Сильнее истинных (СИ)

Леля категорически не желала оставаться одна. И то, что мне нужно учиться в школе, ее не останавливало. Воспитатели тихо перешептывались потом, как неразумно представителей Мара отправлять в пансион, да еще таких маленьких. Как это неправильно влияет на тонкую и ранимую психику детей.
В результате для Лели в учебных классах поставили небольшие раскладные кресла. Леля, разместившись в креслах, тихо играла или листала книжки. Если уставала, то там же, на кресле, и засыпала. Учителя вскоре привыкли к её присутствию и не обращали внимания.
А еще согласно секретной рекомендации психолога нам был назначен особый реабилитационный курс. И даже средства выделили немалые. Никогда не думал, что посещение магазинов можно включить в программу лечения. Для всех служащих пансионата доводилась информация о том, что родственники, присылающие нам деньги, требуют… хм… их тратить.
Каждый выходной кто-то из воспитателей вел нас с Лелей на первый орбитальный уровень. Именно там располагались магазины, рестораны и прочие заведения, где можно было потратиться. Неожиданно меня этот шопинг увлек. Может, мы и не тратились особо, но по магазинам гуляли долго. Можно точно сказать, что и на Лелю, и на меня такая терапия действовала успешно. После выходных я с большим энтузиазмом погружался в учебу.
Но когда Леле исполнилось шесть лет, мне стали намекать, что пора ребенка отдавать в школу. Мол, смысл этого пансиона - выпускать будущих студентов с повышенным уровнем интеллектуального развития.
Со всеми этими доводами я был согласен и вечерами уже давно занимался с Лелей. Попутно сам совершенствовал грамматику языка марийцев. Но самым большим моим достижением стало то, что Леля, наконец, стала засыпать одна в спальне. Безусловно, я читал ей перед сном книжки и пел песенки. Но последний месяц Леля уже не прибегала по ночам ко мне.
Во многом этот ребенок был разумнее сверстников. Полгода плена у кваи сделало девочку взрослее на несколько лет. Так что, серьезно поговорив с Лелей, в начале учебного года я лично отвел ее в первый класс. Сам, конечно, весь день был как на иголках. После четвертого урока не выдержал и помчался в корпус к малышам. И как выяснилось, вовремя. У них как раз закончились занятия, а Леля, забившись в уголок и прижав к себе игрушку, отказывалась уходить без сестры.
Пару месяцев мне пришлось не сладко. Но все же психика у этого ребенка была довольно гибкой. Привыкла Леля и к школе, и к тому, что я не бываю рядом ежесекундно. У меня же появилась еще одна причина для того, чтобы обрести личное пространство. У меня начали проступать признаки омежьей сущности.
О самой тасийской расе я нашел совсем немного информации. В обычном школьном учебнике давались только общие сведения. Про два пола, что внешне все выглядят «мужчинами», про вынашивание детей омегами, и, собственно говоря, все. Но картинку в учебнике анатомии я разглядывал долго. А когда у меня появилась темная полоса над паховой областью, то все сомнения отпали. Я – омега.
И снова возмущался тому, что так мало информации. Даже у преподавателя спросил. Тот мне пообещал, что в университете я буду иметь доступ к библиотеке. Пока же, если что интересно, могу у воспитанников поспрашивать.
Спрашивать что-либо у молодых альф я не хотел. Да и учились в моем классе всего три тасийца. Вообще большинство воспитанников пансиона были землянами, что в какой-то мере было оправдано. Орбитальный комплекс располагался в пределах солнечной системы Тасии. И смысла отправлять своих детей в пансион тасийцы не видели.
Но были в пансионе и сироты. Немного. Как и почему, я не вникал. Знал только, что в классе у Лели всего семь детей. Опять же все они были рождены на орбитальном комплексе. Остальные подростки если и попадали в пансион с других планет, то обычно после четырнадцати лет. Отчего-то это было очень престижно. Да и подготовка к университету у нас велась серьезная.
Основные часы занимали химия и биология. Я старался учиться усердно, поскольку понимал, что у нас с Лелей нет никого. Только я сам обеспечу наше будущее. Между прочим, на лицевую хирургию я решил не поступать. В десятом классе нас водили на экскурсию в университет. И я вдруг решил, что хочу заниматься репродуктивной хирургией.
