Операция «Ледокол»
В своей зимней одежде он вряд ли бы произвел должное впечатление на женщин в Лондоне. Утепленное нижнее белье фирмы «Дамарт» едва ли подошло бы в определенных ситуациях. Поверх него Бонд надел дорожный костюм, состоящий из теплого свитера с высоким воротником и стеганых лыжных брюк. На ногах были плотно зашнурованы меховые эскимосские сапоги. Его лицо защищали утепленный капюшон, шарф, шерстяная шапка и очки, а руки — перчатки фирмы «Дамарт», поверх которых были надеты кожаные рукавицы. И, наконец, в его маленьком рюкзачке лежали самые необходимые вещи, включая его собственную версию универсального спецремня войск СВС и СМС.
Оказавшись на улице, Бонд начал пробираться сквозь сугробы, которые в лучшем случае были по колено, стараясь не сворачивать с узкой тропинки, которую он изучил и наметил днем. Один неверный шаг — и он мог запросто угодить в сугроб, в котором можно было закопать маленький легковой автомобиль. Снегоход оказался точно в том месте, о котором говорили люди, проводившие инструктаж. Вопрос, как он туда попал, даже не поднимался. Управиться со снегоходом при выключенном двигателе довольно трудно, и у Бонда заняло добрых десять минут, чтобы сквозь строй упрямых громадных еловых ветвей выволочь его из потайного места. Затем он подтащил снегоход к вершине длинного спуска, который был протяженностью почти в километр. Толчок — и машина заскользила под уклон, Бонд едва успел прыгнуть на сидение и спрятать ноги под специальные щитки.
Тяжелый снегоход по инерции бесшумно скатился вниз по склону и остановился. Теперь Бонд был достаточно далеко от гостиницы, чтобы спокойно завести мотор, не взирая на тот факт, что на морозе в заснеженной местности звук передается на большие расстояния, но сперва он вооружился узконаправленным фонариком и изучил карту, сверившись с ней по компасу.
Когда маленький мотор ожил, Бонд отжал сцепление, переключил скорость и поехал. Через двадцать четыре часа он встретился со своими коллегами.
Выбор курорта Рованиеми был идеален. Из города можно быстро добраться в менее населенные северные районы, и в то же время всего за пару часов быстрой езды на снегоходе можно попасть в самые легкодоступные точки на русско-финской границе: в такие, например, как Салла, — место крупных сражений времен русско-финской войны 1939-40 гг. Дальше же к северу пограничная зона становится менее гостеприимной.
Летом в этой части Заполярья находиться не так уж и неприятно, но зимой, когда царствуют бураны, условия, приближенные к вечной мерзлоте, и идут обильные снегопады, с неподготовленным человеком эта земля может сыграть злую шутку.
Когда все трудности остались позади и две учебные операции, проведенные вместе с людьми из СВС и СМС, были завершены, Бонд думал, что почувствует себя вымотанным, нуждающимся в отдыхе, сне и покое, который он мог найти только в Лондоне (в труднейшие моменты испытания он думал только о своей уютной квартире в Челси). Однако, возвратившись через пару недель в Рованиеми, Бонд с удивлением обнаружил, что его тело укрепилось и было переполнено свежей энергией — чувство, которое он не испытывал уже довольно давно.
Вернувшись ранним утром, он проскользнул в отель «Оунасваара Поляр», где зимой располагалась штаб-квартира фирмы «Сааб-Скания», и оставил записку Эрику Карлссону, сообщив в ней, что вышлет исчерпывающие инструкции по дальнейшей транспортировке своего автомобиля. Потом поймал машину до аэропорта и сел на первый же самолет до Хельсинки. Там он собирался пересесть на первый же прямой рейс до Лондона.
И лишь когда его самолет DC9-50 примерно в 12:30 дня стал заходить на посадку в хельсинкском аэропорту «Вантаа», Бонд вспомнил о Поле Вакер. Мысль о ней росла и крепла, разумеется, далеко не без помощи заново пришедшего к нему чувства здоровья и хорошей физической формы, и к тому времени когда шасси самолета коснулись посадочной полосы, его первоначальные планы совершенно изменились. Время его возвращения в Лондон оговорено не было и ему в любом случае полагался отпуск. Даже если М и приказал ему вернуться, как только он сможет выбраться из Финляндии, никто его пару дней и не хватится.
