Четыре вечера с Владимиром Высоцким

  
Эльдар Рязанов
 
Четыре вечера с Владимиром Высоцким
 
В книге использованы
фотографии из личных архивов:
семьи Высоцкого, а также В.Плотникова и А. Стернина
  
Вместо пролога
 
Весь 1987 год оказался для меня очень насыщенным, нагрузочным. В этом году я поставил два фильма — «Забытая мелодия для флейты» и «Дорогая Елена Сергеевна». Но была еще одна работа, очень важная и желанная для меня. В это же самое время, параллельно, я готовил большую телевизионную программу к пятидесятилетию со дня рождения Владимира Высоцкого, которое приходилось на 25 января 1988 года…
Пробиться на экран Центрального телевидения Высоцкому как поэту, певцу при жизни так и не удалось. В конце декабря 1981-го, через полтора года после его смерти, в новогодней «Кинопанораме» вышли в эфир три песни Володи. Это была единственная прижизненная съемка Высоцкого на Центральном телевидении. Сделали ее в связи с тем, что «Кинопанорама» намеревалась рассказать о многосерийной картине «Место встречи изменить нельзя», где Владимир Семенович сыграл роль Жеглова. И под этой маркой мы хотели познакомить телезрителей с его песнями. Накануне того дня, когда должна была состояться встреча перед телекамерами режиссера фильма Станислава Говорухина и исполнителей главных ролей с ведущим передачи, то есть со мной, провели съемку одного Высоцкого; он поделился своими мыслями об авторской песне как особом жанре и спел одиннадцать песен.
Это было 5 марта 1980 года. А на следующий день, когда собирались все, Высоцкий не пришел. Что случилось, мы не знали. Твердо обещал прийти, но не явился. С.Говорухин, В.Конкин и я вместе с бригадой, делающей «Кинопанораму», прождали его напрасно. Пытались разыскать, звонили по разным телефонам, но безуспешно. Тогда, чтобы не отменять съемку (а перенести ее было невозможно по каким-то техническим причинам), мы решили зафиксировать беседу о фильме без Высоцкого — между мной, с одной стороны, и Говорухиным с Конкиным — с другой. А потом режиссер передачи должен был попытаться вмонтировать, вставить, вклеить песни и монологи Высоцкого. Так и поступили. Однако смонтировать высказывания участников передачи о фильме со съемкой Высоцкого так, чтобы у телезрителя сложилось ощущение связного, единовременного разговора, не удалось. А давать сюжет о ленте «Место встречи изменить нельзя» без Высоцкого не хотелось. Это было бы несправедливо, ибо его роль — поистине подлинное украшение фильма. Так сюжет о картине «Место встречи изменить нельзя» в «Кинопанораму» не вошел и показан не был. Однако съемка песен Высоцкого не пропала. Режиссер передачи Ксения Маринина сохранила пленку.
И вот через год после кончины Володи мы — съемочная группа «Кинопанорамы» — попытались показать в одном из выпусков передачи несколько из этих песен. Но кто-то из тогдашних руководителей телевидения дважды вынимал сюжет о Высоцком из готовой программы. А надо сказать, что сотрудникам, работающим в Останкино, было известно о нелюбви телевизионного начальства к Театру на Таганке вообще и к Высоцкому в частности. И вот, для того чтобы «пробить» этот сюжет, я отправился к главному телевизионному начальнику, к самому Сергею Георгиевичу Лапину. Был тогда октябрь 1981 года. Я довольно долго его уговаривал. Наконец он согласился, но при условии, что это не будет, как он выразился, «поминальник», что мы найдем какую-нибудь спокойную (!) форму подачи, без «придыханий». То есть меня сразу же лишали возможности выказать свое отношение к преждевременной утрате, сразу же снижали мою оценку творчества Высоцкого. Но я был готов на все, лишь бы легализовать его, лишь бы «опубликовать» его песни на всю страну. Ведь огромное количество людей никогда не видело, за исключением редких эпизодов в фильмах, поющего Высоцкого. Слышали на магнитофонах миллионы, десятки миллионов, а вот видеть, кроме тех немногих счастливчиков, которые побывали на его полуофициальных, полузакрытых концертах, не могли. И тогда у меня возникла идея — дать песни Высоцкого в «Кинопанораме» как увлечение актера, как хобби. Разумеется, я знал, что сочинение стихов и песен Владимир Семенович считал главным делом своей жизни. Но ради того чтобы показать сотням миллионов людей поющего Высоцкого, я прибегнул к этому приему. В сюжет об «актерской самодеятельности» требовались партнеры, ибо если бы мы рассказали только об одном участнике, всё расценили бы как «придыхание». Нужно было сложить эту страничку так, чтобы придирки оказались невозможными, чтобы в последнюю минуту (как это случалось прежде) сюжет не выдрали бы из программы. Мы подобрали Высоцкому очень достойную и талантливую компанию. Сначала поведали об увлечении живописью мхатовского артиста Юрия Богатырева и продемонстрировали его изысканные акварели. Потом представили Валентина Гафта с его хлесткими, известными на всю страну эпиграммами. И лишь после этого едали слово» Высоцкому. К сожалению, из одиннадцати имеющихся у нас песен было разрешено пустить в эфир только три, «наиболее безопасные». И даже они вызвали после передачи буквально шквал зрительских откликов, телеграмм, писем. И вот тогда я впервые подумал, что хорошо было бы сделать большую передачу о творчестве Высоцкого, объединив в рассказе его поэтические и актерские работы. Но в то время даже заикаться об этом было бессмысленно.
Прошло несколько лет. Осенью 1985-го (уже полгода наша страна шла новым курсом!) я пришел к одному из новых руководителей Гостелерадио и предложил сделать подробную биографическую передачу о Владимире Высоцком. На сей раз к моей затее отнеслись благожелательно, но перестройка еще только набирала темпы, многое (в оценках истории страны и деятелей культуры) оставалось неясным. И мне было сказано, что нужно проконсультироваться, посоветоваться «наверху». Короче, само телевидение решить вопрос о передаче не смогло, побоялось. Отвычка брать ответственность на себя въелась во все поры чиновничьего аппарата. Видели ли вы когда-нибудь рискующего бюрократа? У нас испокон века сложилась такая практика: за запрещение никогда никого не наказывали; снять, уволить, объявить выговор могли только за разрешение. Эта вечная оглядка «наверх» породила гигантское число недумающих, ретивых исполнителей, и здесь, как мне кажется, главная беда управления страной. Так было тогда, так осталось и сейчас. В то время для фильма «Забытая мелодия для флейты» я написал песенку о бюрократах. Начиналась она так:
 
