Книга 2
Объявив его вредным зверьком.
Он наутро пришел, с ним собака, И мангуста упрятал в мешок, А мангуст отбивался и плакал, И кричал: "Я полезный зверек"
Но мангустов в порезах и ранах,
Все швыряли в мешок, как грибы,
Одуревших от боли в капканах,
Ну и от поворота судьбы.
И гадали они:"В чем же дело? Почему нас несут на убой?" И сказал им мангуст престарелый С перебитой передней ногой:
"Козы в Бельгии съели капусту,
Воробьи - рис в Китае с полей,
А в Австралии злые мангусты
Истребили полезнейших змей."
Это вовсе не дивное диво: Раньше были полезны, и вдруг Оказалось, что слишком ретиво Истребляли мангусты гадюк.
Вот за это им вышла награда
От расчетливых наших людей.
Видно люди не могут без яда,
Ну, а значит, не могут без змей.
И снова змеи кругом... Будь им пусто!
Я не люблю.
---------
Я не люблю фатального исхода. От жизни никогда не устаю. Я не люблю любое время года, Когда веселых песен не пою.
Я не люблю открытого цинизма, В восторженность не верю, и еще, Когда чужой мои читает письма, Заглядывая мне через плечо.
Я не люблю, когда наполовину Или когда прервали разговор. Я не люблю, когда стреляют в спину, Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий, Червей сомненья, почестей иглу, Или, когда все время против шерсти, Или, когда железом по стеклу.
Я не люблю уверенности сытой, Уж лучше пусть откажут тормоза! Досадно мне, что слово "честь" забыто, И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья, Нет жалости во мне и неспроста Я не люблю насилье и бессилье, Вот только жаль распятого Христа.
Я не люблю себя, когда я трушу, Обидно мне, когда невинных бьют, Я не люблю, когда мне лезут в душу, Тем более, когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены, На них мильон меняют по рублю, Пусть впереди большие перемены, Я это никогда не полюблю.
Песня автозавистника
-------------------
Произошел необъяснимый катаклизм; Я шел домой по тихой улице своей, А мне навстречу нагло пер капитализм, Звериный лик свой скрыв под маской "жигулей".
Я по подземным переходам не пойду,
Писк тормозов мне, как роман о трех рублях,
Затем ли гиб и мерз в семнадцатом году,
Чтоб частный собственник глумился в "жигулях"?
А он мне не друг и не родственник, А он мне заклятый враг, Очкастый частный собственник В зеленых, серых, белых "жигулях".
Ну ничего, я к старой тактике пришел,
Ушел в подполье, пусть ругают за прогул.
Сегодня ночью я три шины пропорол,
Так полегчало - без снотворного уснул.
Дверь проломить - купил отбойный молоток, Электродрель - попробуй крышу пропили. Не дам порочить наш советский городок, Где пиво варят под названьем "жигули".
Мне за грехи мои не будет ничего,
Я в психбольнице все права завоевал
И я б их к стенке ставил через одного
И направлял на них груженый самосвал.
Мне мой товарищ по борьбе достал домкрат, Вчера кардан мы к магазину с ним снесли. Не дам, чтоб капиталистический "фиат" Маскировался под названьем "жигули".
Но скоро я машину сделаю свою.
Все части есть, но от владения уволь.
Отполирую и с разгону разобью,
Ее под окнами отеля "Метрополь".
Нет, что-то екнуло, ведь части-то свои, Недосыпал, недоедал, пил только чай... Все! Еду, еду регистрировать в гаи, Ах черт, "москвич" меня забрызгал, негодяй!
А он мне не друг и не родственник,
А он мне заклятый враг.
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых "Москвичах".
Товарищи ученые!
---------------
Товарищи ученые, доценты с кандидатами. Замучились вы с иксами, запутались в нулях. Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях.
Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь
И корни извлекаете по десять раз на дню.
Ох, вы там добалуетесь. Ох, вы доизвлекаетесь,
Пока сгниет, заплеснеет картофель на корню.
Автобусом до Сходни доезжаем, А там - рысцой. И не стонать! Небось картошку все мы уважаем, Когда с сальцой ее помять.
Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль
С лопатами проявите здесь свой патриотизм.
А то вы всем кагалом там набросились на опухоль,
Собак ножами режете, а это - бандитизм.
Товарищи ученые, кончайте поножовщину. Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид. Садитесь на автобусы, валяйте к нам в Тамбовщину, А гамма-излучение денек повременит.
Автобусом к Тамбову подъезжаем,
А там - рысцой. И не стонать!
Небось картошку все мы уважаем,
Когда с сальцой ее помять.
К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми. Все ловко здесь разместимся, сами скажете потом, Что бог мол с ними с генами, бог с ними с хромосомами Мы славно поработали и славно отдохнем.
Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные,
Ньютоны ненаглядные, любимые до слез.
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные,
Земле ведь все едино - апатиты и навоз.
Накроем стол скатеркою. Валяйте, ешьте пальцами. Хоть вы там создаете синтетический белок. Но он такой невкусный. Мы ж вас накормим яйцами, Дадим с собой картофеля, хоть сумку, хоть мешок.
Для вас тот день покажется и каторжный и адовый,
Сырой картофель в грядках у ученых не в чести.
Зато впервые сможете повкалывать наглядно вы
И пользу ощутимую народу принести.
Так приезжайте, милые, рядами и колоннами. Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж там все задохнетесь, за синхрофазотронами, А здесь места отличные, воздушные места.
Товарищи ученые. Не сумневайтесь, милые,
Коль, что у вас не ладится, ну там не тот эффект,
Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами,
Денечек покумекаем и выправим дефект.
Памяти Василия Шукшина.
---------------------
Еще ни холодов, ни льдин, Земля тепла, красна калина, А в землю лег еще один На новодевичьем мужчина.
Должно быть, он примет не знал,
Народец праздный суесловит,
Смерть тех из нас всех прежде ловит,
Кто понарошку умирал.
Коль так, Макарыч, не спеши, Спусти колки, ослабь затылок, Пересними, перепиши, Переиграй, останься живым.
Но в слезы мужиков вгоняя,
Он пулю в животе понес,
Припал к земле, как верный пес.
А рядом куст калины рос,
Калина красная такая.
Смерть самых лучших намечает И дергает по одному. Такой наш брат ушел во тьму! Не буйствует и не скучает.
И был бы "Разин" в этот год.
Натура где? Онега, нарочь?
Все печки-лавочки, макарыч.
Такой твой парень не живет!
Вот, после временной заминки, Рок процедил через губу: Снять со скуластого табу За то, что видел он в гробу Все панихиды и поминки.
Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу,
Чтоб не испытывал судьбу,
Взять утром тепленьким в постели.
И после непременной бани, Чист перед богом и тверез, Взял да и умер он всерьез, Решительней, чем на экране.
Кто кончил жизнь трагически
--------------------------
Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт, А если в точный срок, так в полной мере. На цифре 27 один шагнул под пистолет, Другой же в петлю слазил в "Англетере".
А 33 - Христу. Он был поэт, он говорил:
Да не убий. Убьешь - везде найду, мол.
Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и ни о чем не думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель. Вот и сейчас, как холодом подуло. Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль, И Маяковский лег виском на дуло.
Задержимся на цифре 37? - Коварен бог.
Ребром вопрос поставил: или-или
На этом рубеже легли и Байрон и Рембо,