Шафрановые врата

Я поставила кувшин на стол.
— Папа, — тихо сказала я. — Папочка. Пожалуйста!
Что — пожалуйста? Проснись? Не умирай? Прости меня? Я снова взяла его руку и прижала ее к своей неповрежденной щеке.
— Вам нужно отдохнуть, пока он спит, — произнес чей-то голос, и я безучастно посмотрела через плечо.
Это был мужчина, доктор, предположила я, увидев стетоскоп на его шее. Я опустила руку отца и встала.
— Вы можете сказать мне что-нибудь? — спросила я. — Будет... будет ли с ним все в порядке?
Доктор посмотрел на моего отца, затем снова на меня.
— Очень много травм. Внутренних. — Было что-то смутно знакомое (возможно, эта утешительная интонация) в голосе мужчины. — Но из-за возраста... э... мисс О'Шиа, правильно? Вы должны подготовить себя.
Я села.
— Подготовить себя?
— Не хотите ли съездить домой на некоторое время? Мужчина и женщина, которые привезли вас и вашего отца сюда, — вы знаете их? Вы можете позвонить им, чтобы они забрали вас домой?
Я лишь покачала головой. У меня возникло смутное воспоминание об автомобиле, остановившемся на дороге, о мужчине, перенесшем моего отца на заднее сиденье, и женщине, прикладывающей носовой платок к моей щеке и накидывающей мне на плечи куртку.
— Я останусь с ним.
Доктор некоторое время молчал.
— Кто-нибудь позвонил вашей матери? — спросил он. — Или, может быть, брату, сестре... Скажите медсестре, и она позвонит вместо вас. У вас есть семья, кто-то...
— Есть только я, — перебила его я; мой голос прозвучал очень тихо. — Только я, — повторила я.
— Лекарство, — произнес он тогда, — помогло?
Я посмотрела на отца.
— Не знаю.
— Нет, — сказал он. — Ваше лицо. Очень больно?
Я потянулась, чтобы дотронуться до повязки, как я сделала несколько минут назад.
— Нет. Я... я не помню...
— Порез глубокий, мисс О'Шиа. Было много мелких кусочков стекла; я вытащил их и наложил шов.
Неожиданно я уловила его акцент и немного неправильный порядок слов и поняла, что именно показалось мне в нем знакомым: его английский язык был немного похож на мамин. Мне вспомнилось: резкий запах дезинфицирующего средства, лицо этого мужчины так близко от моего, ощущение своего тела, холодного и бесчувственного.
— Нет, — сказала я, — мне не больно.
Почему он заговорил о моей незначительной ране? Ведь он наверняка пришел к моему отцу.
— Разве вы не можете ничего сделать? Может быть, нужно провести какую-то операцию, предпринять что-нибудь... что-нибудь, чтобы помочь ему?
Доктор покачал головой. На его лице отразилось что-то — может быть, это была печаль?
— Мне жаль, — сказал он, и было ясно, что это действительно так. — Единственное, что нам осталось, — это ждать. — Он взглянул на круглые часы, которые вытащил из кармана жилета. — Сейчас мне нужно идти, но я вернусь через несколько часов.
Я кивнула. Лицо этого врача выражало участие. Возможно, оно было добрым. И его голос... я снова вспомнила маму и почувствовала себя так одиноко, как еще никогда в жизни. Я не хотела, чтобы этот мужчина уходил: тогда даже присутствие незнакомца облегчало мою боль.
— Мисс О'Шиа, будет лучше, если вы поспите. Вы уже много часов сидите здесь вот так. И обезболивающее, которое вам ввели, усиливает усталость.
Я вспомнила доктора, лечившего меня, когда я заболела полиомиелитом, и доктора, который осматривал мою маму в ее последние дни. Разумеется, те мужчины находились в зените своей карьеры; они казались такими старыми, такими изнуренными, будто скорбные известия каждый раз накладывали отпечаток на их жизнь.
— Это моя вина, — произнесла я, не понимая, почему испытываю потребность открыться этому доктору.
У него был высокий лоб интеллигента, румяные щеки. Наверное, он работал врачом недолгое время и, вне всяких сомнений, был ненамного старше меня.
— Он просил меня не садиться за руль.
Доктор промолчал, но продолжал смотреть на меня, сунув руки в карманы жакета, словно ожидая, что я скажу что-то еще.
Я снова подняла руку отца и на этот раз прижала ее к своему лбу.
