Призраки Ойкумены
– Тогда чего же вы хотите?
– Я предлагаю сделать историю Диего Пераля частью будущей новеллизации. Сиквел «Колесниц судьбы». Судьба отца и сына, как перекличка через тридцать лет. Это лучший сюжетный ход из всех, мне известных. Если вы согласитесь, я уже сегодня начну думать над новой визуализацией. Книга не написана, мы даже не знаем, кто возьмется ее писать, но клянусь вам, сеньор Пераль… Это будет бомба в мире арт-транса. Вам нравится название «Тридцать лет спустя»?
Луис Пераль поднялся из-за стола:
– Господа! Минуточку внимания!
– Виват Чуду Природы! – откликнулись головорезы.
– Господа, вы предлагали мне нашинковать ломтями этого сеньора. Предложение остается в силе?
– Обижаете, сеньор Пераль! В любой момент!
– Благодарю вас, друзья мои! В случае необходимости вы будете первыми, к кому я обращусь за содействием. Итак, сеньор Монтелье, – драматург наклонился к режиссеру близко-близко, едва не упершись лбом в лоб телепата. Казалось, «el Monstruo de Naturaleza» желал перекачать мысли собеседнику напрямую, кратчайшим путем, – вы прилетели на Террафиму, чтобы уговорить меня продать вам жизнь моего сына. Дьявольское искушение, право слово! Вы – сам сатана, приятель! И знаете, что? Я согласен! Но при одном условии…
Монтелье отстранился:
– Я весь внимание.
– Финал, – сказал Луис Пераль. – Никаких трагедий, ясно? Кто бы ни писал, кто бы потом ни ставил – никаких трагедий. Финал я напишу лично. И вы скорее лопнете, чем измените в нем хотя бы запятую!
– Допустим, – кивнул Монтелье.
– Мы зафиксируем наш уговор в контракте? Я настаиваю.
– Допустим. Но что, если судьба распорядится иначе?
– Судьба?
Луис Пераль взялся за кружку, как за шпагу:
– Кто она, ваша судьба? – белое руно волос драматурга стояло дыбом. Так встает шерсть у волка на загривке. – Продюсер? Директор театра?! Бог из машины?! Повторяю: финал я напишу сам, и черт ее дери, вашу судьбу!
– Суеверие? – спросил Монтелье.
– Если угодно.
– Мы, шуты… – начал было режиссер.
Замолчав, он потянулся за вином. Больше всего на свете Монтелье сейчас хотелось узнать, о чем думает Пераль-старший. Закон удерживал телепата в рамках приличий, закон и этика, и самодисциплина, годами упражнений превращенная в сталь. Но был миг, когда Монтелье едва не плюнул на все ограничения.
Был и прошел.
Часть 1
Китта
Глава первая
Одна девушка и миллион проблем
IКолесницы судьбы(совсем недавно)За два года нелегальных перевозок коллант, в котором летал Гиль Фриш, совершил пятьдесят три рабочих рейса. Сбой случился лишь однажды: пассажира не удалось вытащить в большое тело. Редчайший случай, как выяснилось позже. Врожденная невосприимчивость к пси-воздействиям; вероятность – один на миллион триста семьдесят тысяч. Пассажир не пострадал, аванс был возвращен с глубочайшими извинениями, а патрон изыскал другой способ тайно переправить клиента в пункт назначения.
О последнем Гилю Фришу, понятное дело, никто не докладывал. Но Гиль и так знал: у патрона всегда имеется запасной план. Не в правилах Луки Шармаля терять клиентов и портить себе деловую репутацию. Фриш умел добывать информацию косвенными путями, не привлекая внимания, и вскоре отыскал подтверждения своим расчетам. Зачем? Интересно, ответил бы гематр, если бы захотел отвечать. Вы, инорасцы, полагаете, что такая мотивация – нонсенс для нашей расы?
Вы ошибаетесь.
Единственный шанс на миллион триста семьдесят тысяч – вероятность не нулевая. Рано или поздно подобный конфуз должен был с кем-нибудь стрястись. Почему бы и не с коллантом Фриша? Отставной следователь отнесся к происшествию философски. В его жизни не первый раз происходили маловероятные события. Закон вероятностного распределения вероятностей, вторая функциональная производная событийного ряда. Область статистических закономерностей, любопытная с точки зрения теории, но бесполезная для практических расчетов.