 
Мы не пашем, не сеем, не строим…
 
Мы гордимся общественным строем.
 
Мы — бумажные, важные люди,
 
Мы и были, и есть мы, и будем.
 
 
Однако вернемся к Высоцкому. Какое-то смутное проклятие висело над его творчеством. Не вписывался он в привычные канцелярские схемы, в стереотипы чинуш: не то чтобы враг, но уж очень много напозволял себе.
Шло время. Я регулярно напоминал о своем намерении. И наконец, через год (1), в октябре 1986-го, мне «дали добро». Подумайте, целый год ушел неизвестно на что!
А за этот год произошел гигантский рывок — гласность ворвалась на страницы печати. Стирались белые пятна в нашей истории, возвращались народу имена оклеветанных деятелей государства, публиковались запрещенные прежде книги, выходили на экран арестованные ранее фильмы. Для многих это был год переоценок, пересмотра позиций, а для бюрократии, для аппарата это время казалось годом отступления, поисков мимикрии, попыток приспособиться к новому. Короче, мне позволили сделать передачу о Высоцком, но только одну серию продолжительностью в один час, максимум в один час пятнадцать минут. Я сразу же стал торговаться и вытребовал двухсерийную программу. А далее, окунувшись в материал, понял, что не смогу уложиться в две части, и стал действовать по принципу «дайте мне только палец, а я потом всю руку откушу». Так я и повел себя с телевидением, постепенно добился трех серий, а подготовил четыре и тем самым поставил Гостелерадио перед фактом.