Долгое прощание. Обратный ход
Спенсер за мной наблюдал. В глазах у него было что–то жесткое.
– Неплохо сработано, – заметил я. – Но все–таки надо было на нее поглядывать, хоть изредка. Чтоб такая мечта целых двадцать минут сидела рядом, а вы ее не замечали…
– Да, это глупо. – Он попытался улыбнуться через силу. Ему явно не нравилось, как я на нее смотрел. – У людей странные представления о частных сыщиках. Как подумаешь, что вот заявится к тебе домой такой человек…
– Не думайте, что к вам домой заявится данный человек, – возразил я.?
Или научитесь сочинять получше. Как можно поверить, будто кто–нибудь – даже в пьяном виде – мог сбросить такую прелесть с лестницы и переломать ей пять ребер?
Он залился краской. Крепче вцепился в портфель.
– Думаете, я солгал?
– Какая разница? Вы свое дело сделали. Да и сами, может быть, не совсем ровно дышите к этой даме. Он вскочил.
– Мне не нравится этот тон, – заявил он. – И все меньше нравитесь вы сами. Прошу вас, забудьте мое предложение. Надеюсь, этого хватит за заботы.
Он швырнул на стол двадцатку, затем добавил несколько долларовых бумажек для официанта. Постоял мгновение, глядя на меня сверху вниз. Глаза у него сверкали, лицо все еще пылало. – Я женат, у меня четверо детей, – выпалил он.
– Поздравляю.
У него булькнуло в горле, он повернулся и пошел прочь. Шагал довольно быстро. Я посмотрел ему вслед, потом отвел глаза. Допил свой джин, достал пачку, вытряс сигарету, взял в зубы и прикурил. Подошел старик–официант, взглянул на деньги.
– Еще что–нибудь желаете, сэр?
– Нет. Это все вам.
Он медленно пересчитал их.
– Здесь бумажка в двадцать долларов, сэр. Джентльмен ошибся.
– Он грамотный. Говорю, это все вам.
– Тогда спасибо большое. Вы вполне уверены, сэр?..
– Вполне.
Он кивнул и затрусил прочь с озадаченным видом. Бар заполнялся. Мимо проплыла парочка изящных полудевственниц, помахивая знакомым направо и налево. Оказалось, что они знакомы с двумя ловкачами в дальней кабинке. В воздухе запорхали возгласы ?Привет, милый? и ярко–красные ногти, Я хмуро выкурил полсигареты и встал. Повернулся, чтобы забрать сигареты со стола, и что–то резко ткнуло меня сзади. Только этого мне не хватало. Я круто развернулся – передо мной красовался крепенький обаяшка в шикарном костюмчике. Рука этого любимца общества была простерта вперед, он сиял улыбкой два на шесть дюймов, словно удачно что–то продал.
Я ухватился за простертую руку и крутанул его как следует.
– Чего толкаешься – здесь тесно для твоей широкой натуры?
Он выдернул руку и ощетинился.
– Не лезь, фраер. А то ведь можно и зубы расшатать.
– Ха–ха, – ответил я. – Можно, да не тебе. Тоже мне, чемпион по боксу.
Он сжал мясистый кулак.
– Побереги маникюр, киска, – посоветовал я. Он взял себя в руки.
– Пошел ты, остряк–самоучка, – огрызнулся он. – Поболтаем в другой раз, когда у меня голова не так будет забита.
– Чем, трухой?
– Пошел отсюда, – оскалился он. – А то новую челюсть придется вставлять.
Я ухмыльнулся.
– Перезвони, старик, когда исправишь диалог. Он сразу перестал злиться и захохотал.
– Ты что, из кино, парень?
– Ara, прямо с ночного сеанса.
– Небось, от полиции там прятался, – заметил он и отошел, посмеиваясь.
Все это было жутко глупо, но помогло разрядиться. Я вышел в вестибюль гостиницы и остановился у двери, надеть темные очки. Только в машине я вспомнил про визитиую карточку, которую дала мне Эйлин Уэйд. На ней адрес и телефон. ?Миссис Роджер Стириз Уэйд, улица Беспечной Долины, дом 1247. Тел.
Беспечная Долина 5–6324?.
Про Беспечную Долину я был наслышан; знал, что раньше у въезда в нее были ворота с охраной, имелась своя полиция, и казино на озере, и пятидесятидолларовые девочки для развлечений. Когда казино закрыли, там установилась власть тихих денег. Тихие деньги превратили это местечко в мечту домовладельца. Озеро принадлежало местному клубу, и если вас в него не принимали, можно было не мечтать о забавах на воде. Это был по–настоящему закрытый район – не просто дорогой, а только для избранных.
