Он убил меня под Луанг-Прабангом
- Правь, Димочка, правь, - продолжала повторять Надя.
- Чем мне править?! - закричал он тогда. - Что ты болтаешь?!
А она ведь ни разу не потянулась рукой к ручке дверцы...
Все вокруг нас хрупко и непрочно. Зачем мы забываем и об этом? Стекло хрупко? Чушь. Что есть на свете более ломкое, чем человеческие чувствования?
Мы начинаем предавать себя в дни счастья, не замечая этого. Во всяком горе жди радости. Значит, и в счастье должно ждать горя?
- Надо покрутить ручкой, - сказал шофер и засмеялся.
"Веселый парень, - подумал Степанов, - с таким не соскучишься. Тхань был настоящим водителем, а этот еще совсем мальчик".
- Давай ручку, - сказал Ситонг, вылезая из машины.
Шофер долго копался у себя под сиденьем, а потом сказал:
- Нет ручки.
- Чем же я тебе буду крутить? - рассердился Ситонг. - Пальцем, что ли?
Шофер рассмеялся, и Степанов тоже.
- Ничего, - сказал Степанов. - Сейчас мы развернем машину на месте и пустим ее вниз. Она пойдет под гору и заведется со скорости.
Они взмокли, разворачивая машину. Им приходилось удерживать ее над пропастью, но они все-таки ее развернули.
- Садитесь, - сказал шофер, - сейчас заведется. А внизу есть площадка, там можно развернуться. Там большая площадка...
Но они не сели в машину, потому что снова услыхали самолет.
22.13
- Ты заметил, что обостренное чувство совестливой стыдливости у женщины унижает мужчину? - спросил Эд. - Длительно стыдливая женщина может сделать мужчину импотентом.
Билл смущенно хмыкнул.
- Ты что, девственник?
- Нет, командир. Только меня развратные женщины без стыда совершенно не волнуют. Мне самому стыдно за них. Я люблю нежность.
- Это потому, что вы теперь все слишком рано начинаете.
- Нет, командир. Про это больше болтают.
- Посмотрите-ка, а они все еще стоят. Они не могли нас слышать, мы подлетали из-за хребта.
- Обезьяны, - сказал Билл, - чарли проклятые.
- Они люди, а не обезьяны. Зачем ты так? Надо уважать врагов. Если мы воюем против обезьян уже пять лет и по-прежнему сидим по горло в дерьме, то кто же тогда мы сами-то?
- На них надо бросить пять водородных штучек, и все кончится.
- Кто их будет кидать? Ты?
- Ну и что? Я кину.
"А ведь этот действительно кинет, - подумал Эд, - и с ума потом не сойдет".
- А дети?
- Какие дети?
- Их дети. Маленькие дети. Они ведь тоже сгорят...
- Что - дети? "А ля гер, ком а ля гер"...
- К тому же ты знаешь французский?
- Я беру уроки.
Эд почувствовал затылком, как осклабился его второй пилот. Достав расческу, Эд уложил растрепавшиеся волосы. В расческе тихо потрескивали молнии.
- Ты спишь с мадам Тань?
- О чем вы, командир? - скрывая улыбку, ответил Билл. - Я не понимаю, о чем вы говорите...
- Ну-ка, внимательно посмотри: они на том же месте или сдвинулись?
- Чуть сдвинулись.
- К Лаосу.
- Странно, вначале они ехали во Вьетнам. Хватит горючего еще на один круг?
- Хватит. Не возвращаться же с бомбами...
- Можно отбомбиться здесь.
- По пустой машине?
- Ну и что? Все равно - урон для техники.
- Им русские пригонят взамен этой еще десять штук.
- Почему русские? А может, китайцы?
- Китайцы сами нищие.
- Ты стратег, а?
- Нет, командир. Просто я так думаю.
- Опять ты думаешь, черт возьми! Хватит тебе думать, - я завидую тем, кто не думает...
- Мадам Тань купила вашу книжку.
- Ну?! Она умеет читать? Я думал, что она только умеет... Это прекрасно, когда туземная красавица умеет не только... но к тому же читает книжки.
- Она метиска. Ее отец был французом. А мать - камбоджийка.
- О, это прекрасно, когда отец француз...
- Она говорит, что вы пошли в авиацию из-за неудачной любви.
- Скажи на милость: она и про неудачную любовь знает?
- Зачем вы так? Она очень хорошая...
- Сколько ей?
- Тридцать.