Безусловно, это был не самый простой факультет. Но марийцев на этом направлении вообще не было. Считалось, что им психика не позволяет видеть все те «ужасы». Только я не был марийцем. А зарплаты и прочие привилегии этих хирургов мне нравились. И даже тот факт, что выпускникам по окончании положено год отработать на военном звездолете, меня не смущал. Зато потом смогу неплохо устроиться.
Так что перед выпуском из пансиона я заполнил анкету и переслал на выбранный факультет. И… и получил отказ!
Первые минуты не мог поверить. Как так возможно? У меня высшие баллы по всем профилирующим предметам! И только сноска пояснений дала уточнение. На этот факультет из-за особенности мест службы, прохождения практики и прочего не принимали особей женского пола.
Самое смешное, что за пять лет учебы в пансионе никто не усомнился в моей половой принадлежности. Пришлось снова отправлять запрос, поясняя, что я «мальчик». Вообще-то на эту тему у меня были сомнения. Копни кто глубже, и всем станет ясно, что я тасиец-омега. Особь, которая ближе к женскому полу, чем к мужскому. Но даже в документах начальника пансиона я числился марийцем.
Хлопот и забот у начальника пансиона и без меня хватало. Так что он подтверждение для университета переслал, не особо вникая в мою расовую принадлежность. А я отправился порадовать сестричку своим поступлением в университет.
========== Часть 7 ==========
– Тебе нужна другая одежда, – заявила Леля, когда перестала смеяться.
Я ей поведал об ошибках в анкете. И сестренку это очень развеселило.
– Угу. И перестань мне вплетать в волосы ленты. Иначе даже в костюме я не смогу убедить студентов, что парень.
– Красивый. Очень красивый парень, – чмокнула сестренка меня в щеку.
Но по магазинам мы отправились уже на следующий день.
Долго стояли в отделе мужского шмотья и не знали, что купить. Раньше проблем не было. Все мои наряды были скорее стиля унисекс, а порой откровенно девичьи. В основном, я предпочитал туники. Возможно, по этой причине так долго числился «девочкой». Фасон удлиненной рубашки скрывал все мои формы. То, что у молодой «девушки» нет груди, особо никого не интересовало. Зато сами туники напоминали платья. А Леля еще и расцветки выбирала яркие. У марийцев вообще склонность к таким оттенкам. Только у сестренки желание видеть вокруг яркие цвета после плена даже усилилось. Она до сих пор не может находиться в тусклых и полупустых помещениях.
А ее спальня вообще напоминает логово взбесившейся «цветочной феи». Все такое яркое и неординарное: драпировки на стенах, полог над кроватью, ковер, на стилизации окна – три слоя штор. Наряды и обувь подстать интерьеру.
Так что, впервые оказавшись в мужском отделе, мы замерли, не зная, что выбрать. Я уже хотел звать консультанта, когда Леля сориентировалась.
– Вот, видишь, манекен. Его наряжали знающие люди, значит, берем для тебя похожее.
«Кажется, консультанта все же стоило пригласить», – пришла мне в голову запоздалая мысль. Не могу сказать, что покупка нарядов, похожих на те, что были на манекенах, меня порадовала.
Правда, когда мы зашли в следующий магазин, то костюмы мне понравились больше, чем купленные в предыдущем салоне кожаные штаны, цепи и жилетки. Папа носил нечто похожее. У меня в памяти даже стали всплывать те образы, что я ещё помнил. Леля скривилась. Строгие костюмы и галстуки ей совсем не нравились. Она сразу предложила заменить галстуки шифоновыми платками, что мы видели в магазине напротив.
Спорить с сестренкой я не стал. В конце концов, потом на занятия могу надевать, что сам выберу. Малышка останется жить в пансионе и не будет контролировать мои ежедневные переодевания.
Сам факт, что мы теперь будем видеться только по выходным, безусловно, меня беспокоил. Но Леля заверила, что уже взрослая, одиннадцать лет, и вполне сможет прожить без меня. Кроме того, у нее добавились занятия. Она себе набрала языковых факультативов, и свободного времени у неё оставалось по минимуму. Такого рвения к учебе даже я не проявлял.