Блондинка в озере

Осторожно ступая на всю ступню, словно по тонкому льду, я сделал пару шагов и наклонился, чтобы потереть под коленом. Не знаю, что болело больше — нога или голова.
В коридоре вдруг послышались тяжелые шаги и глухой рокот голосов. Шаги затихли у двери. Разнесся сильный стук кулаком.
Я стоял в комнате и, оскалив зубы, зло смотрел на дверь. Сейчас она откроется, и кто-то войдет. Ручку подергали, но никто не вошел. Опять раздался стук и рокот голосов. Шаги удалились. Долго ли привести хозяина с запасным ключом? Не очень.
Во всяком случае, добраться домой с Французской Ривьеры Марло не успеет.
Я поплелся к зеленой портьере, отодвинул ее, через небольшой темный коридорчик прошел в ванную комнату и зажег свет. Два коврика на полу, третий, резиновый, свешивается с края ванной, в углу — пупырчатое матовое окно. Я запер дверь, встал на ванну и открыл его. Оно было без сетки. Шестой этаж. Выглянув, я увидел узкую полоску улицы с деревьями. Сбоку, не более трех футов от меня находилось окно соседней ванной. Ядреной горной козе не составило бы труда перемахнуть это расстояние.
А измордованному частному сыщику?
К тому же, поди знай, что его там ждет.
Далекий, приглушенный голос за дверьми что-то бубнил, видимо, избитую полицейскую угрозу: «Открывайте, не то вышибем дверь». Я ухмыльнулся. Как правило, они вышибают двери ногами, и ногам приходится не сладко. Поэтому полицейские очень жалеют свои ноги. Ничего на свете они не жалеют так, как ноги.
Сорвав с крюка полотенце, я открыл обе половинки окна и уселся на подоконник. Держась правой рукой за раму, дотянулся до соседнего окна. Оно оказалось закрытым. Я вытянул ногу и ударил по стеклу в том месте, где шпингалет. Звон раздался такой, что, наверно, услышали в Рино. Обернутой полотенцем левой рукой мне удалось отомкнуть запор. Внизу по улице проехала машина, но крика никто не поднял.
Распахнув разбитое окно, я перебрался на соседний подоконник. Полотенце выскользнуло у меня из рук и упорхнуло в темноту, на далекий газон между крыльями дома.
Я пролез в чужую ванную.
  
