Кровавый ветер

Я положил перед ним свое портмоне.
Он взглянул на него, перебрал все содержимое, швырнул его обратно, сделав пометку в записной книжке.
— Филипп Марлоу, значит? Частный сыщик. Здесь по какому делу?
— По питейному, — ответил я. — Я живу как раз напротив, в апартаментах «Берглунд».
— Знаете этого паренька в баре?
— Был тут всего лишь раз с момента открытия.
— Ничего в нем особенного не заметили?
— Нет.
— Для юнца, каким он является, не слишком ли легко он ко всему отнесся? Можете не отвечать. Расскажите все по порядку.
Я рассказал — три раза подряд. Один раз, чтобы он уяснил общую линию происшедшего, второй — чтобы он усвоил все факты, и последний, третий раз — чтобы он проверил, не чересчур ли гладким видится мой рассказ. В конце концов он произнес:
— Да, мамзель эта меня заинтересовала. Вдобавок киллер назвал убитого «Уолдо», а ведь сам, похоже, даже не предполагал, что тот здесь окажется. Я имею в виду — если даже сам Уолдо не был уверен, что дама окажется именно здесь, то никто не мог знать, что он сюда заглянет.
— Глубоко копнули, — заметил я.
Он изучающе посмотрел на меня. На моем лице не было и тени улыбки.
— Все выглядит как убийство из ненависти, не так ли? Непохоже, чтобы это было запланировано. Нет лазейки для бегства, разве что по чистой случайности. В нашем городе мало кто оставляет свои машины незапертыми. И еще сам этот киллер, орудующий перед двумя реальными свидетелями. Не нравится мне это.
— А мне не нравится быть свидетелем, — заявил я, — Игра не стоит свеч.
Он ухмыльнулся. Зубы у него были в каких-то крапинках.
— Киллер был действительно пьян?
— Чтобы пьяный и так стрелял? Нет уж.
— И я так думаю. Что ж, дело несложное. Этот парень наверняка проходит по нашей картотеке, да и отпечатков он оставил предостаточно. Если даже у нас не отыщется его рожи, мы все равно через пару часов его схватим. Он имел зуб против Уолдо, хотя сегодня встречаться они не планировали. Уолдо лишь заскочил поинтересоваться насчет дамы, с которой у него было назначено свидание, но он утратил с ней связь. Это горячая ночь, а под таким ветром у девушки тотчас вся тушь потечет. Она ведь могла зайти куда-нибудь, чтобы там подождать. Но тут киллер всаживает в Уолдо пару пуль куда надо и делает ноги, наплевав на вас, ребятки. Все просто.
— Да, — согласился я.
— До того просто, что похоже на полное дерьмо, — бросил Коперник.
Он снял фетровую шляпу, взъерошил свои бесцветные, какие-то крысиные волосы и оперся подбородком на руки. У него было длинное и злое лошадиное лицо. Он извлек носовой платок и промокнул им лоб, а потом вытер затылок и руки. При помощи гребенки взбил свои волосенки и причесался — так он стал выглядеть еще хуже — и вновь нахлобучил шляпу.
— Я тут подумал кой о чем, — сообщил он.
— Вот как? И о чем же?
— Этот Уолдо знал, как одета девушка. Стало быть, нынешней ночью он с ней уже виделся.
— Ну и что? Возможно, ему просто в сортир нужно было сходить. Вернулся, а ее уже и след простыл. Не исключено, что она передумала насчет него.
— Это так, — согласился я.
— Но только думал я не об этом. Я размышлял о том, что Уолдо описывал одежду девушки так, как не под силу было бы сделать обычному мужчине: «Платье из синего шелкового крепа, а сверху жакет типа „болеро“ из набивной ткани». Я, к примеру, понятия не имею, что представляет собой этот жакет «болеро». И я мог бы сказать «голубое платье» или даже «шелковое голубое платье», но никогда — «платье из синего шелкового крепа».
Чуть погодя показались двое мужчин с корзиной. Лью Петролле по-прежнему наводил глянец на свои стаканы, беседуя с низеньким смуглым полицейским.
Мы все вместе отправились в головной полицейский офис.
