Тринити

За каких-то пару лет парк превратился в языческое кладбище.
Из реализма там был только гранитный бюст дважды Героя Социалистического Труда Бутасова. У подножия зачастую сидел сам герой с бутылкой. Он целовал себя, частично каменного, частично бронзового, бил себя, живого, в грудь и кричал на прохожих. По жизни он бы предпочел бронзовую родинку на чьем-нибудь бюсте, но страна наградила его наоборот бюстом на родине.
Майский парк считался кровным массивом студентов-машиностроителей. Над ним постоянно брались социалистические обязательства — то вырубить под корень всю дичь, то снова засадить пустоты бересклетом да можжевельником. Может быть, поэтому парк сильно смахивал на студентов — был таким же бесхозно заросшим и с Пушкиным внутри.
Окрестности находились как бы в одной компании с институтским комплексом. Только два пуританизированных общежития — женское и мужское заговорщицки стояли в стороне. Они не могли соперничать с кремлевской кладкой старинных построек, а простым силикатным кирпичом нынче не каждого и прошибешь, как любил говаривать Бирюк.
Архитектурным довеском к общагам служила столовая № 19, попросту «девятнарик». Студенты питались в ней большей частью в дни стипендий. Столовая была удобна тем, что любое мясо, принятое в ее мушиной утробе, могло перевариваться и неделю, и две. В зависимости от количества пива, залитого поверх.
За углом бульвара высилась длиннющая девятиэтажка. В обиходе «китайская стена». Ее молоденькие и не очень обитательницы, в основном дочки городских голов разного калибра, безвылазно паслись в мужском общежитии. Но жениться на них студенты почему-то не желали, за что родители и секли дочек по партийной линии.
После ознакомительной попойки обитатели 535-й комнаты сообща готовили ужины, вместе ходили в кинотеатр «Победа» и кучно держались в аудиториях.
Это не ускользнуло от зоркого глаза Татьяны. Заметив, что Артамонов постоянно выступает в компании довольно презентабельных парней, она быстро сориентировалась в изменившейся обстановке. Используя канал дружеской связи с Артамоновым, она немедленно втерлась в пятерку 535-й комнаты и завела перспективные разговоры. От Татьяны все узнали, что стройную одногруппницу с губами бантиком зовут Людой, а куклу с неморгающими голубыми глазами Мариной. И еще от Татьяны узнали, что студентку Алешину зовут Наташей.
Вначале Татьяна по-честному делила внимание между жильцами 535-й, относилась ко всем одинаково горячо и участливо, но вскоре все они зафиксировали, что большую часть себя она предлагает Рудику, который уступает ей в росте всего каких-то пару дюймов. К концу второй недели занятий она полностью переключилась на него, бросив остальных жильцов 535-й комнаты на произвол судьбы. Через пару недель Татьяна настолько приблизилась к Рудику, что за бесконечные разговоры их удалили с лекции по введению в специальность, и они были вынуждены дожидаться физкультуры на Студенческом бульваре, занимая себя мороженым и газировкой.
Физкультура, как и в прошлую субботу, была отменена ввиду ремонта спортзала, поэтому основные события дня развернулись на практическом занятии по физике.
На группу 76-Т3 наконец-то завели классный журнал. Секретарь декана вручила его входившему в кабинет Ярославцеву. Физик поблагодарил девушку, уселся за стол и начал просматривать фамилии.
— Ну-с, пройдемся по материалу, — запел он высоким голоском. — Не будем особо мудрить, к доске пойдет… кто у нас тут первый по списку?.. Пожалуйста, Алешина, за ней — Артамонов. Не стесняйтесь, оценки я ставить не буду.
За Бибиловым наступила очередь Гриншпона. Физик прочитал его фамилию верно только с четвертого раза. Миша терпеливо не вставал с места.
— Гринштан… Гришпонт… Гриншоп…
Дождавшись, пока его фамилию выговорят чисто, Миша вышел к доске. Словно расквитываясь за трудное детство, Ярославцев гонял его по пройденному материалу почем зря.
