Шакалота. Птичка в клетке

И тут я к своему ужасу понимаю, что в её голосе нет и капли иронии, насмешки или чего-то такого, что мне бы сейчас очень хотелось услышать. Моя сестра предельно серьёзна!
Вот же чёрт…
— Так. Подожди, — напрягаю извилины, хмуро глядя в её расслабленное лицо. — И… как давно…
— Месяц, — перебивает. — Мои пять туров длились месяц.
— И ты всё это время молчала?
— А должна была тебе, что ли сказать?
— Тогда почему сейчас сказала?
— Потому что всё уже закончилось!
— То есть теперь можно? — Трясу головой. Не хочу в это верить. Вспоминаю, как две недели назад отец забирал Полину из отделения полиции, и всеми силами избавляюсь от мысли, что те удары, которые она получила от папы, были получены из-за участия в какой-то там сумасшедшей игре.
— Кто… кто… — Слова не подбираются.
— Не могу сказать.
— Так ты знаешь?!
— Нет, то есть… да. И да, и нет. Блин, Лиза, всё сложно!
— Ага… — начинаю говорить сама с собой, делаю круг вокруг стола и вновь замираю напротив Полины. — Я правильно понимаю, что изнасилование было частью игры?
Лицо Полины заливает краска; не стыда – ярости и чего-то ещё… понять не могу чего именно.
— Так ты согласилась на это?! — кричу. Поверить не могу! Готова рвать на себе волосы. Готова рвать волосы на голове этой дуры! — Так тебя не насиловали?! Полина!
— Я не хотела, — отвечает подавленно и отворачивается к окну. — Но уже было поздно, когда я начала сопротивляться и кричать, чтобы он отвалил от меня.
— КТО?!
— Не знаю я! Не видела его! Темно было! Просто… какой-то парень, которого выбрал куратор.
— Куратор… — киваю, будто понимаю хоть что-то. — Ты участвовала в какой-то нездоровой игре, выполняла задания, и даже позволила какому-то подонку лишить тебя девственности, а кто-то в конец отшибленный при всём при этом курировал тебя?
— Да, — отвечает, как ни в чём не бывало.
— Кто он?
— Не могу сказать.
— Почему не можешь? После всего, что уже сказала?
— Ты можешь знать про игру, но не про её руководителей и судей.
— Подожди, — с силой массирую висок, — если больше никто не знает про эту игру, получается… тебя изна… с тобой… это сделал один из судей?
Молчит.
— Кто был этим твоим куратором? Полина!
— Да ты заколебала! Ты мне в мамочки записалась, или что? Я не могу сказать, не доходит?!
— Да почему?!
— Потому что я не такая дура, чтобы сдавать человека, который может уничтожить мою жизнь одним щелчком пальцев!
— Да о чём ты говоришь?! Кто на это способен? — Вновь останавливаю её на выходе из кухни.
— Отойди. Мне нужно накраситься.
— Полина, мы не договорили.
Закатывает глаза:
— Да не о чем больше.
— Ладно, — мрачно усмехаюсь, — а что если я прямо сейчас пойду к директору школы и расскажу ему обо всём, что происходит за его спиной?
— Ты не сделаешь этого.
Иду по её пятам в спальную:
— Почему не сделаю? Очень даже сделаю!
Полина опускается на стул перед зеркалом, хватает тушь и принимается красить ресницы.
— Ответь мне, — выхватываю тушь у неё из рук и слушаю недовольное рычание. — Что значит «сдашь и тебе конец»?
— А то! — вопит на всю комнату. — У них есть компромат на каждую птичку, ясно?! И пока я не закончу эту сраную школу, не позволю, чтобы его обнародовали, поняла?! Я лучше с собой покончу, чем перед всеми опозорюсь!
Забирает у меня тушь и возвращается к подкрашиванию ресниц, пока я стою столбом и тупым взглядом смотрю на её отражение.
— Какими были первые четыре испытания? — спрашиваю практически беззвучно.
— Этот вопрос тоже под запретом.
— А какие не под запретом?
— Больше я тебе ничего не скажу, — хватает чёрные тени и превращает себя в панду.
— А как же желание? — хмурюсь, качаю головой. — Загадала уже?
— Нет ещё.
— И тебе… тебе плевать, что стало ценой для него?
Смотрит на меня через зеркало:
— Теперь-то что? Что было, то было.
— Вот так просто?
— Да, Лиза. А теперь отвали, ладно? — Поднимается со стула, забрасывает на плечи рюкзак и идёт к двери.
