Очерки Русской Смуты (Том 1)
Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село, организованное Ставкой в первые дни волнений в Петрограде, выполненное весьма неумело и вскоре отмененное, и две телеграммы, посланные государю командирами 3-го конного и гвардейского конного корпусов, графом Келлером{30} и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение государя для подавления "мятежа"...
Было бы ошибочно думать, что армия являлась вполне подготовленной для восприятия временной "демократической республики", что в ней не было "верных частей" и "верных начальников", которые решились бы вступить в борьбу. Несомненно, были. Но сдерживающим началом для всех их являлись два обстоятельства: первое - видимая легальность обоих актов отречения, причем второй из них, призывая подчиниться Временному правительству, "облеченному всей полнотой власти", выбивал из рук монархистов всякое оружие, и второе боязнь междуусобной войной открыть фронт. Армия тогда была послушна своим вождям. А они - генерал Алексеев, все главнокомандующие - признали новую власть. Вновь назначенный Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, в первом приказе своем говорил: "Установлена власть в лице нового правительства. Для пользы нашей родины я, Верховный главнокомандующий, признал ее, показав тем пример нашего воинского долга. Повелеваю всем чинам славной нашей армии и флота неуклонно повиноваться установленному правительству через своих прямых начальников. Только тогда Бог нам даст победу".
* * *
Время шло.
От частей корпуса стало поступать ко мне множество крупных и мелких недоуменных вопросов:
Кто же у нас представляет верховную власть: Временный комитет, создавший Временное правительство, или это последнее? Запросил, не получил ответа. Само Временное правительство, по-видимому, не отдавало себе ясного отчета о существе своей власти.
Кого поминать на богослужении?
Петь ли народный гимн и "спаси Господи люди Твоя"?.. Эти кажущиеся мелочи вносили, однако, некоторое смущение в умы и нарушали установившийся военный обиход. Начальники просили скорее установить присягу. Был и такой вопрос: имел ли право император Николай. Александрович отказаться от прав престолонаследия за своего несовершеннолетнего сына?..
Скоро, однако, другие вопросы стали занимать войска: получен был первый приказ военного министра Гучкова, с изменениями устава внутренней службы в пользу "демократизации армии"{31}. Этим приказом, на первый взгляд довольно безобидным, отменялось титулование офицеров, обращение к солдатам на "ты" и целый ряд мелких ограничений, установленных для солдат уставом - воспрещение курения на улицах и в других общественных местах, посещения клубов и собраний, игры в карты и т. д.
Последствия были совершенно неожиданные для лиц, не знавших солдатской психологии. Строевые же начальники понимали, что, если необходимо устранить некоторые отжившие формы, то делать это надо исподволь, осторожно, а главное, отнюдь не придавая этому характера "завоеваний революции"... Солдатская масса, не вдумавшись нисколько в смысл этих мелких изменений устава, приняла их просто, как освобождение от стеснительного регламента службы, быта и чинопочитания.
- Свобода, и кончено!
Впоследствии военному министру, в приказе 24 марта, пришлось разъяснять такие, например, положения: "воинским чинам предоставлено право свободного посещения, наравне со всеми гражданами, всех общественных мест, театров, собраний, концертов и проч., а также и право проезда по железным дорогам в вагонах всех классов. Однако, право свободы посещения этих месть отнюдь не означает права бесплатного пользования ими, как то, по-видимому, понято некоторыми солдатами"...
Нарушение дисциплины и неуважительное отношение к начальникам усилились. В частях, и особенно в тыловых, начала сильно развиваться карточная игра с дурными последствиями для солдат, имевших на руках казенные деньги или причастных к хозяйству. Командовавший 4-ой армией для прекращения этого .явления принял весьма демократическую меру, запретив на время войны карточную игру всем - генералам, офицерам и солдатам. Временное правительство только 22 августа 1917 года, обеспокоенное последствиями этого, казалось, мелкого изменения устава в пользу демократизации, сочло себя вынужденным особым постановлением "воспретить военнослужащим на театре военных действий, а также в казармах, дворах, военных помещениях и вне театра войны - всякую игру в карты".
Но если все эти мелкие изменения устава, распространительно толкуемые солдатами, отражались только в большей или меньшей степени на воинской дисциплине, то разрешение военным лицам во время войны и революции "участвовать в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью"... представляло уже угрозу самому существованию армии.
Ставка, обеспокоенная этим обстоятельством, прибегнула тогда к небывалому еще в армии способу плебисцита: всем начальникам, до командира полка включительно, предложено было высказаться по поводу новых приказов в телеграммах, адресованных непосредственно военному министру. Я не знаю, справился ли телеграф со своей задачей, достигла ли назначения эта огромная масса телеграмм, но все те, которые стали мне известны, были полны осуждения, во всех сквозил страх за будущее армии.
А в то же время Военный совет, состоявший из старших генералов - якобы хранителей опыта и традиции армии - в Петрограде, в заседании своем 10 марта постановил доложить Временному правительству:
"...Военный совет считает своим долгом засвидетельствовать полную свою солидарность с теми энергичными мерами, которые Временное правительство принимает в отношении реформ наших вооруженных сил, соответственно новому укладу жизни в государстве и армии, в убеждении, что эти реформы наилучшим образом будут способствовать скорейшей победе нашего оружия и освобождению Европы от гнета прусского милитаризма".