Следующим по списку шел Кравец. Ярославцев долго тер лоб и всматривался в журнал, не решаясь вызвать. Потом посмотрел на присутствующих, пытаясь угадать, кто же такой этот Кравец, но ни на чьем лице ничего подозрительного не обнаруживалось.
Как выяснилось потом, в журнале инициалы Кравца обозначались буквами Щ и Х. Это была опечатка, но Ярославцев, не замечая образовавшейся паузы, ломал себе голову, не в силах вспомнить или придумать имя на Щ. Его это начало раздражать.
— Кравец! — произнес он с оттенком отчаяния. — Как вас зовут?
— Сергей.
— Садитесь! — крикнул Ярославцев в сердцах, затем отбросил журнал и начал вызывать кого попало. Под занавес он молча ткнул пальцем в Татьяну.
— Чемерис. Татьяна. Лучше Таня, — пролепетала она и, выйдя вперед, еще больше смутилась. Ярославцев, стол, доска — все было до смешного мизерным на ее фоне. Татьяна долго усваивала условие задачи и, не найдя выхода из некомпетентности в этом разделе физики, опустила руки и стала красной, как стоп-сигнал.
Преподаватель, поняв ее тоску, усадил на место.
Прозвенел звонок.
В перерыве Татьяна долго не отпускала в буфет компанию из 535-й комнаты, кляня себя за несобранность и растерянность.
— Не волнуйся, он же оценок не ставил, — утешали ее друзья.
— Вам хорошо, а как мне теперь быть, ведь вся группа видела!
В конце занятий в кабинет физики ворвался незнакомый мужик и назвался Замыкиным Иваном Даниловичем. С позволения Ярославцева он сообщил:
— Я только сегодня узнал, что являюсь куратором вашей группы. Хотел поймать вас на физкультуре, но в зале никого не оказалось. Вынужден сообщить вам, что в понедельник все первокурсники отправляются в колхоз. Страна сдуру пообещала партии засыпать в закрома родины двадцать миллионов тонн картофеля! Прикидываете? Шутка ли сказать. Действительность опережает наши планы. Прежний рекорд, на который замахивались в прошлом году и, естественно, не побили, был десять миллионов триста тысяч тонн, а нынче решили округлить, чтобы все прошло без задиров.
Реакция группы была настолько положительной и продолжительной, что Замыкин забеспокоился, как бы план не был перевыполнен.
— И еще, — сказал он. — Старостой в вашей группе деканатом назначается Рудик Сергей. Кандидатура отобрана в результате просмотра анкет и обсуждению не подлежит. — На это сообщение бурно отреагировала одна Татьяна. — А теперь немного техники колхозной безопасности, вернее, безопасной колхозной техники… тьфу ты… техники безопасности в колхозе. Во-первых, не входить ни в какие контакты и конфликты с местными жителями, во-вторых, вам нужно до отъезда научиться пить. За примерами делеко ходить не надо. Скажем, вам захочется отметить День учителя, а потом вы выйдете излить деревенским улицам накопившееся за столом веселье — и в результате стычка с селянами неминуема. Или, скажем, в нетрезвом виде упасть в приемный бункер комбайна… Да, да — не под комбайн, а именно в приемный бункер! И такое бывало в моей кураторской практике! После сельхозработ некоторых из вас за соответствующее поведение придется исключить из комсомола, а затем автоматически отчислить из института. Такова статистика… Вот примерно в таком плане, в таком разрезе…
После официальности, как только куратор и физик вышли, Татьяна подбежала к Рудику и горячо поздравила его с повышением, возложив на него как на старосту надежды, которые были по плечу только ей самой.
…Вторая половина дня ушла на сборы в колхоз.
Когда из «красного уголка» на первом этаже послышалась сюита «Время, вперед!», на полу 535-й комнаты стояло пять готовых в любое путешествие рюкзаков.
За окном отживал очередной сентябрьский вечер. Он не спеша опускался на студгородок, стирая углы отношений между людьми, зданиями и выравнивая возможности силикатного кирпича и алюминия со стеклом.