— Ты что-то не договариваешь! — восклицаю ей вдогонку. — Я же вижу!
Останавливается, вздыхает, и бросает на меня безутешный взгляд:
— Я видела.
— Что ты видела? — подступаю ближе.
— Это, — Полина кивает на тумбочку у моей кровати, и я далеко не сразу понимаю, о чём речь. — Твой пригласительный. Поэтому я и рассказала тебе об игре.
— Какой ещё… — подбираю с тумбочки единственное, что может подходить под это определение и протягиваю Полине маленькую открытку с изображением колибри в клетке. — Ты об этом?
— Да, — смотрит на неё с отвращением. — Это твой пригласительный. Ты следующая, Лиза. — И в этот раз её голос ломается, а в уголках глаз скапливаются слёзы. — Не возвращайся в школу, — слышу, как пытается контролировать дрожащий голос. — Просто не возвращайся в эту долбаную школу!
Это слишком.
Я в ступоре. Меня замкнуло. Не знаю, что сказать.
— Ну! Чего молчишь?! — подаётся вперёд. — Просто скажи, что не вернёшься в школу! Они найдут тебя! К тебе приставят куратора, Лиза! Тебе не избежать этого! Никто ещё не избежал!
— Что… что насчёт компромата? — не знаю, почему спрашиваю об этом, потому как всё ещё не верю в происходящее.
Полина тяжело сглатывает, кусает губу и с горечью выдаёт:
— Если они вручили тебе пригласительный… компромат на тебя уже готов.
— Девочки! Я дома! — щелчок входной двери, как молотком по голове ударяет, и я сминаю в руке кусок картонки с изображением клетки, будто на нём одном всю злость сорвать пытаюсь.
— Просто не приходи в школу, — шепчет Полина умоляюще, натягивает на лицо улыбку и выходит к маме в коридор. — Привет. И пока.
— Уже в школу?
— Да.
— Что с глазами? Ты плакала?
— Да. Лиза сожрала мой йогурт. Как тётя Алла?
— Как обычно. Никак, — вздыхает.
Слышу, как мама ворчит что-то насчёт яркого макияжа, и вот-вот ожидаю увидеть дыру, которую сверлю взглядом в стене, но она почему-то не появляется.
— Ма-а-а-м? — И слышу себя будто со стороны. — А когда мне в школу можно возвращаться?
— Через две недели, — голос мамы звучит удивленно, и её высокая фигура появляется в дверях. — Мы только вчера это обсуждали. Забыла? — беззаботно усмехается и резко напрягается в лице, когда я перевожу на неё задумчиво-решительный взгляд. Рассматриваю тоненькие морщинки в уголках серых, таких же, как у меня, глаз, наспех собранные в пучок светлые, как у меня волосы, и вчерашний макияж после их, наверняка, дорассветных посиделок за бутылочкой вина с тётей Аллой.
— Тебе плохо? — спохватывается, бросая взгляд на шкаф, где стоят мои лекарства. — Лиза? У тебя вчера температура была…
— Уже нет. Ты же знаешь, для меня это норма.
— Лиза…
— Всё хорошо, — вру нагло и натыкаюсь взглядом на Полину стоящую за спиной мамы и отчаянно качающую головой. — Просто… просто решила, что хочу пойти в школу раньше, мам.
— Раньше? — хмурится. — Насколько раньше? Надо обсудить это с папой, детка. Согласовать с врачом и директором школы, поэтому…
— Я иду в школу сегодня, мама, — перевожу на неё твёрдый взгляд, слушая, как по коридору уносится Полина и хлопает за собой входной дверью. — И надеюсь, ты не будешь против единственного решения, которое я хочу принять сама за последний год?
Мама растеряна. Всплескивает руками и, не понимая качает головой:
— Но… Лиза, что за срочность?
— Ничего особенного, — отмахиваюсь, шагая к шкафу за одеждой. — Хочу найти кое-кого.
— И кого же? Звучит как-то странно, если честно.
— Кое-кого, мам, не бери в голову. Просто Полина не помнит кое-кого очень важного. И я хочу помочь ей его найти.
Мама опускается на мою кровать и смотрит, не скрывая подозрения:
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? Между вами с Полиной что-то произошло? Вы поссорились?
Достаю с нижней полки старый джинсовый рюкзак и долго смотрю на нашивку улыбающегося смайлика; хочется вывернуть ему рот в обратную сторону.