Шакалота. Птичка в клетке

Что делать? Звонить отцу? Он убьёт её… А если не убьёт, то в лучшем случае изобьёт до полусмерти и сейчас я совершенно не шучу! Наш отец не стесняется поднимать на Полину руку, потому как считает другие методы воспитания этой девчонки абсолютно безрезультативными.
— Кто это сделал? — замираю на месте, чувствуя в себе небывалый прилив ярости, злости и просто адреналина. И видимо моя повышенная температура уже начала плавить мозг, потому что прямо сейчас я готова самолично отыскать ничтожество, которое сделало ЭТО с Полиной, и задушить собственными руками. И плевать, как это отразится на моём организме!
Мою сестру только что изнасиловали! И я понятия не имею что, блин, делать! Я - подросток! Всего лишь подросток! И да, всех нас учат, что случись с кем-либо нечто подобное нужно немедленно сообщать родителям и в полицию. Вот только те, кто говорят нам это, видимо забывают, что и они сами когда-то были такими же глупыми подростками, у которых даже самые сумасшедшие и ненормальные решения порой могут стать самыми что ни на есть логичными и здравыми! Спасительными! Взрослым никогда нас не понять… они слишком быстро забывают какого это – не понимать даже самого себя.
Повинуясь некому инстинкту, хватаю рулон туалетной бумаги и начинаю вытирать мокрые от воды и крови ноги Полины, пока та всхлипывает и продолжает бормотать нечто о том, как она виновата, и как сильно она этого не желала…
— Заткнись, пожалуйста, — бормочу, глотая слёзы.
Повторюсь – мне семнадцать! Я не была готова к подобному!
— Ты будешь ненавидеть меня…
— Дура! — вскакиваю на ноги и направляюсь к двери. — Не хочешь говорить, кто это сделал, не надо, но сейчас я найду тебе штаны, после чего мы обе выйдем за эту дверь и уберёмся с этой уродской вечеринки, ясно?
— Я не знаю, кто это сделал…
— Что?.. В смысле? — Одёргиваю себя. Стоп. С этим можно разобраться позже. — Стой… сиди здесь, поняла?! Я сейчас вернусь!
Полина неуверенно кивает.
— Ясно?!
— Д-да…
— Хорошо, — смягчившись, вздыхаю. — Закрой за мной дверь и умойся. Я постучу четыре раза.
Возвращаюсь на первый этаж в шумную гостиную, тело пробивает ледяная дрожь, в то время когда кожа горит от зашкаливающей температуры, и мозг, судя по всему, уже конкретно плавится, раз направил меня сюда искать одежду. Нет – я планировала найти Веронику Светлакову и плюнуть ей в лицо тем, что в её доме сегодня произошло насилие, а потом поняла – какая же я дура: рассказать об этом Светлаковой то же самое, что объявить об этом по новостям на центральном канале!
Разворачиваюсь обратно, собираясь взбежать по лестнице, бесцеремонно ворваться в одну из спален пропахших сексом и потом и, наплевав на тех, кто окажется внутри, найти для Полины одежду, но и шага ступить не успеваю, как…
— Отпусти! ОТПУСТИ МЕНЯ! — визжу, брыкаюсь, колочу пятками по ногам того, кто схватил меня в охапку, поднял над полом и куда-то тащит, а толпа благородно расступается нам на встречу и дружно аплодирует!
— У нас ещё одна конкурсантка! — объявляет парень-блондин продавливающий весом стол и протягивает ко мне руку. Силой затаскивает к себе, как бы велико не было моё сопротивление, и прижимает к потному торсу, пока я пытаюсь лихорадочным взглядом отыскать лицо человека, который подхватил меня. Но вижу лишь тёмную отдаляющуюся спину в толпе, которая вновь заполоняет собой проход и сжимается вокруг стола плотным кругом.
— Привти-и-ик, — светит мне в лицо скользкая белозубая улыбка, — готова сиськи показать?
Вырываюсь, пытаюсь спрыгнуть со стола, но этот недоумок, кем бы он тут у них ни был, держит слишком крепко. Моё тело не способно дать достойный отпор.
— Да ты потная вся, девочка! — оглашает как можно громче, и толпа сокрушает слух дружным смехом. — Рядом со мной так жарко? Пшшш… смотри-ка, пар прошёл.
Трясу головой, скольжу размытым взглядом по одинаковым физиономиям, пытаюсь найти среди них хоть одну знакомую, будто это способно положить конец беспределу, что творится и прижимаю обе руки к груди, защищаясь, отрицая. Ни за что не разденусь перед этой пьяной сворой!
