Прокаженные, Камо – произведения Шилина Георгия
– Он не даст результатов, – равнодушно сказал князь, – дурак, что ли, Камо, чтобы ехать до самого Тифлиса?
Офицер снисходительно пожал плечами и откланялся.
Когда завтрак был окончен, прокурор, пожимая руку Девдариани, сказал:
– Я хотел бы, князь, встречаться с вами, если только мое общество может доставить вам удовольствие. Вот моя карточка.
Князь улыбнулся,
– Конечно, мы еще с вами встретимся, господин прокурор... Непременно встретимся.
После ухода князя товарищ прокурора подозвал к себе жандармского унтер-офицера.
– Максимов, ты знаешь грузинский язык?
– Точно так, вашскродь.
Товарищ прокурора полез в портфель, достал карточку и подал ее унтер-офицеру:
– Переведи. Дал мне князь свою карточку, но написал по-грузински.
Рассматривая белый кусочек картона, унтер-офицер с удивлением переворачивал его и, по-видимому, ничего не понимал.
– Ну, какой его адрес?
– Никакого тут адреса, вашскродь, нету.
– Как нет?
– Так точно, нет.
– А что же там написано?
– Тут написано, вашскродь, если по-русски перевести: «Хоть ты и Иван, да болван».
– И больше ничего?
– Так точно, ничего.
– Подлец...
– Это кто, вашскродь?
– Не ты, не ты, – угрюмо проронил прокурор и, не сказав больше ни слова, быстро пошел к выходу.
Глава 3
Дело Камо, заведенное в тифлисском губернском жандармском управлении, оставалось без движения целый год после его побега из батумской тюрьмы. Оно лежало в шкафу под замком, в груде других синих папок. Папка была, но тот, кому посвящалось содержимое папки, – отсутствовал. Полиции известно было только одно: что Камо бежал из Батума в Тифлис. Дальше следы терялись.
Поиски не дали никаких результатов.
И только в декабре 1905 года следователь по особо важным делам опять извлек «дело» из шкафа, чтобы пополнить его новыми данными. Революционная литература, рабочие собрания на Нахаловке, в депо, таинственная подпольная типография, какие-то контрабандные транспорты оружия, рабочая дружина, – все это опять тесно связывалось с именем Камо.
Наместник е. и. в. на Кавказе граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков страдал бессонницей. Бывали периоды, когда старик целые ночи напролет ворочался с боку на бок, мучительно хотел заснуть и не мог. Тогда он поднимался, надевал свой шелковый халат и отправлялся в кабинет. Там он медленным, тяжелым движением опускался в кресло и принимался просматривать бумаги, приготовленные еще с вечера начальником канцелярии.
Один раз, когда бессонница особенно удручала его, он вспомнил, что у него в портфеле уже целую неделю лежит непросмотренный доклад особого отдела управления наместника на Кавказе. Он отыскал этот доклад и углубился в чтение.
В докладе сообщалось, что национальная вражда в Тифлисе грозит принять формы совершенно нежелательные для правительства и вылиться в анархию...
«Да, да, с этим пора покончить»,– подумал он, отрывая от доклада тяжелую голову.
«Эту затянувшуюся и уже ставшую опасной игру с межнациональной резней надо прекратить,– советовал доклад.– Общество напугано; оно видит, что сквозь армяно-татарские столкновения недвусмысленно проглядывает рука правительства. Результаты межнациональных столкновений ничтожны – ими не удалось отвлечь внимания демократии от революции; наоборот, резня дает революционным элементам огромный козырь, а именно – возможность агитировать в том смысле, что правительство сознательно натравливает одну национальность на другую. Момент опасный. Такая политика грозит привести к результатам совсем неожиданным: волна взаимных армяно-татарских погромов может изменить русло и обрушиться на правительственные органы...»
Граф Илларион Иванович остановился в этом месте и отложил доклад. Его грузное тело поднялось с кресла. Заложив руки назад и опустив голову, он принялся расхаживать по кабинету.
«Куда мчится этот бурный человеческий поток? Что ему надо? И знает ли он сам – куда льется?»
Мысль наместника работала медленно, тяжело.. «Да, докладчик прав. Мы слишком увлеклись с этой политикой возбуждения одних наций против других. Надо кончать. Погромы необходимы для отвлечения масс от революций, но всему надо знать меру».
Он снова подошел к креслу, медленно, старческим движением опустился в него и принялся рассматривать документы, приложенные к докладу. Донесения жандармского управления, записки городской управы, доклад губернатора, все эти бумаги в один голос утверждали, что правительственной власти в Закавказье угрожает опасность. На почве межнациональных столкновений идут волнения среди рабочих. Рабочие требуют немедленно прекратить погромы.
"Рабочие, – подумал Илларион Иванович, – они, может быть, еще потребуют всеобщего избирательного права, выборного губернатора?.. Тоже нашли, на кого ссылаться... Рабочие!.. А нагаек они не хотят? Рабочие... "
Наместник на Кавказе не принял никакого решения до самого утра. Перед рассветом он прилег. Удалось заснуть на несколько часов, а днем он потребовал начальника особого отдела своей канцелярии и велел сделать доклад о погромах.
Вашему сиятельству, по-видимому, известно общее положение из моего письменного доклада...
Воронцов-Дашков сделал нетерпеливый жест. Он дал понять, что его интересует не «общее положение», а нечто другое.
– Что в данном случае надо предпринять? – спросил он устало.
Начальник особого отдела наклонил голову:
– Разрешите говорить искренно, ваше сиятельство?
– Да, да, пожалуйста.
– Надо вооружить рабочих.
– Что? Вооружить?.. Рабочих вооружить? Вы что, милейший?..
– Совершенно серьезно, ваше сиятельство, таково мнение всех высших чинов.
– Странно, я вас не понимаю, – угрюмо уронил наместник.
– Разрешите объяснить?
– Ну?
– Видите ли, ваше сиятельство, если мы водворим порядок собственными средствами, при помощи наших казаков и жандармов, то у широких масс населения, в том числе и у рабочих, возникнет естественный вопрос – почему же мы, в таком случае, не предприняли того же самого раньше? Почему мы все время заявляли, что правительственная власть не в состоянии подавить погромы?.. Теперь вы меня понимаете, ваше сиятельство?