Призрак идет по Земле

Не терять ни минуты!
Лагерь был обнесен высокой изгородью из колючей проволоки. Ночью маленькая электростанция давала свет для освещения запретной зоны. Вокруг территории были расположены шесть деревянных вышек. Там находились часовые, которых каторжники прозвали «попу-гаями».
Алессандро хотел пробраться как раз посредине между двумя вышками. Сегодня был удобный случай. Если пойдет дождь, часовые носа не высунут из-под укрытия. Можно будет пройти незаметно.
Несколько дней назад Алессандро достал кусачки. Теперь они пригодятся. Лишь бы только не лаяли собаки. На случай встречи с собакой Алессандро сберег порцию хлеба.
Совсем стемнело. Фонари на ограде едва светили, раскачиваясь под порывами сильного ветра. Полил сильный дождь.
— Слава тебе, боже! — прошептал Алессандро, — теперь можно…
Он одел брезентовую куртку, подполз к изгороди, На вышках молчали. Значит, не заметили.
Алессандро будто врос в землю. За проволокой заворчал пес. Он, должно быть, почуял Алессандро. «Проклятый! Что тебе надо? Моя жизнь? Я же не сделал тебе ничего плохого! Наоборот, я твой товарищ! На, ешь мой последний кусок хлеба!»
Пес жадно схватил краюху и замолчал, давясь твердой коркой. Алессандро быстро заработал кусачками. Одна проволока, другая, третья… Еще немного, еще чуть-чуть! Они молчат. Значит, не слышат. Не видят. Слава тебе, святая Мария! Закрой им глаза, заткни уши! Укрой меня своим покрывалом!
Ослепительная вспышка молнии разорвала небо пополам. Загремело так сильно, что Алессандро зажмурился, похолодев от страха. Потом поднял голову, Темно-темно. Лампочки погасли — где-то произошло короткое замыкание. Теперь вперед, отверстие готово…
Алессандро ужом проскользнул на ту сторону, оцарапав руки колючками. Пес, доедая хлеб, глухо ворчал. Алессандро вскочил на ноги и побежал прочь от лагеря в густую темноту ночи.
Сердце бешено колотилось, вырывалось из груди, мешало двигаться, захватывало дыхание. Алессандро на миг остановился, несколько раз глубоко вздохнул, запрокинул голову, подставив лицо под дождь. В тот же момент на одной из вышек раздался треск, и с шипеньем взлетела ракета. Призрачный фейерверк осветил окрестности лагеря. Алессандро, очевидно, увидели, так как на вышках закричали. Тупо прогремели выстрелы, Засвистели пули, завыли собаки.
Ракета погасла. Алессандро секунду стоял неподвижно, словно окаменев. Все пропало! Теперь не убежишь!
Но ноги машинально понесли его дальше. Свобода! Ты на одну минуту улыбнулась ему! Та надсмеялась над ним! Матерь божья! За что ты караешь меня, почему не защитишь от врагов?
Снова вспыхнули ракеты, но они были уже далеко» Стена дождя закрыла беглеца. Может, ему удастся убежать? Может, его не догонят? Тщетная надежда! Счастье отвернулось от каторжника. Слышен собачий лай. Собаки бегут по следу, они уже недалеко. В грозовое небо над лагерем безостановочно взлетают ракеты. О, если бы сделаться невидимкой, растаять во мраке! Пусть бы тогда искали, бесновались! Он бы стал неуязвимым, всемогущим, он бы отомстил палачам за надругательства и унижения!
Безумна мечта твоя, Алессандро. Что твои фантазии, когда преследователи уже в двадцати метрах от тебя! Сквозь шум дождя слышно тяжелое дыхание собак. Громко звучит злобный окрик:
— Стой! Стой, тебе говорят!
Алессандро не останавливался. Ему вдруг показа лось, что это он во сне бежит по мокрой каменистой равнине и никак не может убежать от жуткого кошмара. Еще, еще немного! Вот сейчас он проснется! И тогда исчезнет этот ужас… а рядом будет нежная, любящая Катрен… их бедная хижина и звездная ночь за окном.
— Стой, проклятый! — зарычал хриплый голос над самым ухом, и резкий удар обрушился на голову Алессандро. Он охнул, упал на колени.
— За что? — простонал беглец, поднимая взгляд к темному небу.
— Вот тебе, вот! Получай! — приговаривали охранники, осыпая ударами прикладов беззащитного пленника. Он только стонал, извивался у них под ногами в грязи, как раздавленный червяк, старался защитить от ударов лицо. Разум боролся с обморочным состоянием. Как будто сквозь вату донеслись к нему резкие слова:
— Прекратить! Хватит ему! В тюрьму Санта-Пепья!
