Искатель. 1967. Выпуск №3
Правый берег ручейка, названия которого на карте не значилось, занимал враг. Склон там поднимался круче, но совсем незначительно. На середине склона протянулся перелесок метров в двести шириной. Он обрывался у тех самых старых ветел. За перелеском шло поле, судя по цвету соломы — овса. Дальше — опять полоса перелеска, видимо овражистого, потом взлобок — и село.
Вправо и влево тянулись поля. Там расстояние между рубежами было больше, а местность совсем открытая. О том, чтобы пробраться в фашистский тыл или взять «языка» на передовой, и говорить не приходилось.
Здесь же, на немецком рубеже, перемежались поля и перелески, можно было что-нибудь придумать, найти лазейку во вражеской обороне и прошмыгнуть.
Но прошмыгнуть-то оказалось негде.
Склоны лощины, конечно же, пристреляны с нашей и с противной стороны, как стрельбище. Да и укрыться на этих склонах попросту невозможно. Даже воронки от снарядов и мин не могли послужить убежищем. Они располагались ниже огневых точек и просматривались почти до дна со взлобков. Только, пожалуй, кратеры от авиабомб можно было посчитать надежными укрытиями.
Эти-то крупные воронки старшина и поручил Федору нанести на план.
Разведчики проторчали на взгорке до десяти часов и успели уйти, прежде чем фашисты принялись его обрабатывать.
Убедились, что их оборона тут действительно настолько плотная, что комару носа не просунуть. Четыре дня дежурили разведчики на своих наблюдательных постах. По вечерам собирались, прикидывали так и сяк — ничего не получалось.
Вечером в землянку пришел начальник разведки. Он попал к ужину и долго сидел молча, будто только проведать пришел, а потом вдруг:
— Хоть и дало начальство сроку неделю… Да не дождалось. Посылают сегодня дивизионную разведку.
Королев нахмурился, потрогал усы, прокашлялся, но ничего не сказал. Глыба усмехнулся, а «тройной» Иван потрогал свой длинный подбородок, словно желая убедиться, что выбрит он достаточно тщательно. Федор опустил глаза, хотя ему, наверное, как и каждому, хотелось сказать, что весть не из приятных, но знают ли дивизионные разведчики передовую так, как они? Конечно, дивизионные могли иметь сведения и по другим участкам, но появление капитана означало одно: выбрано именно их месторасположение. Может быть, они что-то просмотрели?
— Приказ, который нам дан, не отменяется, — добавил, помолчав, капитан.
Капитан продолжил:
— Они собираются на стыке пройти, — начальник полковой разведки ткнул пальцем в карту.
Молчащий Лапотников дернул головой:
— Мины там, новые противопехотные — прыгающие «лягушки».
— Они саперов с собой берут.
Капитан, прищурив глаз, чтоб не мешал дым папиросы, спросил:
— Как же вы думаете выполнить приказ?
— Не знаем еще, товарищ капитан.
— Осталось три дня, — капитан поднялся. — Срок на пределе.
Глубокой ночью противник поднял такой тарарам, что и без иных сведений стало ясно: не прошли дивизионные.
Потом разведчики долго торчали на передовой. Когда начинался артиллерийский и минометный обстрел, фашисты исчезали из траншей по проходам во вторую линию окопов. То же делали и наши. Но стоило затихнуть минометному или артиллерийскому обстрелу, как по ходам сообщения фашисты, как и наши солдаты, переходили в первую линию.
Первые дни так же поступали и разведчики. Но сегодня Королев решил присмотреться к позициям и остаться во время обстрела в блиндаже.
Ждать минометного налета долго не пришлось.
Разведчики спрятались в блиндаже. Здесь был и кое-кто из хозяев.
— Чего это вы? — удивился Глыба. — К богу на свиданье торопитесь?
Один из солдат махнул рукой:
— От этой курносой не набегаешься.
Сидеть под огнем в блиндаже Федору приходилось не часто, да и не доверял он почему-то накатам. Чутко прислушивался к стрельбе. В поле, там хоть по звуку слышишь недолет, перелет, а в воронке — так любо-дорого. Русских говорил, что снаряды в одно и то же место почти никогда не попадают. А тут, в блиндаже, и рядом разорвется фугас, а накат съедет — накроет.