Из аэропорта Бонд взял такси в «Интер-Континенталь» и снял там номер.
Как только портье принес в комнату его чемодан, Бонд рухнул на кровать и позвонил Поле. Шесть-тридцать у нее. Он улыбнулся в предвкушении встречи.
Бонду и в голову не могло придти, что его незатейливый шаг — звонок старой подружке и предложение вместе поужинать — в корне изменит его жизнь на ближайшие несколько недель.
3. Ножи к ужину
Приняв горячий душ и побрившись, Бонд аккуратно оделся. Как приятно было вновь облачиться в один из серых габардиновых костюмов отменного покроя и монотонную синюю рубашку от Коулс, к которым так подходил один из его любимых трикотажных галстуков от Жакс Фат. Он знал, что даже в середине зимы, в отелях и солидных ресторанах города Хельсинки принято, чтобы мужчины надевали галстуки. Автоматический пистолет «Хеклер и Кох» П-7, заменив более тяжеловесную модель ВП-70, уютно покоился под мышкой его левой руки, в кобуре с пружиной, а чтобы не замерзнуть от дикого холода, пришлось надеть утепленный танкер фирмы «Кромби Бритиш Уорм». В нем Бонд походил на военного, в особенности из-за меховой шапки, однако, как показывал опыт, в скандинавских странах лучше одеваться во что-нибудь подобное.
Спустившись в вестибюль, Бонд сел в такси, и машина не спеша покатилась по проспекту Маннергейма в южном направлении.
Тротуары главных улиц были тщательно вычищены от снега, а деревья склонялись под его тяжестью. Некоторые, словно на Рождество, были увешаны целыми гирляндами длинных сосулек, а около Национального музея, воткнувшего в небо свою острую башню, одно дерево даже походило на скрюченного монаха в белой мантии, сжимавшего в костлявой руке блестящий кинжал.
За деревьями, в морозной дымке промелькнули величавые, залитые светом купола Успенского Собора. Глядя на это грандиозное творение, Бонд сразу понял, почему киношники использовали для съемок Хельсинки, когда им были нужны виды улиц Москвы.
На самом деле эти два города похожи друг на друга, как пустыня на джунгли: современные здания финской столицы, которые спроектированы и построены со вкусом и изяществом, не могут даже сравниться с натыканными по всей Москве уродливыми безликими коробками. И только в старых уголках обоих городов возникает таинственное, чем-то жутковатое ощущение их схожести. Там, на маленьких улочках, в маленьких сквериках, где здания навалились одно на другое, их резные фасады напоминают еще ту Москву, которая была в старые добрые, а порой и недобрые времена царей, царевичей и неравноправия. Зато теперь, думал Бонд, у них было просто: Политбюро, комиссары, КГБ и… неравноправие.
Пола жила в многоквартирном доме с окнами, выходившими на парк Эспланаде, в юго-восточном конце проспекта Маннергейма. Эту часть города Бонд раньше никогда не посещал и, приехав сюда, был неожиданно приятно удивлен. Сам парк простилался между домами длинной полосой. Было заметно, что летом он превращается в настоящий райский уголок, полный деревьев, тропинок и каменных садиков. Сейчас же, в середине зимы, парк Эспланаде взял на себя другую оригинальную функцию: художники разных возрастов и способностей превратили его в настоящую галерею снежных скульптур на открытом воздухе.
Запорошенные вчерашним снегом, с любовью созданные еще в начале зимы, из сугробов торчали всевозможные снежные фигуры. Некоторые — абстрактные образы, а иногда настолько изящные работы, что трудно было представить их слепленными из снега, а не вырезанными из дерева или с огромным терпением выточенными из металла. В одних бросалась в глаза угловатая агрессия, а в других — тут же рядом — успокаивающая плавность линий. Животные — будь они слеплены с натуры или только в абстрактных формах — пялились друг на друга, а то и скалили пасти на спешащих мимо ссутулившихся от холода и тяжести своих шуб прохожих.