Самая страшная книга 2015 (сборник)
– Дядя Паша, а зачем вы коврик передвинули?
Резиновый коврик, который по старой привычке постоянно прикрывался газетой, был сдвинут на полметра. И газета была разорвана. На длинные полосы.
– Запнулся, – внезапно охрипшим голосом сказал я. – Я запнулся, Саш.
Она внимательно посмотрела на меня, подтянула коврик на место и стала разуваться.
– В темноте шел и запнулся, – зачем-то пояснил я, думая о том, как бы вернуться в кухню так, чтобы девочка не заметила тесак за спиной. Объяснить это мне было бы гораздо сложнее.
– Да ладно, бывает, – она пожала плечами и скинула сандалию.
– Саш, – как бы невзначай сказал я, осторожно пятясь назад и делая вид, что изучаю направление трещин в потолке. – Саш, скажи… а ничего в последнее время странного не случалось?
– Чего именно – странного? – скинула она вторую сандалию.
– Ну я не знаю… что-нибудь открывалось, когда ты это не трогала, или же…
Сашка непонимающе смотрела на меня. Ах, ну да, собственно, чего это я. Ребенка, у которого живет воображаемая собака, сложно удивить открывающимися шкафами.
* * *В соседней комнате бубнил телевизор, а я сидел за столом и крутил в руках выключенный фотоаппарат.
Всему должно быть свое объяснение, да. Ну и как оно там, бритва Оккама, что ли. Не нужно плодить сущности сверх имеющихся, как-то так. Половина всего происходящего – у нас в головах. Вот взять, например, ту же Сашкину воображаемую собаку. Племянница хочет думать, что та существует, – и та существует. В ее голове, разумеется. Но при этом довольно успешно.
Может быть, мне хочется думать, что что-то происходит, – и вот оно происходит. Хотя нет, как можно хотеть, чтобы такое происходило… Скорее всего, тут чуть иное: я просто себя убедил, что такое может происходить. А всему есть рациональное объяснение. Лицо в окне? Ну так почему бы и в самом деле не полиэтиленовый пакет? Следы на подоконнике? Голуби вытоптали. Дверцы шкафа? Сквозняк. Туда же, к сквозняку, приплюсуем и сдвинутый коврик. Пуфик? Ну, может, я сам запнулся и не заметил или же та же Сашка. Рыбка? Обожралась, лопнула и сдохла. Все! Вот так!
Я удовлетворенно откинулся в кресле.
А то, что я увидел на экране фотоаппарата, – всего лишь игра света и тени. Плюс мои взвинченные нервы. Вот так все просто.
Спасибо, доктор. Не за что, пациент.
И тут в дверь поскреблись.
Не позвонили, не постучали, а именно поскреблись – явственно и отчетливо.
Доктор позорно сбежал, и остался лишь насмерть перепуганный пациент.
Мне почему-то невероятно захотелось крикнуть Сашке, чтобы та открыла дверь, но я тут же одернул себя – как так можно думать вообще, сваливать опасность на ребенка.
В дверь снова поскреблись.
Может быть, сделать вид, что я ничего не слышу? Или что вообще дома никого нет? Ну вот нет, и все! А на нет – и суда нет!
И тут в дверь постучались. Сильно, отчетливо – и это был не характерный глухой звук кулака, а словно кто-то орудовал увесистой деревянной колотушкой.
Я затаил дыхание. Нас нет дома. Нас нет дома. Нас нет дома, нет дома, нет дома, нет дома, нетдома, нетдома, нетдома, нетдоманетдоманетдома…
– Дядь Паш! Кто-то пришел! – звонко закричала Сашка из комнаты.
Я вздохнул. Ну да, все верно. Акселерат акселератом, а правило «не открывай дверь незнакомцам» работает для всех.
Стук раздался еще отчетливее.
Ну разумеется, человек за дверью услышал Сашкин крик. Смысл уже притворяться.
Я встал и вышел в коридор.
– Кто там? – стараясь придать голосу твердость, спросил я.
Молчание.
И снова – сильный, напористый стук.
– Да что надо-то! – заорал я и распахнул дверь.
На пороге стоял давешний лысый мальчик.
– Ох ты ж… – начал я и тут же прикусил себе язык. Ругаться в присутствии ребенка у меня не хватило духу. – Ты что тут делаешь?