Сначала фрицы вроде баловались, а потом принялись долбить передовую всерьез. Разрывы слились в свирепый, оглушающий гул. Земля под взрывами дергалась, тряслась. Крякал и трещал накат. Уши заложило.
Едва смолкло, разведчики выскочили из блиндажа.
— Сейчас наши вдарят! — погрозил кулаком Глыба. При первых же залпах фашисты скрылись из первой линии.
— Королев, — потряс Федор своего командира.
Тот нахмурился, но не обернулся.
— Товарищ старшина, — сначала Федор подумал было обидеться на Кузьму: отвечал же тот на неуставное обращение в землянке, чего же тут требует? Но мысль, мелькнувшая у него, представлялась такой неожиданной, рискованной и в то же время верной, что обида отошла на самый задний план. — Товарищ старшина! А ведь среди фрицев тоже смелые есть.
— Убедиться хочешь? — усмехнулся Глыба.
— Ну да! Можно и так поверить.
Сердитый Королев оторвался от бинокля:
— Загадки да ребусы на последней странице «Огонька» печатают. Дело есть-так говори.
— Я и говорю… Наверное, и у фрицев есть солдаты, которые остаются в блиндажах во время нашего обстрела. Наши дают огня, — очень торопливо заговорил Федор, боясь, что его не дослушают до конца. — Мы подбираемся к ихним траншеям…
— Давай, давай… — Королев вновь приник к биноклю, безнадежно вздохнул.
Но Федора уже нельзя было остановить.
— …мы подбираемся… наши — молчок. Мы в блиндаж. Хватаем этого храброго вояку. Наши — огонька, чтоб удержать фрицев во второй линии. Мы сидим в блиндаже. Опять наши молчок. Мы — на нейтралку. Наши — отсечный. А мы с «языком» к себе.
— Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить, — длинно, как ругательство, проговорил Глыба.
— Это вы, ребята, зря! — ехидно сказал Иванов.
— Точно получится! — горячился Федор.
— Загнуться под своими минами? — спросил Глыба. — Нет, Федя, это ни к чему. Пошутить — так не ко времени.
— Товарищ старшина, — обратился «тройной» Иван к Королеву. — Товарищ старшина, давайте хоть по времени прикинем. С минометчиками поговорим.
Королев долго молчал, будто не слышал, потом повернулся, тронул согнутым указательным пальцем усы, широко улыбнулся:
— А ведь действительно дело!
— Конечно, Кузьма, дело… Простите, товарищ старшина, — вытянулся Федор, но Королев только рукой махнул.
— Наши начинают. Засекайте время, — приказал Королев. — Осторожней, черти! Снайперу на мушку не угодите. Они во время обстрелов что осенние мухи.
Федор приник к щели. Отметив время, он мысленно рванулся через ничейную полосу к немецким траншеям. До них пятьсот метров.
«Нет, так не пойдет, — остановил сам себя Федор. — Двигаться надо ползком, — от воронки к воронке. Хорошо, что Королев поручил мне нанести их на план!»
Остальную часть дня заняло совещание с начальником разведки.
Налет назначили на одиннадцать дня.
«Домой», в свою землянку, разведчики вернулись поздно, усталые, притихшие. Ужинали торопливо, словно старались поскорее лечь отдыхать и остаться наедине со своими мыслями о завтрашнем дне.
Уже когда Королев задул коптилку, Федор неожиданно спросил:
— Кузьма, а куда же пчелы денутся? Ульи ихние разбиты…
— Пчелы?
— Да.
— В дупле попрячутся. Одичают.
— А обратно их приручить можно?
— Спи, Федор! Вернемся — расскажу. Долго говорить надо. И что тебе до них? — ворчливо удивился Королев, но ему стало очень приятно, что Федор вспомнил о пчелах, и в такую минуту: «Нет не задубела душа у парня!»
— Подумалось.
Глыба раздраженным фальцетом откликнулся из угла:
— Дайте спать!
Лапотников произнес нараспев:
— По-го-во-рить хо-чешь, п-пойдем. Не с-с-спится м-мне…
— Всем спать, — приказал Королев. — Когда с меня наказанье снимут — командовать вами?
В землянке Федору вспомнился пионерский лагерь и вечерний сердитый голос вожатого, который опаздывал на танцы, если в палате долго не засыпали. Он улыбнулся про себя, стало очень тепло на сердце, и пришел сон.