Он убил меня под Луанг-Прабангом
- Он задохнется, - крикнул Эд. - Ты задушишь собаку.
Старик, утерев с лица пот, ответил:
- Я и хочу его задушить - я несу его в ресторан.
Эд выскочил из машины и сказал:
- Пусти веревку!
- Это моя собака, - заплакал старик, - я ловил ее весь вечер!
Эд вырвал у него из рук веревку, освободил пса и опустил его на землю. Пес, по-прежнему скуля, понесся по тротуару.
- Зачем вы взяли мою собаку? - тихо плакал старик. - Мне бы уплатили за нее. Я же ловил эту собаку весь вечер.
- Сколько тебе платят за собаку?
- Доллар.
Эд поискал в карманах мелочь и высыпал деньги в костлявые ладони старика. Тот поцеловал руку Эда.
- Я их тоже жалею, но у меня пять детей... Их же надо кормить...
- Ты их душишь?
- Да.
- Веревкой?
- Да, я привязываю на один конец камень и вешаю их в сарае.
- Они очень воют?
- Очень. Я сначала не мог слышать, как они воют.
- А теперь привык?
- К этому быстро привыкаешь, - засмеялся старик, - особенно когда потом платят деньги. Потом даже делается интересно смотреть, как они извиваются и высовывают синий язык.
Эд заглянул в черные добрые глаза старика. В них искорками метался безумный смех. Эд с трудом подавил в себе желание ударить старика кулаком в переносье, так чтобы он упал на асфальт и разбил себе череп, а потом бежать по тихой улице и орать что есть силы.
Он впрыгнул в машину, и "джип" рванулся с места, стремительно набирая скорость. Эд гнал по левой стороне и отчаянно сигналил.
Возле своего отеля он резко нажал на тормоза и сидел минуту не двигаясь, сильно зажмурив глаза. Потом устало вылез из машины и медленно пошел к себе. Он хотел принять душ, но в ванной - она была на два номера заперся его сосед Тэдди Файн, журналист из Балтимора. Он всегда забирался в ванную комнату на час, не меньше.
- Ты скоро? - спросил Эд.
- Нет. А что?
- Ничего. Просто так.
- Хорошо слетал?
- Плохо.
- Когда возьмешь меня с собой?
- Скоро, - ответил Эд и повалился на кровать. Включил лампочку-ночничок и, взяв на ощупь одну из книг, валявшихся на полу, быстро пролистал ее. "Пулэм. Эсквайр".
"Поддавок, а не книга, - подумал он. - Нельзя делать героя глупее писателя".
Эд бросил книгу на пол, потянулся и зевнул.
"Не проспать бы. Я обещал вылететь к утру за той машиной. А зачем она мне? - вдруг спросил он себя, открыв глаза. - На черта мне сдалась та машина? Я похож на этого старика: он вешает собак, а я охочусь за машинами. Мне просто хочется быть сильнее тех, кто в машине. Мне приятно чувствовать их ужас, когда они станут метаться по голой равнине. Унизив страхом тех, кто внизу, я сам себе покажусь сильным. Разве нет, Стюарт?"
Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь пожалел его. Это желание пришло внезапно, и он почувствовал себя маленьким и беззащитным, вконец запутавшимся - как в детстве, когда самым страшным грехом было принести к рождеству плохие отметки.
"Заплакать бы, - подумал он. - Легко женщинам, им стоит только открыть шлюзы - сразу польются слезы".
Он стянул с себя куртку и сбросил ботинки на черный паркетный пол. Натянул на голову подушку и шепнул:
- Спокойной ночи, родной...
Но сон не шел. Громадное, как живопись на белой стене, стояло перед ним нежное, любящее лицо Сары.
"Это ты во всем виновата, - сказал он ее лицу. - Ты, и никто больше. И в том, что я не пишу книг, которые у меня в голове, и в том, что я не могу спать с тобой, и в том, что я почти ни с кем не могу спать - разве только с продажными шлюхами. Во всем виновата ты, Сара, а я никак не могу выбросить тебя из сердца".
Как и всякий слабый человек, Эд Стюарт искал причину своих неудач не в себе самом, но в том, кто его окружал и кто был ему ближе всех...
01.41
Сара попросила принести ей виски и выпила залпом, по-мужски. Она ненавидела эту гадость, пахнувшую ячменем, но обожала то состояние, которое наступает после. Однажды она сказала Эду: "А как было бы здорово, если бы люди изобрели пилюли - безвкусные, как аспирин, и пьяные, словно виски".
