Плохиш (СИ)

«А ведь это вполне могла быть я».
Но сожалеть о том, что случилось, Влада не собиралась даже под страхом больше никогда в жизни не получать удовольствия в постели. Какой смысл врать самой себе? В чем сакральная идея навязывать собственному телу несуществующие чувства гордости и стыда?
— У тебя ужасная кровать, Неваляшка, - посетовал Стас, укладывая ее на простыни и укрывая свою ношу одеялом. А потом сам лег рядом, притянул ее к себе, одной рукой запрокинул ее согнутую в колене ногу себе на талию.
От прикосновения его твердого члена в голове снова зашумело, рот наполнился слюной. Природа определенно не отдохнула на этом парне, и его член более чем соответствовал его комплекции и росту. А еще Стас знал, как его использовать. Потому что даже в момент их первой близости...
— Откуда у тебя шрам? – спросил Стас, убирая с ее виска влажные пряди. – Большой.
— Это просто ерунда. – Зачем он спросил?!
— От ерунды не бывает шрамов, на которые приходится накладывать швы, Неваляшка. И ты до сих пор не научилась врать.
Влада покривилась. До боли хотелось прикрыть глаза, найти мгновение передышки, чтобы прийти в себя и придумать мало-мальски достойные ответ, который не пойдет совсем вразрез с правдой. Стасу нельзя говорить такие вещи, он – они оба это знают – слишком болезненно принимает любые попытки причинить ей боль.
Но Влада боялась. Очень боялась, что как только сомкнет веки – он исчезнет, а она проснется ото сна. Все завертелось слишком быстро. Три года она выколачивала его их своей жизни и штопала разорванное в клочья сердце, но все оказалось напрасно, стоило Стасу снова появится на пороге ее жизни. Только сегодня днем он говорил, что ему неприятна сама мысли о том, чтобы касаться ее, и вот – они совершенно голые лежат в одной кровати. Как подобное вообще может быть реальностью?
— Ты зажмурилась и втянула голову в плечи, - сказал Стас, разрушая тишину. – Там, в подсобке. Как будто знаешь, что такое удар. Знаешь так хорошо, что твое тело успело выработать защитный рефлекс. И не говори мне, что это просто случайность, Неваляшка. Я псих, а не идиот.
— Я не хочу об этом говорить, - сказала она самое нейтральное, что пришло в голову. Врать она в самом деле не умела. Да и не собиралась. Вранье – не лучший способ сгладить острые углы прошлого. – И если ты собираешься настаивать, то лучше сразу... - Влада сглотнула, собираясь с силами для следующей фразы, прекрасно зная, что за ней последует. – В общем, если тебя не устраивает мое решение, то ты всегда можешь уйти.
— Конечно, могу, - не стал отпираться он, но вместо того, чтобы откинуть одеяло и встать, взял ее за бедро и придвинул еще ближе.
Влада все-таки зажмурилась, ощущая чувствительной после недавнего оргазма кожей его твердую плоть. Пришлось прикусить губу, чтобы сдержать непрошенный стон.
— Но не хочу. Не возражаешь, если я останусь у тебя на ночь, Неваляшка? Если честно, у меня адски слипаются глаза. Боюсь, что даже все мои черти не в восторге от идеи сидеть в машине, которую ведет спящий биполярник. Можешь обнять меня, Неваляшка, обещаю не приставать к тебе.
Она зачем-то кивнула, хоть Стас уже закрыл глаза и не мог этого видеть. После минутного раздумья, Влада осторожно просунула одну руку ему под голову, а вторую положила на бицепс, поглаживая выпуклый орнамент шрамирования.
— Больно? – спросила – и тут же мысленно стукнула себя по башке. Стас же сказал, что хочет спать, а тут она со своими расспросами.
— Нет, Неваляшка, - ответил он тягучим, мягким от дремоты голосом. – Боль отрезвляет. Я без нее был бы еще большим психом. Не нравится?
— Нравится, - не раздумывая ответила она. – Это просто... потрясающе.
— Всегда знал, что ты маленькая извращенка, - ухмыльнулся он. – Имей в виду: прокалывать мошонку я не стану даже ради тебя.
На языке Влады вертелась острая непристойность, но она промолчала. Это же Стас, он нарочно провоцирует на подобные разговорчики, чтобы выбить почву у нее из-под ног.