- Молодец. Всегда надо учиться на женщинах, которые старше. Я начал с одногодок и только сейчас понял, какую сотворил глупость. Женщина, которая старше, понимает, что измена это глупость и мелочь... Переспал с кем-то ну и переспал... Вообще-то мужчины совестливее женщин. Разница в возрасте, Билл, - единственная гарантия прочной любви. Запиши это, старина, запиши. Это купят даже в "Крисчен сайенс монитор" для раздела "Мысли бывалого идиота".
22.24
- Вот сволочь, - сказал Ситонг, - что это он к нам прицепился? Может, диверсанты передали им по рации, что я везу европейца? Они решили, что ты - какой-нибудь важный начальник, а не писатель, какой-нибудь Че Геварра, вот и охотятся. За простым Патет Лао они бы так не охотились...
- Зачем я им нужен? - усмехнулся Степанов. - Лишние дипломатические осложнения.
- Никаких осложнений. Бомбой разнесет в клочья, а они скажут, что это мы тебя... - и он присвистнул, изображая, что "они" сделали бы со Степановым.
- Да?
- Конечно.
И они оба рассмеялись.
- Ты отчего не женишься, Ситонг?
- Нельзя.
- Почему?
- Война идет.
- Тебе не страшно воевать, у тебя нет детей.
- Наоборот, - возразил Ситонг. - Когда есть дети - погибнуть не так страшно: после тебя останется на земле твое семя...
- А если ты останешься жив, а они погибнут? Тогда как?
Шофер осторожно кашлянул и быстро взглянул на Ситонга. Тот ничего не ответил, но Степанов заметил, как у него замерло лицо и вспухли желваки. Ситонг достал флягу и молча протянул ее Степанову.
- Не хочу. Спасибо.
Ситонг отвернул крышку и сделал несколько глотков.
22.30
- Вот теперь они едут, - сказал Билл, - только теперь они снова повернули во Вьетнам. Что это они - то сюда, то туда?
- Посмотри по карте - здесь начинается горный коридор, нет?
- Да. Точно. Я думаю, надо ехать домой, командир. Горючего не хватит - думается мне.
- Опять ты думаешь... Что это за манера такая, - проворчал Эд, прикидывая остаток горючего. - Ты не охотник?
- Что?
- Я спрашиваю - ты не охотник, случаем?
- Нет. Отец мне запрещал охотиться. Он говорил, что это негуманно. Чем лесные птицы виноваты, когда их бьют из ружей с собаками? Надо охранять живность - ее и так мало осталось на земле. У нас дома всегда жили утята... Вся наша семья любит уточек...
22.34
- Гони! - закричал Ситонг. - Гони, скорей!
На этот раз он услышал самолет, когда уже было поздно выбегать: американец хитро подкрался из-за хребта и теперь догонял машину сзади.
- Стоп! - крикнул Ситонг.
Машина, взвизгнув тормозами, замерла на месте.
- Вперед!
Шофер дал максимальную скорость, но машина все равно ползла очень медленно, оттого что дорога по-прежнему шла вверх. Ситонг кричал на шофера, парень растерялся и, вместо того чтобы дать подсос, врубил большой свет. Длинный, как крик, луч белого света повис в ночи.
- Идиот! - заорал Ситонг. - Идиот! Гони скорей, за поворотом - скала!
"Какая скала? - подумал Степанов. - При чем здесь скала? Здесь кругом скалы".
- Гони! Гони! - кричал Ситонг.
- Не кричи, - сказал Степанов, - ему так трудно править.
И вдруг в луче света, примерно в двадцати метрах перед собой, они увидели спасение: дорога уходила в скальный тоннель.
Степанов никак не мог выдохнуть воздух, хотя ему хотелось это сделать, а самолет ревел где-то совсем рядом.
- Ты гений, Ситонг, - шепнул Степанов, - только бы успеть, ты гений...
22.35
- Уточек, - повторил Эд, - это хорошо, что вы любите уточек. Большие вы все гуманисты, как я погляжу. А вот меня эта машина возбуждает, как кабан, который прошел номер охотника за пределом выстрела. Видишь, чарли нас услышали и с перепугу включили свет. Наивные чарли, они думают, что мы сверху видим их по свету. Они совсем не думают о наших локаторах. Черт, куда это они делись? Успели-таки, - сказал он, откинувшись на спинку своего кресла, - спрятались под скалу. Молодцы. Здорово ездят эти лаосские парни.