32
 
В ней было темно, хоть выколи глаз. На ощупь я пробрался к двери, открыл ее и прислушался. Мутный свет луны из северных окон высветил две застеленные кровати. Квартира оказалась больше соседней, и кровати в ней стояли обычные, не убирающиеся в стену. Я прошел мимо них в гостиную. В обеих комнатах окна были закрыты и отдавало затхлостью. Я нашел лампу, щелкнул выключателем и провел пальцами по краю стола. Его покрывал тонкий слой пыли, которая всегда собирается даже в чистых, но оставленных без присмотра помещениях.
Я огляделся: большой обеденный стол, кабинетный приемник, журнальный столик, похожий на больничную каталку, огромный книжный шкаф, набитый романами в суперобложках, и высокая тумбочка из темного дерева, где стояли сифон, хрустальный графин и четыре стакана — вверх дном на медном индийском подносе. Рядом поблескивали две фотографии в одной серебряной рамке, изображавшие еще не старых мужчину и женщину со свежими круглыми лицами и доброжелательными глазами. Хозяева смотрели на меня так, будто не имели ничего против вторжения.
Я понюхал жидкость в графине, хлебнул и почувствовал себя от виски лучше, хотя голова заболела сильнее. Потом зажег свет в спальне и раскрыл стенные шкафы. В одном из них оказалась куча пошитой на заказ мужской одежды. Ярлык на внутреннем кармане пиджака подсказал мне, что имя владельца — X. Г. Толбот. Я залез в комод и вскоре отыскал мягкую синюю рубашку, правда, чуть меньше моего размера. Пройдя снова в ванную, я разделся, сполоснул лицо, побрызгал водой на грудь, потер сырым полотенцем волосы и напялил синюю рубашку на себя. Потом, обильно смочив голову душистой жидкостью для волос, пригладил ее щетками и расческами мистера Толбота.
Джином от меня больше не несло, разве что самую малость.
Поскольку верхняя пуговица на вороте не сходилась, пришлось снова лезть в комод. Я нашел там темно-синий шелковый галстук, повязал его на шею и, надев пиджак, глянул в зеркало. Вид у меня стал слишком аккуратным и для такого позднего часа, и даже для такого человека, как мистер Толбот, — судя по одежде, большого педанта. Не только слишком аккуратным, но и слишком трезвым.
Я слегка взъерошил волосы, распустил узел галстука и, вернувшись в гостиную, взялся за графин. Потом закурил сигарету мистера Толбота и утешил себя тем, что он с женой, где бы они ни находились, проводит время лучше. Во мне еще теплилась надежда, что я, бог даст, когда-нибудь их навещу и поблагодарю.
Я подошел к двери в коридор, открыл ее и, попыхивая сигаретой, прислонился к косяку. Я не особенно надеялся, что моя тактика сработает, но ждать, пока полицейские обнаружат разбитое окно и пойдут по следу, было еще опаснее.
Чуть дальше по коридору кто-то кашлянул, и я, высунув голову, поймал взгляд полицейского. Это был маленький, ладный человечек в хорошо отглаженной форме, с рыжеватыми волосами и. рыжевато-желтыми глазами. Он проворно подскочил ко мне.
Я зевнул и со скукой спросил:
— Что-нибудь случилось?
Он настороженно всматривался в меня:
— Да, небольшое происшествие в соседней квартире. Вы ничего не слышали?
— Вроде бы слышал стук. Я только пришел.
— Поздновато, — сказал он.
— Это как посмотреть, — сказал я. — А в чем дело?
— Тут жила одна дама. Вы ее знали? — спросил он.
— Вроде бы видел.
— Ну-ну. Глянули бы вы на нее сейчас. — Он взял себя рукой за горло, выпучил глаза и гнусно захрипел. — Такие вот дела. Значит, ничего не слышали?
— Ничего, кроме стука.
— Понятно. А как ваше имя?
— Толбот.
— Минуточку, мистер Толбот. Подождите. — Он прошел несколько шагов по коридору и всунул голову в соседнюю дверь, из которой падал свет. — Эй, лейтенант. Тут объявился сосед.
В дверях появился человек и посмотрел в мою сторону; высокий человек с блеклыми волосами и иссиня-голубыми глазами. Дегармо. Лучше и не придумаешь!
— Жилец из соседней квартиры, — с готовностью представил меня маленький ладный полицейский. — Зовут Толбот.
В ярких голубых глазах Дегармо не было и намека на то, что мы встречались раньше. Он подошел к моей двери, крепкой рукой уперся мне в грудь и втолкнул внутрь комнаты. Когда мы оказались футах в шести от двери, он бросил через плечо:
— Заходи, Малыш, и закрой дверь.
Маленький полицейский зашел.
— Норовил улизнуть, — лениво процедил Дегармо. — Возьми-ка его на мушку.
Малыш в момент расстегнул черную кобуру, выхватил пистолет тридцать восьмого калибра и смочил языком губы:
— Ну и дела! — тихо сказал он и присвистнул. — Ну и дела! А как вы догадались, лейтенант?
— О чем догадался? — спросил Дегармо, не спуская с меня глаз. — А ты, приятель, куда собрался? Вниз за газетой? Чтобы прочесть о ее смерти?
— Ну и дела! — повторил Малыш. — Сексуальный маньяк. Содрал с нее всю одежду и придушил. А как вы все же догадались, лейтенант?
Дегармо не ответил. Он стоял, покачиваясь на каблуках, лицо у него было пустое, тяжелое, как гранит.
— Точно, убийца, — внезапно сказал Малыш. — Принюхайтесь, лейтенант. Комнаты не проветривали много дней. На мебели пыль. Часы на каминной полке стоят. А как он сюда пробрался?.. Минутку, лейтенант, сейчас проверю. Можно?
Он выбежал в спальню. Потом я услышал, как он возится в ванной. Дегармо стоял, не двигаясь.
— Пролез через окно в ванной, — сказал Малыш, вернувшись. — Там осколки стекла. И чертовски несет спиртным. Помните запах, когда мы вошли в ту квартиру? А вот рубашка, лейтенант. Воняет, словно ее выполоскали в джине.
Он поднял рубашку кверху. В воздухе сразу запахло джином. Дегармо рассеянно посмотрел на нее, сделал шаг вперед, распахнул борт моего пиджака и оглядел рубашку, которая была на мне.
— Ясное дело, — сказал Малыш. — Стащил у хозяина квартиры. Верно я говорю, лейтенант?
— Да. — Дегармо дотронулся до моей груди и медленно опустил руку. Оба беседовали так, будто меня в комнате и не было.