Пылающий остров
Приказ был написан простым карандашом, чтобы буквы не размыло дождем или утренним туманом.
Впервые повстанцы Фиделя Кастро спустились с гор в долину. Впервые покинули они надежное убежище, в котором всегда можно было в случае отступления найти такие участки, такие горы или такие ущелья, куда не могли проникнуть батистовские солдаты, а если бы и проникли, то оказались бы в ловушке. Впервые они ушли с массива, каждый квадратный метр которого был им знаком, где они чувствовали себя как дома, где провели почти полтора года в непрестанных боях и подготовках к новым сражениям.
Это значило, что начинается новый этап в борьбе маленькой повстанческой армии против армии Батисты.
Колонна Рауля Кастро состояла из 82 бойцов. Из них только 53 вооружены винтовками. У остальных в лучшем случае висели ножи на поясе.
Но все это были бойцы, не меньше года сражавшиеся в Сьерра-Маэстре.
Почему число бойцов Рауля составляло 82 человека — ровно столько, сколько высадилось со шхуны «Гранма», — трудно сказать. Может быть, случайно, а возможно, Рауль хотел придать действиям своей колонны значение высадки со шхуны «Гранма». Такое сравнение было бы правомерным, потому что в задачу Рауля Кастро входило освобождение северной части провинции Ориенте и образование там Второго фронта имени Франка Паиса для того, чтобы войска Батисты оказались зажатыми в клещи между южной и северной группировками Повстанческой армии.
Но все это дело будущего, а пока что 82 бойца, вооруженные только наполовину, только наполовину сытые и наполовину обмундированные, осторожно двигались на север, каждую минуту ожидая встречи с патрулями батистовских войск.
Они старались идти полями сахарного тростника, чтобы скрыться в его зарослях. Но в марте месяце сахарный тростник невысок, и поэтому укрытие было весьма ненадежное. Путь предстоял долгий и трудный.
К вечеру десятого дня колонна Рауля Кастро, именовавшаяся «колонной № 6», дошла до местечка Сан Лоренсо, и повстанцы сделали там первый большой привал.
Впереди остался, пожалуй, самый опасный участок перехода — им предстояло пересечь шоссейную дорогу, связывающую город Сантьяго с Гаваной. Для этого нужно было преодолеть расстояние метров в 300 открытой дороги, по которой постоянно ходили военные грузовики и патрульные машины батистовской армии. Не только пройти через шоссе, но пройти ценой наименьших потерь и, если возможно, без единого выстрела, чтобы батистовцы ничего не знали о переходе шестой колонны на север провинции Ориенте.
Вот почему пересечение шоссе Рауль назначил на 10 марта. В этот день Батиста праздновал годовщину совершенного им государственного переворота, и пьяное веселье батистовских солдат очень, помогло бы Раулю и его бойцам.
На рассвете 10 марта повстанцы подошли к шоссейной дороге и укрылись в маленьком леске. Люди стояли тихо, неподвижно. Лишь кое-кто нервно крутил сигару в руках — курить не разрешалось…
Рауль попросил бойцов придвинуться поближе. Он обвел глазами стоящих рядом с ним людей, каждого из которых он знал, каждый из которых был проверен в бою и каждому из которых предстояла борьба, и сказал негромко:
— Мы на равнине. Нас больше не скрывают горы. Очень легко мы можем стать мишенью для подстерегающего нас врага. Никогда прежде мы здесь не были. Мы вынуждены пользоваться проводниками, так как не знаем дороги. И пока нас ведет неизвестный нам человек, мы все — в его власти. Но иного выхода нет.
Поэтому у кого сейчас не хватает смелости идти с нами или нет уверенности, что ее хватит в будущем, тот должен повернуть назад и сделать это теперь. Мы не знаем, где и что будем есть в следующий раз, и будем ли мы спать в ближайшие сутки, и хватит ли нам боеприпасов, ибо их у нас очень мало.
Рауль остановился и снова посмотрел на каждого. Никто не шелохнулся.
— Наш лозунг: «Свобода или смерть!» Вперед, друзья!
Они двигались весь день и затем всю ночь, не останавливаясь, чтобы как можно скорее уйти от шоссе, потому что никто из них не был уверен, что их не заметили.
