Хрустальный поцелуй (СИ)

Еле стоя на ногах, я наконец добралась до нужного мне здания. Даже на нашей улице в некоторых местах валялось стекло, а витрины были разбиты. Я сморщилась и из последних сил поднялась в кабинет к Хансу. Дверь была открыта, и я ввалилась в приемную, пачкая рукой дверной косяк, за который держалась, чтобы не рухнуть на колени тут же.
Ханс выскочил перепуганный и злой. Посмотрел на меня — и его злость тут же сменилась волнением и беспокойством, но он взял себя в руки и быстро подошел ко мне.
— Что случилось? — твердо спросил он. У меня едва хватило сил на то, чтобы убрать руку от куртки. Платок в моих руках из белого превратился в абсолютно красный.
Он уложил меня на пол и тут же прижал мою руку обратно, зажимая рану. Аккуратно молча расстегнул куртку, чтобы осмотреть ранение подробнее. Платье тоже пропиталось кровью, в ней был весь живот. Я тяжело дышала, чувствуя, как от боли пульсирует где-то внутри.
— Лежи здесь, я сейчас вызову врача. Только не отключайся.
Я очень хотела следовать его словам, но глаза закрывались сами собой. Я держалась, следила за ним, старалась вслушиваться в то, что он громким тоном говорит по телефону кому-то. В глазах щипало от слез, которые, я чувствовала, текли по щекам. Мне было больно, но плакала я не потому. Мне было обидно, что все кончается так. Все ведь могло быть иначе. Я могла никогда не встретить Ханса, я могла не попасть в тот лагерь, я могла признаться ему раньше, я могла получить отказ и пережить это, забыв то, что он был в моей жизни. Но все сложилось именно так, и мне было обидно. До боли. До слез.
Ханс сел рядом и положив свою руку поверх моей. Я с трудом сфокусировала взгляд на нем.
— Тише, тише, — успокаивал он меня, свободной рукой стирая слезы с щек. — Все будет хорошо, слышишь? Сейчас приедет врач, ты будешь жить.
— Ханс, — голос ослабел, сил едва хватало, но я должна была сказать все то, ради чего бежала сюда, истекая кровью.
— Что такое? — откликнулся он. — Лучше береги силы. Пожалуйста, только не отключайся.
— Я люблю тебя, — тихо произнесла я, совершенно его не слушая. — Люблю и всегда любила. Ты так много для меня сделал, а я… — я закашлялась, и он погладил меня по волосам. — А я даже ничего для тебя не могла сделать. Только продолжала любить. Я так рада, что ты был в моей жизни. Спасибо тебе за все. Огромное спасибо. Даже если я сейчас умру, мне будет не жалко. Я буду знать, что сказала то, что должна была сказать давно, наверное. Но я боялась, что ты скажешь, что я маленькая и глупая девочка. Но пусть так. Пусть. Я все равно люблю. Спасибо тебе, Ханс. За все.
Я говорила, срываясь на тихий шепот и хрипы, потому что силы стремительно покидали меня, но я упрямилась и настойчиво продолжала признаваться, боясь не успеть
— Ты не умрешь, — упрямо повторил он. — Ты выживешь, и тогда я еще раз скажу тебе, что ты зря боялась, потому что я тоже тебя люблю. Слышишь? Люблю. Все будет хорошо.
Я хотела верить его словам, но сейчас я знала, что ничего не будет дальше. Я чувствовала, что это конец. Что это — последний раз, когда я вижу Ханса рядом с собой.
Поэтому, расхрабрившись в последний раз, я попросила его:
— Поцелуй меня? Пожалуйста.
Голос прозвучал жалко, но это меня не беспокоило.
Он кивнул и прижался к моим губам в легком прикосновении. Я чувствовала его тепло и свои слезы, и поцелуй от этого был соленым и мокрым. Но он был лучшим в моей жизни — потому, что был первым. И потому, что с ним.
Я улыбнулась, чувствуя, что вокруг стало слишком холодно. И закрыла глаза, словно сквозь вату слыша, как Ханс просит меня посмотреть на него.
Но я уже не могла.
Я запомнила вкус его губ, соль собственных слез и этот мимолетный, хрустальный поцелуй, ради которого стоило умереть.