В баре сейчас ничего не было слышно, хотя люди кричали: так громко ревел джаз.
"Хорошо, когда ничего не слышно из-за музыки, - подумала Сара, тогда и саму себя не слышно. Плохо только, что к утру джаз кончит играть свою музыку и наступит полная тишина, и тогда все в тебе закричит - то, что веселилось вместе с музыкой".
- Простите, к вам можно присесть? - спросил ее высокий, рыжий, смешной парень.
- Можно, - ответила Сара. - Конечно, можно.
- Спасибо, - ответил парень, смущенно кашлянул в кулак и неловко сел на краешек стула.
Сара посмотрела на его рыжие вихры, на веснушчатый мальчишеский нос и улыбнулась и испугалась, что снова заплачет.
- Я вас тут раньше не видел, - сказал парень.
- А я только сегодня прилетела.
- Вы журналистка? - спросил парень. - Сюда прилетело целое стадо журналисток.
- Стадо? - усмехнулась Сара. - Это верно - стадо.
- Извините, если я вас обидел...
- Ну что вы, - сказала она, - вы меня совсем не обидели.
- Меня зовут Билл Смит.
Сара повторила:
- Билл Смит... Очень категорично... Сильное созвучие.
- Вы смеетесь?
- Ничуть, - ответила Сара. - Просто у меня дурацкая манера говорить вслух то, что думаю.
- Вы танцуете?
- Танцевала.
- Только не говорите, пожалуйста, "когда-то танцевала". Это из кино. Там всегда красивые усталые женщины говорят - "когда-то танцевала"...
Сара поднялась, и Билл поднялся. Он был широкоплечий, на голову выше Эда. Когда они пошли танцевать и кто-то крикнул из зала "браво, Билл", парень покраснел, и его веснушки сделались темно-коричневыми.
- Вы здорово танцуете, - сказал он.
- Да?
- Да.
- Вы тоже.
Билл держал ее за спину - очень осторожно, не прижимая к себе.
Негр, игравший на саксофоне, вываливал голубые белки, заходясь от счастья и ритма.
- Вы меня держите, как ядовитую змею, на дистанции, - сказала Сара и сразу подумала: "Зачем я это сказала?"
Билл снова покраснел и прижал ее к себе.
- Так ничего? - спросил он.
Сара засмеялась. Негр уронил на грудь свой саксофон и поклонился. Он хорошо играл, и ему здорово свистели. Билл подвел Сару к столику и заботливо развернул ее кресло. На третьем кресле сидел парень в летной форме. Он был еще моложе Билла, но совсем уже лысый.
- Это Самни, - сказал Билл, - он тоже летает бомбить чарли.
Самни молча поклонился Саре.
- Как потанцевали? - спросил кто-то рядом.
Сара обернулась: никого не было.
"Этого мне еще не хватало, - подумала она. - Звуковые галлюцинации начинаются, глупость какая..."
- Что будете пить? - улыбаясь, спросил Билл.
- Ничего не пейте, - сказал тот же голос.
Сара снова обернулась, потом незаметно заглянула под стол: "Может быть, это карлик, который пел гадости?"
- Здесь есть хороший "перно", - сказал Билл.
- Угости даму коньяком, - сказал тот же голос, и Сара поднялась со стула, приложив пальцы к ушам.
Билл упал на стол от смеха.
- Это он, - говорил он, хохоча, - это Самни, он так умеет! Он умеет говорить, не открывая... не открывая... - хохотал он, - рта...
Сара опустилась на стул и улыбнулась, растерянно посмотрев на Билла, а потом на Самни.
- Ну, пока, ребятки, - сказал тот же голос, а после Самни открыл рот и, выдохнув, произнес другим, тонким голосом, таким, каким он разговаривал обычно: - Я их здесь так веселю. Пока. Я скоро вернусь.
- Куда ты? - спросил Билл.
- На вылет.
- Далеко?
- Нет, туда же, где были вы. - Он поднялся, поклонился Саре и спросил: - Вы не рассердились?
- Я испугалась, - ответила Сара.
- Сначала все пугаются. А потом смеются. Очень смеются. Я не прощаюсь: мы вернемся через час - мы ж реактивные, а не тихоходы типа АД-6, - и он подмигнул Биллу.