Четыре вечера с Владимиром Высоцким

Семен Владимирович. Сначала он мне говорил: «Не знаю». Потом сказал: «Я его забыл на стадионе».
А потом выяснилось, что он этот велосипед подарил немецкому мальчику. «У него папу фашисты убили!»
Евгения Степановна. Я хотела научить Володю музыке. По объявлению пошли покупать пианино к немке одной.
Рязанов. Значит, первые музыкальные уроки он получил от вас?
Евгения Степановна. Да, в Германии, я с ним занималась. Потом там была русская эмигрантка, уже в возрасте. Она занималась с ним. Он, правда, на одном концерте говорил, что родители его заставляли из-под палки заниматься. Нет, не из-под палки, но и не сказала бы я, что очень уж с большой охотой. Но все-таки все три года в Германии Володя занимался музыкой. Он нотную азбуку прекрасно знал. Приехали мы сюда, я хотела, чтобы он продолжал заниматься. Он отказался, нет, ни в какую. Потом, когда уже был взрослый, говорил: «Да, нужно было меня бить, чтобы я музыке учился, почему я бросил? Нужно было меня бить, чтобы я занимался». Преподавательница эта сказала, что у него абсолютный слух. Но Володя был очень неусидчивый, непоседливый. Через две-три минуты уже начинал крутиться…
ШТРАФНЫЕ БАТАЛЬОНЫ
 
 
Всего лишь час дают на артобстрел,
 
Всего лишь час пехоте передышки.
 
Всего лишь час до самых главных дел,
 
Кому — до ордена, ну а кому — до «вышки».
 
За этот час не пишем ни строки.
 
Молись богам войны — артиллеристам!
 
Ведь мы ж не просто так, мы — штрафники,
 
Нам не писать: «…считайте коммунистом».
 
Перед атакой — водку? Вот мура!
 
Свое отпили мы еще в гражданку.
 
Поэтому мы не кричим «Ура!»,
 
Со смертью мы играемся в молчанку.
 
У штрафников — один закон, один конец:
 
Коли-руби фашистского бродягу!
 
И если не поймаешь в грудь свинец,
 
Медаль на грудь поймаешь «За отвагу».
 
Ты бей штыком, а лучше, бей рукой —
 
Оно надежней, да оно и тише.
 
И ежели останешься живой,
 
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
 
Считает враг, морально мы слабы:
 
За ним и лес, и города сожжены.
 
Вы лучше лес рубите на гробы,
 
В прорыв идут штрафные батальоны!
 
Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас — обстрел.
 
Ну, бог войны, давай без передышки!
 
Всего лишь час до самых главных дел,
 
Кому — до ордена, а большинству — до «вышки»…
 
 
…Мы вместе с Семеном Владимировичем и Евгенией Степановной пришли к дому по бывшему Большому Каретному переулку, номер 15.
Вот он, дом, в котором жила семья Высоцких в послевоенные годы.
Семен Владимирович. Сюда же, на Большой Каретный, мы вернулись в 49-м году. Володя пошел в новую школу. В пятый класс, потому что в Германии он учился со второго по четвертый. И с пятого класса Володя учился в этой 196-й школе, которая находится в этом же переулке, в ста метрах отсюда.
Рязанов. А что это за черный пистолет, о котором Володя поет в песне «На Большом Каретном»? Про этот черный пистолет я слышал разные интересные варианты…
Семен Владимирович. Неправильно думают, что Володя был бандитом.
Евгения Степановна. Он как ребенок, он же всегда хотел быть военным, «пух-пух» — стрелял из этого пистолета. Ну, этот пистолет Семена Владимировича, трофейный, отец внутренности все удалил. А так как Володя любил играть с пистолетом, то залил его Семен Владимирович свинцом. И Володя все время этим пистолетом играл, до той поры, пока он какого-то мальчика — внизу здесь жил мальчик — нечаянно ударил. Я, значит, увидела в окно и забрала пистолет.
Рязанов. Ну, может быть, и не нечаянно, может быть, и стоило ударить, мы же не знаем, что там между ними было.
Евгения Степановна. Может быть, конечно.
Но все-таки я забрала у него пистолет этот, разобрала на части и выбросила.
БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ
Посвящено Леве Кочаряну
 
 
Где твои семнадцать лет?
 
На Большом Каретном.
 
Где твои семнадцать бед?
 
На Большом Каретном.
 
Где твой черный пистолет?
 
На Большом Каретном.
 
Где тебя сегодня нет?
 
На Большом Каретном.
 
Помнишь ли, товарищ, этот дом?
 
Нет, не забываешь ты о нем!
 
Я скажу, что тот полжизни потерял,
 
Кто в Большом Каретном не бывал.
 
Еще бы, ведь
 
Где твои семнадцать лет?
 
На Большом Каретном.
 
Где твои семнадцать бед?
 
На Большом Каретном.
 
Где твой черный пистолет?
 
На Большом Каретном.
 
Где тебя сегодня нет?
 
На Большом Каретном.
 
Переименован он теперь,
 
Стало все по-новой там,
 
верь не верь!
 
И все же, где б ты ни был,
 
где ты ни бредешь, —
 
Нет-нет, да по Каретному пройдешь.
 
Еще бы, ведь
 
Где твои семнадцать лет?
 
На Большом Каретном.
 
Где твои семнадцать бед?
 
На Большом Каретном.
 
Где твой черный пистолет?
 
На Большом Каретном.
 
Где тебя сегодня нет?
 
На Большом Каретном!
 
 
Мы вошли в подъезд, за нами последовали оператор, осветители, режиссер, редактор, звукооператор.
Рязанов. А где ваша квартира?
Евгения Степановна. Вот квартира № 4, где мы жили. Здесь сейчас живут совсем другие жильцы, из прежних жильцов никого не осталось. Так что теперь я не знаю даже, кто тут.
Рязанов. Ну а что, может быть, попробовать позвонить? Неизвестно, что нас ждет. Но давайте попробуем.
Мы действительно ничего не готовили, действительно не знали, есть кто-нибудь дома или нет.
Так что съемка получилась по-настоящему документальная, неорганизованная. Я позвонил.
Рязанов. Идите сюда, Евгения Степановна, Семен Владимирович, тут глазок вставлен, могут посмотреть и не пустить.
Раздался голос из-за двери: «Кто там?»
Я попросил, чтоб открыли. Дверь отперла женщина в халате, которая, видно, оторвалась от каких-то своих домашних дел. Она стала щуриться и требовать, чтобы погасили свет.
ЖЕНЩИНА. Уберите свет.
Рязанов. Здравствуйте. Как ваше имя, отчество?
Женщина. Татьяна Александровна. Я вас не пущу, грязи натаскаете.
Рязанов. Не пустите? Скажите, пожалуйста, а вы знаете, что в этой квартире жил Высоцкий?
Татьяна Александровна. Знаем. Ну мы устали от этого.
Рязанов. Приходят очень часто?
Татьяна Александровна. Приходят каждую неделю. В неделю два раза.
Рязанов. Посторонние какие-то люди?
Татьяна Александровна. Откуда я знаю! Приходят журналисты, приходят какие-то студенты, даже цветы приносят.
Рязанов. Ну это же замечательно. Или вы от этого устаете? А вы живете в его комнатах или нет?