался шум спускаемой воды, затем скрип самой дверцы, цокот каблучков, сопение, слегка смущенное хихиканье. Нет, вот чего я не понял, так это почему она не выбежала вон, а встала у меня за спиной?!
Закончив процесс, я привел в порядок одежду, обернулся. Девушка была цвета спелого помидора от смущения. Казалось, оно, то есть смущение, пригвоздило ее к месту, не давая сдвинуться ни на шаг. Помимо несколько экзотичного цвета лица, девушка обладала еще и неплохой фигурой. Это все, что я смог заметить в первый момент. А во второй момент на меня нахлынул праведный гнев, и мне захотелось окончательно вогнать в краску эту ленивую нахалку, чтоб она у меня тут не то что красная, чтоб она серо-буро-малиновой в крапинку стала и провалилась сквозь пол от стыда!
- Так, голубушка, - медленно, спокойно, но сверкая глазами, произнес я. - И давно у нас ввели равноправие полов?
- В 1917 году! - храбро пискнула нахалка.
- Да? Как интересно... В таком случае имею честь предложить вам вступить со мной в интимную связь.
- Что, прямо здесь? - несчастным голосом пробормотала она.
- А чем здесь хуже, чем в любом другом месте?
- Может, все-таки пойдем ко мне в кабинет? Там никого нет... - ее голос упал до минимума, а цвет кожи уверенно приближался к фиолетовому.
Нет, ну вот что мне с ней прикажете делать? Не заняться же и впрямь любовью вот просто так, с бухты-барахты... Фиолетовые девушки мне не нравятся. Я, конечно, не расист, но предпочитаю женщин с традиционно белым цветом кожи.
- Ладно, можете считать предложение временно отложенным, смилостивился я, и она вздохнула с явным облегчением (или я что-то не понимаю в женской психологии?), и выбежала вон. Полминуты спустя вышел и я.
Работа не клеилась. И дело не в том, что по загадочным причинам три раза в течение часа вырубало электричество по всему институту, и мне приходилось каждый раз проверять компьютер на наличие сбоев и ошибок. Даже при нормально работающем оборудовании я никак не мог сосредоточиться на работе. То в голову перли чудовищные эротические фантазии, то горькие сожаления об упущенных возможностях, то просто романтическая чушь. Лишь к вечеру я худо-бедно собрался с мыслями, немного поработал, а потом рабочий день пришел к своему логическому завершению, и пришла пора ехать домой.
Я сразу заметил на автобусной остановке маленькую фигурку в искусственном полушубке и как-то догадался: это она, моя давешняя нахалка. Я убедился в правоте своей догадки, когда, увидев меня, фигурка стремительно подбежала к краю проезжей части, взмахнула рукой, и уже через десять секунд отъехала на древнем, по уши заляпанном грязью "жигуле". Усмехнувшись, я сел в подъехавший следом автобус и поехал домой.
Дома делать было нечего. Странно, раньше я редко замечал это: приходишь домой, механически готовишь и употребляешь еду, ну, душ принять можно, и все. Больше делать нечего. Тупо пялиться в телевизор я никогда не умел, и когда полгода назад ящик сломался, я даже чинить его не стал. Еще один бесполезный предмет обстановки... Поэтому лучше просто лечь спать, и именно так я и поступил.
На следующий день мне пришлось отдуваться за вчерашнюю рассеянность: работы навалилась такая куча, что, казалось, на год вперед хватит. Почти не отрываясь, весь день пробарабанил по клавиатуре и прощелкал "мышкой". В половине восьмого вечера мой организм не очень тактично напомнил, что настала пора прогуляться на четвертый этаж. Встав, я понял, что дело плохо, хуже некуда: донести эти галлоны я вряд ли смогу. Оставалось одно - попрать принципы ради спасения организма, одежды, репутации и просто ради вящего душевного комфорта. К тому же, можно смело надеяться, что обремененные заботами о семьях женщины разбежались по домам сразу же после шести, так что я, кривясь, бегом преодолел семь метров по коридору и ворвался в женский туалет.
- И как давно у нас ввели равенство полов? - ехидно осведомилась она, когда я, испытывая неземной кайф, вышел из кабинки.
- В 1917 году... - краснея, пробормотал я. Вот черт! Шпионила она за мной весь день, что ли? Как бы поскорее провалиться сквозь пол?
- А хотите, я вас изнасилую? Прямо здесь и сейчас? - насмешливо спросила она, повторяя сюжет нашего вчерашнего диалога.
Я осмелился поднять на нее глаза. Да, она была прекрасна, в этой позе абсолютного превосходства, с насмешливой улыбкой и скрещенными на груди руками.
- Нет, лучше пойдем ко мне в кабинет. Туда никто не зайдет.
- Наглец! - Она, приподнявшись на цыпочках, залепила мне затрещину и стремглав выбежала в коридор. Я не стал ее догонять.
Да, неловко вышло. Довыпендривался. И что теперь делать? Этот извечный русский вопрос занимал меня весь вечер и даже половину ночи - в кои-то веки никак не мог заснуть, сколько ни ворочался с боку на бок и ни считал баранов, абреков, магараджей и прочую бегающую, прыгающую и стреляющую живность. С утра проснулся совершенно разбитым, а ведь, казалось бы: с чего? Ну, подумаешь, оконфузился перед какой-то пигалицей, делов-то тачка... Нет, не выходит эта мерзавка из головы, и все тут!