Я бы оказался в Беспечной Долине так же к месту, как луковица в мороженом. Попозже днем мне позвонил Говард Спенсер. Злость у него прошла, он извинился, признал, что не совсем правильно вел себя, и спросил, не передумал ли я.
– Я подъеду, если он сам меня попросит. Только так.
– Понятно. Но, может быть, за дополнительное вознаграждение…
– Слушайте, м–р Спенсер, – нетерпеливо перебил его я, судьбу не подкупишь. Если м–с Уэйд его боится, пусть уезжает. Это ее проблема. Никто не в силах двадцать четыре часа в сутки охранять ее от собственного мужа.
Такой охраны нет на свете. Но вам ведь и этого мало. Вы еще хотите узнать, как, когда и от чего этот парень свихнулся, а потом еще привести его в порядок – чтобы он хотя бы книгу успел дописать. Но уж это зависит только от него. Если и вправду захочет кончить эту проклятую книгу, сам завяжет со спиртным. Слишком много, черт побери, вы требуете.
– Все это – одна и та же проблема, – возразил он. – Но я, кажется, понял.
Слишком тонкое это для вас дело, не в вашем духе. Что ж, до свидания.
Сегодня вечером я улетаю в Нью–Йорк.
– Мягкой вам посадки.
Он поблагодарил и повесил трубку, Я забыл сказать, что отдал его двадцатку официанту. Хотел было перезвонить, но решил, что довольно с него и этого.
Закрыв контору, я собрался к Виктору, выпить ?лимонную корочку?, как просил Терри в своем письме. Но тут же передумал. Настроение было не то.
Вместо этого я поехал в ресторан Лоури, заказал мартини, баранину на ребрышках и йоркширский пудинг.
Вернувшись домой, я включил телевизор и стал смотреть бокс. Оказалось неинтересно – танцоры какие–то, им не на ринг, а в балет. Только и делали, что молотили воздух, приплясывая и ныряя в сторону, чтобы партнер потерял равновесие. А уж били – задремавшую старушку не разбудишь таким ударом.
Толпа негодующе завывала, судья хлопал в ладоши, пытаясь их расшевелить, но они все раскачивались, переминались и посылали длинные левые хуки в воздух.
Я переключился на другую программу и стал смотреть детектив. Действие происходило в платяном шкафу, лица на экране были усталые, знакомые донельзя и некрасивые. Диалог был хуже некуда. Сыщику для смеху дали цветного слугу.
Это было лишнее – над ним самим можно было обхохотаться. А от рекламы в промежутках стошнило бы и козла, вскормленного на колючей проволоке и битых пивных бутылках.
Все это я выключил и закурил длинную, туго набитую сигарету с ментолом.
Она оказалась милостива к моему горлу. Табак был хороший. Я забыл посмотреть, какой марки. Когда я совсем собрался на боковую, позвонил сержант Грин из отдела по расследованию убийств.
– Решил, что надо вам сообщить – пару дней назад вашего друга Леннокса похоронили в том мексиканском городке, где он умер. Туда ездил адвокат их семьи и все устроил. На этот раз вам здорово повезло, Марлоу. Когда в следующий раз приятель попросит помочь ему удрать за границу, не соглашайтесь.
– Сколько в нем было дырок от пуль?
– Чего–чего? – Рявкнув это, он умолк. Потом сказал, тщательно подбирая слова:
– Одна, сколько же. Обычно и одной хватает, чтобы голову размозжить.
Адвокат привез отпечатки пальцев и все, что было у него в карманах. Еще что–нибудь вас интересует?
– Да, но этого вы не знаете. Интересует, кто убил жену Леннокса.
– Да вы что, разве Гренц не сказал, что Леннокс оставил признание? Это же было в газетах. Или вы газет не читаете?
– Спасибо, что позвонили, сержант. От души вам благодарен.
– Слушайте, Марлоу, – проскрежетал он. – Если не выбросите это из головы, хлопот не оберетесь. Дело окончено, убрано и пересыпано нафталином. Вам еще чертовски повезло. У нас в штате за сообщничество можно пять лет схватить. И вот еще что. Я на этой работенке давно и усвоил крепко: не всегда тебя сажают за то, что ты сделал. Важно, какой вид этому сумеют придать на суде.