Натыкаюсь взглядом на группу девчонок с обнажённой грудью и ещё успеваю ужаснуться их поразительно довольным улыбкам и блестящим глазам, глядящим на меня с нескрываемой насмешкой, а затем вновь начинаю трясти головой, погружаюсь в панику, тону, всё больше и больше, глубже и глубже… Слишком много людей. Слишком много внимания. Не справляюсь! Не могу!
Крепко зажмуриваюсь до боли в глазных яблоках, делаю глубокий вдох спёртого, горячего воздуха и медленно выдыхаю. Один раз. Два раза.
Грудь щемит, сердце бьётся слишком часто, слишком громко.
«Возьми себя в руки, Лиза! Полина в тебе нуждается! Сейчас!»
Открываю глаза.
— Ну? Как зовут сиськи нашей десятой конкурсантки? — веселится парень рядом, держа меня так крепко, что на теле однозначно останутся синяки. Наклоняется к уху и шепчет: — Просто скажи своё имя, дура. Чего застыла?
Чего застыла?..
Смотрю на него во все глаза и просто верить отказываюсь, что всё это происходит со мной! СО МНОЙ!
Всего час назад я сидела на кухне своей квартиры и пила чай! Что всего час назад и понятия не имела, что мою младшую сестру изнасиловали! А теперь… теперь я здесь и должна сказать этому пьяному придурку, каким именем он может представить мою грудь всем этим… Боже… я даже не знаю, как их назвать. Я далека от этого. Слишком далека. ЭТО – не моя стихия. Я хочу мою кухню, мой чай и книгу с каким-нибудь лёгким романчиком, а не ЭТО!
«Полина», — свистит в голове.
— Она походу немая! — орёт кто-то остроумный из толпы и поливает меня чем-то из пластиковой бутылки. Толпа галдит и улюлюкает, кто-то звонко переговаривается на тему того, какая убогая десятая конкурсантка им попалась, кто-то смотрит предвзято, кто-то смотрит как на кусок дерьма, а кто-то…
— Вероника, — срывается с моих губ жалобно. — Вероника!
Моя бывшая и теперь уже снова нынешняя одноклассница в коротком тёмном платье, с длинными чёрными волосами и холодным, но красивым лицом в Голливудском стиле, стоит у дальней стены и смотрит на меня без какого-либо выражения на лице. Смотрит, как на вещь, на которую случайно упал взгляд во время задумчивости.
— Сись-ки!
— Сись-ки!
— СИСЬ-КИИИ! — скандирует толпа.
Дышать всё тяжелее, голова кругом: от жары, от запахов, от паники. Грудь горит всё сильнее, пальцы онемели – так сильно сжимают кофту в кулаках.
— Ну? — подталкивает парень сбоку, многозначительно играя бровями. — Народ ждёт!
— Я не могу, — трясу головой будто в лихорадке. — Не буду.
— Не будешь? — усмехается и обращается к толпе: — Слышали?! Она не будет!
— Тогда чего на стол залезла?! — возмущению толпы нет предела. — Вали оттуда, уродина!
— Да вали!
— Пошла вон!
— О, нееееет, — глумливо протягивает парень рядом со мной и играет бровями. — Поднялась, значит раздевайся. Поднялась, давай, показывай своих малышек.
Тяжело сглатываю, понимая, что кислород остаётся всё меньше пространства для попадания в лёгкие – так сильно сжимается горло. Всё сильнее стискиваю в кулаках кофту на груди, так что фаланги огнём горят от боли.
— Всё так плохо? — парень смотрит оценивающе и кивает на мою грудь. — Да ладно тебе, не жмись, здесь все свои. Уже… свои.
— Я не играю в ваши игры, — цежу сквозь зубы и сама удивляюсь уверенности в голосе, потому что совершенно её не чувствую.
Парень наклоняется ближе, сверкая пьяными светлыми глазами, будто дымкой окутанными и шепчет в самое ухо:
— Ошибаешься, лапуля, ты уже в игре.
Отталкиваю его от себя, ударяю в грудь, но парень хоть и пьян, оказывается проворным: ни секунды не медля, обхватывает меня сзади, прижимает спиной к своей груди и сцепляет ладони в замок.
— Это насилие! — кричу, теряя остатки самообладания, дышу тяжело и часто, грудь горит огнём, толпа перед глазами раскачивается, как на волнах.
— Разве я делаю тебе больно? — жестокий смех над ухом.