Мальчик молчал и смотрел на меня снизу вверх, сверля глазами.
– Хорошо, поставим вопрос по-другому, – медленно начал я, удерживаясь от того, чтобы не взять его за шкирку и не отнести подальше от своей двери. – Что тебе от меня надо?
Мальчик наклонил голову набок – как сова – и поманил меня рукой.
– Ну уж нет, – сказал я. – Нет.
Он продолжал манить.
– Я сказал – нет, – дрогнувшим голосом выпалил я и захлопнул дверь.
«А может, ему нужна была помощь, – мелькнуло у меня в голове позднее раскаяние. – Может быть, у него беда какая-то приключилась. А он немой и не может нормально позвать на помощь».
«Да какой немой, – тут же перебила другая мысль. – Сашка же говорила, что он с ними шутил и веселился».
«Она не говорила, что шутил, – услужливо подсунула память. – Она сказала, что с ним смешно, и он забавный. А веселить можно без помощи слов».
Я вздохнул и сдался.
Выглянул в глазок.
Как я тайно и надеялся, на площадке перед дверью никого не было.
– Ну вот, – с облегчением сказал я себе. – Видишь, ему не так уж и нужна твоя помощь. Иначе бы он позвонил в звонок. Или же, – быстренько я перебил голос рассудка, который чуть было не предположил, что мальчик мог и не дотянуться до звонка, – или же снова постучал бы в дверь.
Чтобы окончательно закрепить уверенность в том, что тот ушел, я распахнул дверь.
И чуть не вывалился назад, в квартиру.
Мальчик стоял и смотрел на меня.
А потом медленно поднял руку и поманил.
– Хорошо, – сдался я. – Хорошо. Только возьму что-нибудь, не возражаешь?
Судя по его молчанию, он не возражал.
Я бросился на кухню, споткнувшись о половик – который, готов поклясться, здесь не лежал пять минут назад! – больно ударился коленом, вскочил и, прихрамывая, добежал да кухонного шкафчика. Рванул на себя ящик, быстро перебрал находившиеся там предметы, прикидывая некоторые на руке. Тесак? Нет, не пойдет. Конечно, если что, то он наиболее… действенен… но при этом его попросту некуда спрятать. А человек с тесаком – уже вызовет вопросы. Нож? Какой из них? Вот этот, длинный и тонкий? А если сломается? Вот этот, обычный? Да нет, слишком короткое лезвие. Или вот… да нет, это вообще для масла, не нож, а смех один. Да и слишком как-то… нож… ну не смогу я ударить ножом, не смогу… Или же… Да нет. Кроме того, даже такой некуда убрать.
Или же… я прикинул на руке киянку для отбивки мяса. Или же…
Да!
Я метнулся в ванную, выгреб весь мусор, который лежал под ванной вот уже лет тридцать, а то и больше, и, наконец, вытащил покрытый паутиной и какой-то слизью – видимо, что-то протекало сверху – молоток. Прикинул его на руке. Пойдет, да.
Я убрал его за пояс джинсов, выпростал футболку. Пойдет. Лучше все равно ничего нет.
Когда я подошел к двери, еще теплилась надежда, что мальчик уже ушел.
Зря. Он стоял и смотрел на меня в упор.
– Саш, я сейчас приду! – крикнул я.
– Ага! – донеслось из комнаты.
– Никому не открывай!
– Ага!
* * *Мальчик вел меня какими-то окольными путями – как мне показалось, для того чтобы не сталкиваться с людьми. Он шел впереди меня очень странной походкой: очень плавной и в то же время вихляющей, словно его ноги обходили какие-то невидимые препятствия в тот самый момент, когда тело оставалось неподвижным.
Я никогда не видел, чтобы так ходили. И тем более – с такой скоростью. Я, сдававший все университетские нормативы чуть ли не лучше всех остальных, запыхался и сопел, пытаясь восстановить дыхание. Он же продолжал идти так, словно мы только начали путь.
– Мы за город, что ли? – чуть ли не выкрикнул я.
Он посмотрел на меня, и я споткнулся. Потому что он посмотрел на меня, не останавливаясь, не сбиваясь с шага – каким бы тот у него ни был – и даже не оборачиваясь. Он просто повернул голову на сто восемьдесят градусов, покачал ею и так же спокойно вернул ее в прежнее положение.