— Я доктор Дювергер, — назвал себя мужчина. — Если вы хотите поговорить со мной о вашем отце или о вашем лице, попросите медсестру позвать меня. Доктор Дювергер, — повторил он, пристально глядя на меня.
Неожиданно я почувствовала себя такой уставшей, такой истощенной, что просто кивнула и повернулась к отцу.
Мой отец умер перед рассветом, так и не придя в сознание, так и не простив меня. Я была в палате рядом с ним, но в момент его кончины я спала. Это медсестра вошла и обнаружила, что отец уже не дышит. Она разбудила меня, положив руку мне на плечо.
— Мне жаль, мисс О'Шиа, — сказала она, когда я внимательно посмотрела на отца, а потом на нее. — Уже ничего нельзя сделать.
Я продолжала смотреть на нее, словно она говорила на иностранном языке.
— Он умер, детка, — пояснила она, не убирая руки с моего плеча. — Пойдем. Пойдем, мы дадим тебе чашку чаю.
Я не могла понять, как это могло произойти. Так тихо и незаметно. Разве мой отец не заслужил большего от жизни и от меня?
— Пойдем же, — снова произнесла она; я поднялась и последовала за ней, оглядываясь на тело отца.
Помню, как сидела в маленькой комнатке с чашкой чая в руках, и молодой доктор (как, он сказал, его зовут?) говорил со мной. Но я не понимала его. Я вышла из комнаты, но доктор пошел за мной и положил что-то — маленькую баночку — мне в руку. Затем он накинул мне на плечи куртку. Я почувствовала запах отца, аромат его табака и пошатнулась. Доктор взял меня за руку, чтобы я не упала.
— Вы должны накладывать мазь на вашу щеку, — сказал он. — Мазь в той баночке, что я вам дал. Накладывайте ее каждый день. И перевязывайте чистым бинтом. Приходите ко мне на прием раз в неделю. Как вы доберетесь домой? — спросил он, а я перевела взгляд с его руки на свое запястье, а потом на его лицо. — Кто отвезет вас домой, мисс О'Шиа? — спросил он. — Есть кто-нибудь, кто мог бы забрать вас и побыть с вами сейчас, чтобы вы не оставались одна?
Я не могла ясно мыслить.
— Домой? Я... я не знаю. Машина... моя машина... она... где она? — спросила я, будто он мог это знать.
— Мне ничего не известно о вашем автомобиле, но я думаю, вам лучше не садиться за руль. Мы найдем кого-нибудь... сейчас еще очень рано... где вы живете, мисс О'Шиа? — спросил он тогда.
— Юнипер-роуд, — безучастно ответила я.
— Я попытаюсь найти кого-нибудь, кто мог бы отвезти вас, — сказал он. — Вам придется подождать.
Я стояла там, пытаясь осмыслить его слова. Он действительно был добрым.
— Нет. — Чувства вернулись ко мне. — Мой сосед, мистер Барлоу. Майк Барлоу. Он приедет и заберет меня. Он отвезет меня домой.
— У него есть телефон?
Я кивнула. Мне было крайне необходимо покинуть это место, где находилось безжизненное тело моего отца.
— Да, — сказала я. Неожиданно мне стало холодно. Я задрожала. — Но... я не могу вспомнить номер. Совсем не могу вспомнить, — сказала я, поднеся руку ко рту. — Я знаю, но не могу...
Доктор кивнул, переместив свою руку с моего запястья на плечо.
— Это шок, мисс О'Шиа. Присядьте, пожалуйста. Майк Барлоу с Юнипер-роуд? Я поищу его номер, — сказал он.
Я села, куда он указал, стуча зубами, и посмотрела на его удаляющуюся спину; он подошел к ближайшему столику и сказал что-то сидевшей за ним женщине. Она, взглянув на меня, кивнула, и затем он тоже посмотрел на меня.
— Наденьте куртку, мисс О'Шиа, — сказал он; его голос я хорошо слышала. — Вам нельзя мерзнуть.
  Глава 6  
Мы выехали, когда уже рассвело. Небо прояснилось, и восходящее солнце неуверенно бросало на землю свои лучи. Мистер Барлоу опустил стекло, и в салон автомобиля ворвался сладкий запах наступающей весны. И вдруг я почувствовала резкую боль в щеке, такую сильную, что у меня перехватило дыхание и я закрыла глаза.