Гиль Фриш родился практиком.
«Все предусмотреть невозможно,» – подумал он, выйдя в волну, за десятую долю секунды до того, как страх накрыл его снежной лавиной, догнавшей беднягу-лыжника на коварном склоне.
Страх – это нормально. Его испытывают все, гематры – не исключение. Главное, чтобы страх не перерос в панику. Для колланта паника губительна. Панический пси-резонанс способен разорвать коллективное волновое тело, превратить в лохмотья, бессмысленный рой вспышек и мерцаний, и тогда не выживет никто. Гиля, а с ним и весь коллант, спасло гематрийское умение переводить сознание в многопотоковый режим. Пока некую часть разделившегося сознания Фриша терзал страх, остальные части хладнокровно занимались делом: наблюдали, анализировали и старались погасить опасную вибрацию лучевой паутины – аналога нервной системы – что связывала коллант воедино. Гиль даже успел порадоваться: остальные не знали того, что было известно ему. Иначе паника девятым валом захлестнула бы маленький отряд, уничтожив их с вероятностью девяносто две целых и семь десятых процента. Правильно, отметил мар Фриш. Правильно я не стал делиться информацией с коллегами.
Тем не менее, опасность распада сохранялась.
* * *– Где мы?
Их было десять.
– Куда нас занесло? Тут рос лес. Где он?
Не девять – восьмерка коллантариев плюс пассажир – а десять!
– Туча! За нами гналась туча! Где она?
Лошади шли неуверенным тряским шагом. Животные никак не могли решить: сорваться на рысь или встать, как вкопанные? Лошади были растеряны не меньше всадников.
– Мы оторвались? Почему вы молчите, сеньоры?
Вокруг простиралась кочковатая степь. Серая и унылая, как жизнь клерка в провинциальном офисе, ближе к горизонту степь желтела, превращаясь в пустыню. Скрашивали пейзаж редкие угольно-черные утесы. Они торчали из земли на манер драконьих клыков, если вообразить клыки в виде голографических негативов.
Ни леса, ни тучи.
– Что случилось?!
Рассудку, вынырнувшему из-под шелухи, открывалась иная картина – мерцающий кокон колланта плыл в космосе, уходя от ближайшей планеты и центрального светила к окраинам системы. Плеск гравитационных волн глох, потоки частиц редели и истончались. Впереди, подсвеченный гамма-квантами, проступал пояс астероидов.
– Диего! Где Диего?! Сеньор, кто вы?
– Кто она такая?!
– Это вы кто такой?! Откуда вы взялись?
– Наглая девчонка!
– Хам! Жирный скот! Где мой Диего?!
– Кто она, драть вас всех на плацу!
От яростного рыка генерал-президента конь встал на дыбы, едва не сбросив седока. Грузный диктатор чудом удержался в седле. Под шелухой он был облачен в лазоревый мундир с эполетами и аксельбантами. Грудь украшали звезды орденов, усыпанных бриллиантами. На боку висел длиннющий палаш с рукоятью из платины.
Генерал-президенту никто не ответил. Отряд остановился, всадники сбились в кучу. Лошади рыли копытами сухую почву, ветер уносил прочь облачка пыли. Лица коллантариев – хмурые, растерянные, испуганные – были обращены к Энкарне де Кастельбро. Лишь яйцеголовый астланин улыбался, словно ждал этой встречи.
– Где…
– Какого…
– Заткнитесь, ваше превосходительство!
Спурий Децим Пробус не мог, не имел права показать остальным, что боится. Связующий центр колланта, помпилианец вел себя, как ни в чем не бывало, и один дьявол знал, чего ему это стоило. Генерал-президент побагровел, поперхнулся: казалось, пассажира вот-вот хватит удар.
– Это вы мне?!
– Вам, золотце! У вас проблемы со слухом?
Диктатор открыл рот и – о чудо! – заткнулся, как велели.
– Деточка! – звенящим тоном продолжил Пробус. – Сначала ответьте, как вы здесь оказались?!
Энкарна де Кастельбро воззрилась на помпилианца: