Девиант (ЛП)

— Если бы я сказала тебе, что у меня есть пациент, с которым произошли некоторые обстоятельства, которые срочно требует нашего обсуждения, ну, ты понимаешь, это было бы уместно?
— Ага.
— Хорошо, так, я не буду загружать тебя ненужными деталями.
Маркус ставит перед Пиппой кофе. Она делает глоток крепкого напитка, выжидающе приподнимая бровь.
— Это сэкономит нам уйму времени, так что просто скажи все, не надо тянуть.
— Хорошо, так… — мне просто нужно это сказать быстро. — У меня был секс с парнем.
Она выплевывает свой эспрессо обратно в стакан.
— Что? Кто? Когда?
Я вздрагиваю. Так, по-моему, ситуация приобретает хреновый оборот. Пиппа-то думает, что я решила стать закоренелой девственницей.
— Не то чтобы это было недавно… Это было… это было два года назад.
Она передергивает плечиками. Недоверчивый взгляд, который был всего секунду назад, превращается в нечто гораздо более серьезное. Она расстроена. Я знала, что она расстроится. Она ставит кофе на стол, сосредоточенно гипнотизируя поверхность стола.
— Почему ты мне не рассказала?
— Понимаешь, это не то что....Это не было из разряда чего-то, что можно спокойно обсудить за большим контейнером с мороженным, Пип. Честно, это не то, чем можно гордиться.
— Что это значит? Боже, тебя же не изнасиловали?
— Нет, нет, конечно, нет. Но…
И вот наступает ответственная часть разговора, когда я могу рассказать ей просто короткую версию или же выложить все со всеми подробностями. В конце концов, я просто гребаная трусиха. Я прекрасно внутренне осознаю, что Пиппа не из тех людей, кто будет думать обо мне всякую чепуху, но тут дело во мне, боюсь, я не выдержу полного признания в случившемся. Я продала свою девственность ради информации. Информации, которую я даже не получила, что значит, что я просто обменяла ее ни на что.
— Я не знала этого парня. Я даже не знала его имени. Я была пьяна, и мы сделали это в темноте. Я не смогла бы даже сказать тебе, как он выглядел до вчерашнего дня.
Пиппа прикрывает глаза и нервно потирает кончиками пальцев лоб.
У меня в голове крутится одна мысль, которую я повторяю раз за разом словно скороговорку: «Пожалуйста, не думай, что я шлюха. Пожалуйста, не думай, что я шлюха».
— Слоан, черт побери… — стонет она.
— Я знаю, знаю.
— Я даже не знаю, что сказать тебе.
— Как насчет того, чтобы сразу начать то, что следует после осуждающей части?
— О, детка. Я бы никогда не стала осуждать тебя. Я просто… Я просто хотела чего-то особенного для тебя. Ну, знаешь, романтика, красные розы, шампанское, фейерверки…
Мне необходимо было знать, что она не осудит меня. Я передвигаю крошки от кренделя по тарелке. Она сидит напротив меня, капризно надув губки.
— Оу, там определенно были фейерверки. Ничего другого, но фейерверки точно, — пытаюсь отшутиться я.
Она вздыхает и потом протягивает руки через стол, отодвигая тарелку, чтобы она могла взять мои ладони в свои руки.
— Так это крутись у тебя в голове на протяжении двух лет, и ты мне не сказала? Почему?
— Потому что у меня был не совсем обычный секс, если ты понимаешь меня.
Пиппа смотрит так, будто не понимает, и потом осознание появляется на ее лице.
— Так…ты позволила парню трахнуть тебя и делать всякие развратные штучки с собой?
— Много всяких развратных штучек.
— Стой, ты сказала, что не знала, как он выглядел до вчерашнего дня? Что случилось вчера?
— Он пришел в больницу. Его подруга пыталась покончить с собой.
Она прерывисто вздыхает.
— Мне нужен еще один кофе по такому случаю.
Она заказывает один для себя и один для меня, и, когда перед нами ставят наш заказ, у нее подготовлено больше вопросов.
— Стой. А мне вот интересно, как ты узнала, что это был он?
— Его голос был достаточно необычный, даже особенный. Я практически побежала за ним следом и спросила, был ли это он, и да, он не стал отрицать это.