— Неваляшка, и вот еще что... - Он на секунду приоткрыл глаза, буквально обволакивая ее темным непроницаемым взглядом. – Я оторву руки твоему старому мудаку, если он еще хоть пальцем тебя тронет.
— Спи, Онегин. Как-нибудь сама разберусь, что мне делать со своей жизнью.
— В твоей жизни теперь есть я.
Через несколько минут его дыхание стало ровным, глубоким.
Влада долго лежала без сна, боясь пошевелиться, нарушить эту странную непрошенную идиллию. Лицо Стаса было таким... безупречным, что, даже не будь она так по-детски от него зависима, то непременно стала бы прямо сейчас. Тень щетины подчеркнула твердую линию подбородка, а длинные густые ресницы – единственный «мягкий» штрих в его внешности – так и манили прикоснуться к ним легким поцелуем.
Нельзя спать. Нужно наслаждаться каждой минутой. Ведь утром она наверняка проснется в пустой кровати, и, скорее всего, больше никогда не увидит его рядом. Утром Стас «протрезвеет» после таблеток, поймет, какую глупость совершил и сделает все, чтобы их пути больше никогда не пересекались.
И все же, сон сморил ее. После напряженного дня и сладкого расслабления, тело отказывалось слушаться, а голова кружилась от запаха Стаса и от его обжигающей близости. Последняя более-менее осознанная мысль перед тем, как она утонула в негу, была о том, что даже во сне, он ни на секунду не выпустил ее из своих рук.
А утром кровать, ожидаемо, оказалась пустой.
Влада сморгнула сон, злясь на себя за то, что позволила слабости взять верх. Хотела же смотреть на него всю ночь. Чтобы, когда он соберется уходить, стойко пережить и эту стадию их «быстротечных» отношений. Казалось, так будет лучше, чем обнаружить его очередной побег.
За оном было раннее пасмурное утро. Занавеска покачивалась над открытой форточкой, в комнате стоял запах дождя. Влада потянула на себя подушку, на которой спал Стас, с шумом втянула запах, опрокинулась на спину, прижимая подушку к груди, словно сокровище. Даже если он ушел, ничто не мешает ей насладиться воспоминаниями. Слабость ли это? Конечно, и наверняка она множество раз укорит себя за это, но к чему думать об этом сейчас, когда в памяти еще свежи образы его сонного лица, наполовину скрытого за влажной длинной челкой, и...
Звук открывающейся двери вышиб ее из грез словно шар – кеглю. Влада потянулась за телефоном, чтобы убедиться, что не сошла с ума. Так и есть, родители должны приехать только завтра и сегодня их точно быть не должно. Во всяком случае, звонивший пару дней назад отец не говорил ничего о смене планов. Ключи были у Артема, но брат давно жил отдельно и не имел привычки открывать дверь своим ключом и тем более вваливаться без предупреждения в такую рань.
Влада завернулась в одеяло, пытаясь подавить приступ паники, когда в коридоре послышались шаги, шорох бумаги. Спустила ноги на пол, морщась от холодного пола. Голова немного кружилась, очевидно, после пережитых волнений минувшего вечера.
«Успокойся, Егорова, это же не могут быть грабители. Никто не обворовывает квартиры в... семь утра четверга».
И все же, на всякий случай, она набрала на телефоне «горячий номер» полиции, удерживая палец над клавишей вызова. Глупо, конечно, и вряд ли успеет, но соваться же на воров с расческой или подушкой. Никакого другого серьезного оружия под рукой не было.
Влада потихоньку высунулась из комнаты – и остолбенела. «Преступника» там уже не было, зато звуки возни переместились на кухню. Довольный Себастиан как раз направлялся туда, но, увидев хозяйку, остановился, издав ленивое «мяу». Так, рыжий, конечно, та еще бестолковая морда и идет в руки ко всем без разбора, но все-таки людей, которых видит впервые, опасается по крайней мере до тех пор, пока не получит свою порцию почесалок за ухом. Он даже к Никите привык не с первого раза. Вряд ли люди, которые пришли поживиться чужим добром, первым делом бросились ублажать кота.
Значит...
Влада затолкала мыль подальше, даже не дав ей шанса окрепнуть. Это не может быть Стас. С какой стати ему уходить – и возвращаться?