На рассвете они достигли местечка Мангос Барагуа, где полстолетия тому назад поднял восстание легендарный Антонио Масео.
Люди устали, они почти ничего не ели уже сутки и не спали ни минуты, но надо было снова двигаться. Единственный перерыв в марше они сделали для того, чтобы послушать «праздничную» речь Батисты, которая в этот день транслировалась по всей Кубе.
Ночью при свете маленького карманного фонаря, затененного синим стеклом, Рауль записал в дневнике:
«У него нет ни малейшей возможности на спасение. Нам сказали, что Батиста собирается пойти на уступки и, может быть, заговорит об отречении, но речь его была гордой и заносчивой. Может быть, это его последняя возможность. Во мне окрепла уверенность, что война скоро станет всеобщей. Фидель никогда не верил пению сирен, и я также не верил. Если у нас не будет оружия, мы отнимем его у солдат».
В ту ночь повстанцы дважды встретились с патрулями Батисты. Оружие батистовских солдат перешло к повстанцам.
Марш продолжался еще 48 часов — без сна, почти без еды, с короткими перерывами на отдых.
В конце четвертого дня пути над ними показался самолет. Он прошел низко, вдоль их пути, и скрылся за холмом. К вечеру показался еще один самолет.
Слухи о движении людей Рауля, вероятно, все-таки достигли батистовского командования, и оно посылало один самолет за другим к северу от шоссе, чтобы обнаружить след повстанцев. Колонне из 82 человек трудно было остаться незамеченной, и второй самолет обнаружил их. В тот же вечер повстанцев обстрелял боевой самолет. Он дал несколько пулеметных очередей и сбросил гранаты.
Проводник, который вел их в тот день, отказался продолжать путь, сославшись на то, что он не знает дороги. Но они не могли отпустить его, опасаясь предательства. Пришлось вести его с собой.
На пятый день после первой бомбежки на перекрестке двух дорог повстанцы неожиданно увидели маленькую харчевню. Она стояла на обочине, покрытая пылью и банановыми листьями. Сквозь щели в стене просматривалась часть хижины. За прилавком стоял грустный хозяин, а к столбу была привязана лошадь. Она лениво отмахивалась хвостом от мух, а голову просунула в дверь хижины, спасаясь от солнечного зноя. Рядом росла высокая пальма, и харчевня казалась большим кокосовым орехом, сорвавшимся с макушки пальмы.
Очень трудно было пройти мимо этого домика, где наверняка были и хлеб и чистая вода. Повстанцы долго наблюдали за хижиной и, когда убедились, что, кроме хозяина и двух молодых ребят, по-видимому крестьян, в ней никого нет, они оставили вокруг харчевни часовых и целой группой вошли в маленький домик.
У хозяина оказалось всего несколько батонов хлеба, десяток банок сардин, галеты и сигары. Но и это скромное угощение показалось бойцам обильным пиршеством.
Хозяин, небольшого роста кряжистый старик с давно небритым лицом, в залатанной, но чистой холщовой рубахе, молча выставил все это на прилавок и аккуратно пересчитал деньги. Когда повстанцы, завернув провизию в большие листы бумаги, собрались уходить, старик, не проронивший до этого ни слова, сказал с горечью;
— Убьют теперь меня и моих сыновей. Убьют, когда вы уйдете.
Рауль остановился.
— Успокойтесь, — сказал он ласково, — знаете — кто мы?
— Нет.
— Я — Рауль Кастро, брат Фиделя. Мы заплатили за все. Если придут батистовцы, так и скажите им, что был Рауль Кастро со своими людьми, что купил у вас все продукты, что отказать вы не могли, потому что тогда взяли бы силой — за деньги, конечно. Что ушли мы в горы Сьерра-Кристаль и будем ждать там солдат Батисты. Говорите правду, только правду, иначе они все равно узнают, и тогда вам будет хуже.
Хозяин немного успокоился. Рауль и его бойцы ушли. А через 15–20 минут отряд догнали оба сына хозяина. Тяжело дыша и перебивая друг друга, парни принялись доказывать Раулю:
