Роман как держава
Тогда я пришел к заключению, что не стоит слишком привязываться к бумаге и что все эти долгие годы и десятилетия меня звала к себе устная речь, которую я знал не из книг, а от проповедников и народных сказителей. Подумал я и о театре. Короче говоря, в тот момент холодный свинец печатного слова был для меня тем багажом, который надо было отбросить, чтобы обратиться к теплому и живому актерскому слову.
Так родилась моя драма в форме театрального меню «Вечность и еще один день». Она возникла по двум причинам: во-первых, я хотел создать интерактивное нелинейное действие и в театре, а во-вторых, мне надоело смотреть на то, как постановщики превращают мои романы XXI века в пьесы XIX века.
Пьеса появилась в 1993 году и была переведена на греческий, шведский, английский и русский. К моей великой радости и к восторгу Ясмины Михайлович, в 2002 году состоялась ее премьера мирового значения в лучшем в мире театре, во МХАТе им. Чехова, основанном Станиславским. Эта интерактивная пьеса снабжена моим текстом, который я привожу ниже.
Вступительное слово к театральному меню «Вечность и еще один день»André Clavel в швейцарской газете Journal de Genève сравнил «Хазарский словарь» с «корчмой, где каждый гость заказывает блюда по своему вкусу». Это остроумное замечание можно применить и к тому, чем я занимаюсь сейчас.
После трех романов, опубликованных в течение последнего десятилетия, я почувствовал, что хочу обратиться к театру. Я расширил и переделал в театральном ключе некоторые фрагменты моей прозы, с тем, чтобы зрители, режиссеры и театры могли бы меньше зависеть от автора и в большей мере влиять на создание текста драмы.
Пьесу, устроенную таким образом, действительно можно сравнить с набором блюд в корчме. Если меню обычно включает в себя несколько закусок, одно или несколько основных блюд и наконец десерты на выбор, чтобы из всего этого вы составили ужин по своему вкусу, то пьеса «Вечность и еще один день» предлагает вам нечто вроде «театрального меню».
В соответствии с таким намерением автор предлагает пьесу, имеющую структуру такого меню: 3+1+3 (три взаимозаменяемые «закуски», одно «основное блюдо» и три взаимозаменяемых «десерта» в конце). Следовательно, зритель, режиссер или директор театра могут выбрать любое из трех прологов пьесы и любой из трех ее финалов. При этом в течение одного ужина нельзя заказывать сразу несколько «закусок» или несколько «десертов».
Таким образом пьесу о истории любви Петкутина и Калины в одном театре поставит режиссер, выбравший happy end, во втором театре у другого режиссера та же самая история получит трагическое завершение, а в третьем театре третий постановщик и новый актерский состав покажут какой-то третий спектакль.
Если учесть все возможные варианты, из любовной истории Петкутина и Калины можно сделать девять различных комбинаций, так что зрители смогут увидеть девять постановок, отличающихся друг от друга и текстом, и режиссерской работой. Конечно, любая из девяти версий — это тот необходимый минимум или, лучше сказать, та нормальная классическая пьеса, к которой мы привыкли. Разница состоит в том, что от минимума можно пойти дальше. Чем больше версий увидит зритель, тем шире будут его представления о истории любви Петкутина и Калины и возможностях ее завершения, ведь все прологи и все финалы пьесы «Вечность и еще один день» связаны друг с другом.
Подведем итог. Зритель по своему желанию может выбирать финал спектакля, режиссер может выбрать тот вид драматического произведения, к которому он питает склонность, и, наконец, театр может объединиться с другими театрами для работы над совместным проектом.
Существуют и другие возможности, можно, например, организовать обмен гастролями, если разные версии спектакля идут в разных городах, или предложить поставить пьесу в одном и том же театре трем разным режиссерам, с тем чтобы они по очереди, несколько вечеров подряд, показывал зрителям свою версию текста и свою режиссуру спектакля о Петкутине и Калине.
И наконец, было бы интересно устроить «Фестиваль одной пьесы», на котором девять разных театров с девятью разными труппами показали бы девять разных постановок, девять версий пьесы «Вечность и еще один день».
Как и во время любого другого ужина, перед подачей на стол десерта делается небольшая пауза.
* * *В 2002 году я опубликовал две интерактивные драмы: «Кровать для троих» и «Стеклянную улитку». В основе второй лежит мой одноименный рассказ, написанный специально для Интернета, он появился сначала в электронной сети, а потом уже в книге с тем же названием.
Нелинейность и асиметричность «Кровати для троих» с подзаголовком «Краткая история человечества» достигаются с помощью разделения театрального зала на мужскую и женскую половину, как это бывало в церквях, причем для мужской половины спектакль начинается несколько раньше, чем для женской. Для женской части зала останется тайной начальная сцена спектакля, ее показывают только мужчинам, пока женщины в зал еще не допущены. Зато когда после второго действия, во время антракта, господа покинут зал, чтобы выкурить свои сигареты, оставшимся в зале дамам, покажут сцену, которую не увидят курильщики. Второе действие заканчивается демонстрацией и продажей шуб, причем одна шуба должна быть разыграна, и, в зависимости от того, как ответит на заданный ей вопрос счастливая обладательница шубы, будет сыгран или не сыгран третий акт «Кровати для троих».
«Стеклянная улитка» — это «спектакль в двух первых действиях». Здесь одно и то же событие зритель видит в первом действии глазами главного героя, а во втором действии — глазами главной героини спектакля. Первое действие в первый раз заканчивается трагически, после того как кто-то из зрителей читает слова, написанные на выброшенном футляре от зажигалки, а первое действие во второй раз имеет счастливый конец, потому что героиня случайно роняет и разбивает стеклянную улитку.
Зритель участвует в постановке обеих этих пьес как член суда присяжных и, в зависимости от его приговора, действие двигается в том или ином направлении. Когда, например, зритель решает, можно или нет арестовывать ангела, это происходит не на сцене, а в реальности, в зрительном зале. Дальнейший ход спектакля обусловлен этим решением. Зритель выбирает свою дорогу, прокладывает свой путь через драматическое произведение.
Короче говоря, мне показалось логичным после нелинейной прозы и интерактивного романа обратиться и к интерактивному театру. В нем занавес существует не для того, чтобы отделить сцену от зрителей, а для того, чтобы, пересекаясь со вторым невидимым занавесом, делящим зал и сцену в длину на две половины, образовать золотое сечение — некое подобие креста в театральном пространстве.
Книга в новом тысячелетии
Краткая история чтения
Я давно хочу увидеть на какой-нибудь книжной ярмарке книгу с таким названием: «Краткая история чтения». Попробую рассказать, как я ее себе представляю. Однажды в Тель-Авиве один журналист задал мне такой вопрос: «В вашей книге мы встречаем трех дьяволов — христианского, еврейского и мусульманского. Где же в вашей книге Бог?» Я ответил ему, что сама книга и есть Бог. Не та, конечно, о которой мы говорили тогда в Тель-Авиве, а Книга, которая пишется с большой буквы.
Книга «Краткая история чтения» может начинаться такими словами: «В начале было Слово, и Слово было у Бога». Долго и медленно, в течение тысячелетий, человечество по слогам разбирало это слово. Училось его читать, глядя на звездное небо, на летящих птиц, на яркие цветы, на каменные скрижали. А потом ответило Богу молитвой в виде жертвоприношения или нарисованного иероглифа, ожидая, что Он сможет прочитать и понять такое послание. Потом были написаны книги-путеводители для мертвых, путешествующих в вечность, появились священные языки, церковная речь отделилась от мирской и начали распространяться сборники законов, посланий и молитв.