 
Чудесная мечта Мориса
Огненными обручами стискивало череп, пекло в груди, горели ступни ног, но сознание возвращалось, жизнь упорно держалась в изувеченном теле.
Алессандро почувствовал осторожное прикосновение к лицу чьих-то пальцев. Эти пальцы мягкой тряпкой обтирали ему щеки и лоб. Кто же это? Неужели тюремщики? Где он? Почему вокруг тишина? Где товарищи по лагерю?
Алессандро с трудом открыл глаза. Светила крохотная лампочка, висевшая в углублении на белой стене. Над беглецом склонилось чье-то лицо. Глаза незнакомца дружелюбно улыбались. И вообще, все в нем смеялось: круглые щеки, немного вздернутый нос, высокий лоб, покрытый мелкими морщинками.
— Кто вы? Где я? — прошептал Алессандро.
— Добрый день, — весело ответил незнакомец. — Меня зовут Морисом. Морис Потр, француз. А вас?
— Алессандро Лосе.
— Я рад за вас, сеньор Лосе, вы поправляетесь. Хорошее здоровье! Вас так отделали, что живого места не осталось! Похоже на отбивную котлету. Но теперь ничего. Все будет хорошо. На узниках и собаках болячки заживают быстро.
— Но где я? — через силу спросил Лосе.
— Санта-Пенья.
— Каторжная тюрьма? — прошептал Алессандро пересохшими губами.
— Точно! А вы разве этого не знали?
— Знал, — тяжело вырвалось у Алессандро. Голова его снова бессильно упала, глаза закрылись.
Старый Миас сказал правду. Не захотел быть в лагере Вальнера-Пьеха — теперь сдыхай в темной тюремной камере без свежего воздуха и пищи. Какой печальный конец! Лучше бы они убили его в ту грозовую ночь, лучше бы птицы растащили его кости по камням.
— Конец! — простонал он, сжимая зубы от боли.
— Конец? Почему же конец?
Алессандро открыл глаза, удивленно уставился в лицо Мориса. Оно смеялось — лицо нового товарища по несчастью. Что такое? Он сумасшедший или дурачок? Или, может, привык к невозможным условиям?
— Так почему же конец? — переспросил Морис, подкладывая под голову Алессандро туго свернутую куртку.
— Отсюда не убежишь, — прошептал Алессандро. — Пропадешь в смрадной яме… Там… в лагере… еще была какая-то надежда… А теперь… конец…
— Да, это правда! — весело подтвердил Морис, оглядывая маленькую темную камеру. — Отсюда убежать нельзя. Если только…
— Если только что? — с неясной надеждой переспросил Лосе.
— Если только не совершится чуда! — серьезно закончил Потр.
Алессандро, махнув рукой, разочарованно отвернулся к стене.
— Шутите… Разве можно шутить в таком положении?
— Я не шучу, — ответил Морис.
— Разве бывают чудеса, да еще в таком… месте?
— Бывают! — уверенно сказал француз, — хотя и не часто.
Что-то странное слышалось в шутливом голосе Потра. Нельзя было понять — смеялся он или говорил серьезно. Кто этот человек? Почему в его голосе, во взгляде, видна непокоренная сила, непоколебимая уверенность? Алессандро, пересиливая боль, повернулся всем телом набок, с надеждою посмотрел на Мориса.
— Что вы имеете в виду, товарищ?
— Когда-нибудь узнаете, — хитро подморгнул француз. — Я хочу сказать только одно — не надо грустить, впадать в отчаяние. Надо надеяться и всегда мечтать.
— Мечтать, — иронически буркнул Алессандро, мечта не пробьет этих стен!
— Ой, ошибаетесь! — запротестовал Морис. — Нет ничего сильнее мечты!
Железные двери лязгнули. Открылось маленькое окошечко, и усатая морда с сизым носом алкоголика рявкнула:
— Молчать! Услышу еще раз — отправитесь в карцер!
Окошко закрылось. Шаги в коридоре удалились и затихли.
— Надо остерегаться, — Прошептал Морис. — Замучат, подлюки, если не взлюбят кого-нибудь.
— Какой еще нужен карцер? — проворчал Алессандро.
— Что вы! По сравнению с ним наша камера — комфортабельное помещение, — заверил Морис. — В карцере — мокрый цемент, двести граммов хлеба и литр воды на три дня. Всю одежду отбирают… Ну, да это мелочи. На чем мы остановились? Ага! На мечте…