— Чудненько, значит нам совершенно не обязательно делать какие-то выводы насчет него. Но все же, почему ты практически сходишь с ума от него? Почему не забыла о нем спустя столько времени? Он не объявлялся с того самого дня!
— Он поцеловал меня.
— Оу.
— И это было своего рода…
Я делаю глубокий вдох. Мысленно успокаиваю себя, что тут не из-за чего волноваться.
— В тот момент, когда он прижал меня к стене, удерживая крепко за горло...
Глаза Пиппы, наверное, самая выразительная часть тела, поэтому она мгновенно реагирует на мои слова — ее глаза широко распахиваются.
— Он напал на тебя!?
— Нет… нет, скорее всего, это было похоже на предостережение.
— Почему он сделал это?
— Он не хотел, чтобы его подругу положили в психбольницу. Вообще-то, я могу использовать связи в больнице и замять это дело, не давая огласки.
Она раздраженно фыркает в мою сторону.
— Что ж, удачи с этим, подружка. Девушка пыталась убить себя, она автоматически получает часы терапии у психиатра. А он насильно тебя поцеловал, то есть ты не хотела этого?
— Нет, сначала я не хотела этого. Но потом я позволила ему, и в итоге мы целовались.
— Черт, Слоан. Я не знаю… почти все из того, что ты сказала мне, имеет под собой основание, чтобы незамедлительно вызвать копов. Какого хрена ты позволила ему сделать это? Ты слетела с катушек? Он ненормальный?
У меня вырывается грустный смешок.
— Последние два пункта точно в цель.
Она переплетает пальцы вместе, хмурясь. Черт, она не должна хмуриться. Что-то определенно не так.
— Ты уже знаешь, что я собираюсь сказать, правда?
— Да, я знаю.
Все, что навалилось на меня, чувствуется словно непосильная ноша. И мне так хорошо сейчас, когда я могу поделиться хоть крохотной частью произошедшего.
— Есть кое-что еще, Пип, что ты должна знать. Он может знать что-то об Алексис.
Когда я произношу эти слова, она замирает на месте. Я не часто говорю о Лекс. Я очень редко упоминаю ее имя, так что то, что я произношу его, значит много.
— Что, как это? — спокойно спрашивает она. — Он имеет какое-то отношение к ее исчезновению? О боже.
— Нет. По крайней мере, я так не думаю. Я не могу объяснить это прямо сейчас.
По ее выражению лица, я вижу, что ничего из того, что я рассказала, не нравится ей. Она смотрит на меня настороженным взглядом и глубоко вздыхает, по-видимому, считая меня сумасшедшей.
— У меня плохое предчувствие насчет этого, Слоан. Помимо того, что ты до сих пор не знаешь ничего об этом парне, — она делает паузу, специально акцентируя внимание на том, как это серьезно. — Ты хотя бы знаешь его имя?
Я качаю головой, нет. Она выглядит подавленной.
— Ладно, смотри, как я вижу это со стороны. Он не дал ни одной зацепки копам по поводу Лекс, а ты говоришь мне обратное, будто этот парень знает какую-то там мифическую информацию. Это заставляет меня поверить, что он вовлечен в какое-то темное дерьмо. И к тому же, он пытался задушить тебя!
— Я знаю, — говорю ей хриплым голосом.
Когда она говорит таким образом, четко раскладывая все по полочкам, бл*дь, это действительно звучит очень-очень хреново…
— Я знаю, что ты хочешь найти ее, но этот парень опасен. Из твоего рассказа я делаю вывод, будто он хочет причинить тебе боль, а не помочь найти Лекс. Я хочу попросить тебя, чтобы ты держалась от этого подальше, хорошо? Ни за что не делай ничего вместе с ним. Пожалуйста, Слоан? Ради меня?
Я сосредоточенно смотрю в кофейную чашку, будто там есть ответы на все вопросы. Я знала, что она скажет именно это. Я точно знала, что она собирается сказать, но все равно, чувствую облегчение оттого, что была честна с ней, хоть и не полностью. Ее слова, своего рода, как четкое и взвешенное решение не связываться с ним, даже несмотря на то, что он знает что-то об Алексис. Мне, скорее всего, стоит пойти в полицию и выложить копам свои подозрения насчет того, что он сделал с Эли. И все, мне можно умыть руки, я не буду касаться этого дерьма.