Когда полицейские проверили, что у них есть на Лью Петролле, то оказалось, что он чист. У его отца имелся виноградник возле Антиоха, округ Контра-Коста. Он вручил Лью тысячу долларов для начала бизнеса, на которые тот открыл свой коктейль-бар с неоновой вывеской и всем остальным, что необходимо, всего за восемьсот монет. Его отпустили, велев не открывать бар до тех пор, пока они не решат, придется ли им еще искать отпечатки пальцев. Он пожимал всем руки и улыбался. Он отнюдь не скрывал, что убийство идет на пользу его бизнесу: люди станут заглядывать к нему, чтобы послушать его историю (ведь никто уже не верит тому, о чем пишут газеты), а при этом и пива заказать.
— Вот человек, который заведомо не станет ни о чем тревожиться, — сказал Коперник, когда Лью удалился. — За других людей, например.
— Бедный Уолдо, — произнес я. — Нашлись пригодные отпечатки?
— Слегка смазаны, — сказал Коперник с досадой. — Но мы их классифицируем и перебросим фототелеграфом в Вашингтон, скорее всего, уже нынешней ночью.
Я обменялся рукопожатиями с ним и его напарником, которого звали Ибарра, и ушел.
Они до сих пор не установили, кто такой Уолдо. В карманах убитого не нашлось ничего, что смогло бы пролить свет на его личность.
2
Я вернулся на свою улицу около девяти часов вечера. Прежде чем войти в апартаменты «Берглунд», оглянулся по сторонам. Коктейль-бар располагался ниже по улице на другой стороне; окна были темными, но к ним все ж таки прилипла носами пара зевак, хорошо не целая толпа. Многие наверняка видели стражей порядка и труповозку, но были не в курсе того, что произошло. Чего нельзя было сказать о мальчишках, резавшихся в пинбол в аптеке на углу. Те знали абсолютно всё, кроме того, как не вылететь с работы.
Ветер бушевал по-прежнему; горячий, словно из духовки, разметая вдоль стен пыль и обрывки бумаги.
Я вошел в вестибюль своего дома и поднялся на лифте на четвертый этаж. Раздвинув двери кабины, я шагнул вперед и увидел ее — высокую девушку, дожидавшуюся прихода лифта.
У нее были волнистые каштановые волосы, спрятанные под широкополую соломенную шляпу с бархатной лентой. Еще у нее были огромные голубые глаза и ресницы, как говорится, почти что до подбородка. На ней было голубое платье, вполне возможно, из шелкового крепа; хотя и незамысловатого покроя, оно ладно облегало фигуру. Поверх платья девушка набросила нечто, вполне подходящее под определение «жакет типа „болеро“ из набивной ткани».
Я поинтересовался:
— Это жакет «болеро»?
Она отстраненно взглянула на меня и сделала движение, будто сметала мешавшую паутину:
— Да. Не будете ли вы так любезны… Я очень спешу. Я предпочла бы…
Я даже не шевельнулся, напрочь отрезая ее от лифта. Мы не сводили друг с друга глаз; она стала медленно краснеть.
— В таком наряде вам не следует показываться на улице, — произнес я.
— Почему… да как вы смеете?!
Лифт лязгнул и пошел вниз. Я не знал, что она еще собиралась сказать. Однако голос ее разительно отличался от нахальной и режущей слух манеры говорить, присущей потаскухам из пивной. Он был мягким и невесомым, словно весенний дождик.
— Я к вам не подкатываюсь, — сказал я. — Вы попали в беду. Если они сейчас поднимутся сюда, на четвертый этаж, на лифте, у вас еще будет время убежать через холл. Но прежде снимите шляпу и жакет — все это прочь!
Она не тронулась с места. Мне показалось, что ее лицо под слоем умеренного макияжа слегка побледнело.
— Полицейские, — продолжил я, — вас разыскивают. По этому вот наряду. Позвольте мне рассказать вам, по какой причине.
Она быстро повернула голову и оглядела коридор. При ее внешности она, конечно же, не могла не попробовать еще раз меня развести:
— Да вы просто нахал, кем бы вы там ни были! Я миссис Леруа из тридцать первой квартиры. Уверяю вас…
— Тогда вы на чужом этаже, — сказал я. — Это четвертый.
Лифт остановился где-то внизу. Раздался шум открываемых дверей.
— Пойдемте! — бросил я. — Живо!
Она стремительно смахнула шляпу и выскользнула из жакета. Я, скомкав их, сунул под мышку. Потом я взял ее под руку, и мы двинулись по коридору.