Все для тебя
Собственно, почему она должна подавать им на стол? Она на работе. Придет поздно, присядет на минуточку, сошлется на усталость и — в спальню. Хотя она собиралась как раз прийти пораньше, поговорить с Викуськой, постирать, приготовить ужин, а теперь что? Специально сидеть на работе? Все равно встречи не избежать. Значит, нужно встретить его спокойно.
Она вернулась домой не позже, чем обычно. Борис с Максом уже сидели в кухне, но ужинать еще не начинали.
— О, наша мама пришла, — обрадовался Боря.
Похоже, они все же успели выпить за встречу.
— Здравствуй, Рита.
— Здравствуй, Максим.
Он чуть прикоснулся губами к ее щеке.
— Хорошо, Ритуля, что ты так быстро пришла. Нам без тебя и ужинать не хотелось.
— Скажи лучше, что лень было на стол накрывать, — улыбнулась она мужу. Его искренняя радость передалась и ей. Борис — хороший человек, он рад встретить старого друга, и дурные мысли его не одолевают. Просто рад гостю и все!
— Ну а коньячка вы все же успели хлебнуть. — На столе красовалась початая бутылка «Хеннесси» с кое-как нарезанным лимоном.
— Ну, святое дело! Давай и ты с нами. За встречу!
Коньяк был теплым, крепким и ароматным. После него все уже казалось другим. Рита выложила на тарелки принесенные из супермаркета продукты, что-то разогрела в микроволновке, и рюмки вновь наполнились коньяком.
— Эй, ребята! Не торопитесь. Сейчас напьемся за десять минут и будем втроем мордами в салате лежать, — смеялась Рита.
— Ну так что ж, — хохотал Борька, — не каждый день старые друзья заморские приезжают. Эх ты, гад! Что же раз за двадцать лет приехал?
Макс помалкивал. Улыбался, кивал, слушал, а сам говорил мало.
Он возмужал, раздался в плечах и вообще стал шире. Рита помнила его по-юношески стройным и очень высоким. Оказалось, он не выше Бориса, но покрепче его. Покрупнел, как говорят, заматерел. Не лысый, не седой и не толстый. Сравнивая его с тем прежним, когда-то горячо любимым ею Максом, она нашла его подурневшим. Борька выглядит лучше, подумалось ей. Борис раньше был худым и как-то несуразно сутулился, скорее всего, от стеснения. С возрастом он изменился в лучшую сторону: не худой и не полный, одевается со вкусом, приобрел ту полную достоинства уверенность, которая отличает человека состоявшегося. А Макс, несмотря на свой вполне респектабельный вид, казался озадаченным, даже каким-то неприкаянным. Он немногословно отвечал на вопросы и старался не встречаться с Ритой глазами. Из путаного мужского разговора обо всем сразу: о бизнесе, политике, личной жизни — она поняла немного. Макс жил в Германии, был женат на немке, интеллигентной женщине, которая была старше его и преподавала в университете. У нее есть дочь, ровесница Викуськи, было собственное дело, но теперь он решил открыть свой бизнес здесь, в родном городе.
— Ты где жить будешь? — допытывался пьяный Борис.
— Пока сниму квартиру. Потом куплю.
— Нет. Не вздумай ничего снимать. У нас будешь жить.
— Посмотрим, Боб, посмотрим.
— Я настаиваю! Жить у нас! У нас три комнаты. Места полно. Скажи ему, Марго!
Напился. Вот уж и студенческие прозвища в ход пошли: Макс, Боб, Марго. А ведь действительно! Тогда они не называли себя иначе. На Риту нахлынули воспоминания. Она снова была Марго. Веселой неугомонной Марго, чьи черные волосы развевались, а тоненькие шпильки цокали по плитке, когда она в тесных джинсах и ковбойке бежала ему навстречу. Рита почувствовала на себе его взгляд и поняла, что Макс думает о том же. Глаза их встретились. В его светлых глазах была грусть и то уже забытое ею выражение, когда он смотрел на нее. Она улыбнулась, и на правой щеке образовалась ямочка.
— Тайна Вселенной, — тихо проговорил Макс и опустил глаза.
А счастливый подвыпивший Борька оживленно что-то говорил и сам смеялся над своими рассказами. Рите стало жаль его — он был с ними и не с ними, за тридевять земель. Он рассказывал Рите об их смешных школьных проделках, толкал Макса в бок:
— А помнишь, в девятом классе…
Макс кивал и улыбался. И она тоже улыбалась, но не слышала мужа. Они с Максом думали о своем. Он осторожно поднимал на Риту свои светло-серые глаза, такие чистые, что, глядя в них, нельзя было ему не верить, и молча говорил ей свое: «А помнишь?» И она отвечала ему взглядом: «Помню».
— Что это тут у вас? — появилась в дверях кухни Викуська.
У Вики длинные каштановые волосы на косой пробор без челки, узкие бедра, едва прикрытые рваными джинсами с такой низкой посадкой, что ноги кажутся короткими, а торс неправдоподобно длинным. Нос у нее прямой, чуть широковатый, небольшие выразительные глаза подведены карандашом, пухлые губы покрыты светлокоралловым блеском. В пупке — серьга, в одном ухе две, в другом четыре сережки, металлические украшения на шее и кожаные ремешки на запястьях. Короткая пятнистая курточка едва прикрывает спину. Такой вот облик современной девушки!
— Познакомься, Вика, это наш старый друг! — представила гостя Рита.
— Максим, — пожал он руку дочери.
Викуся заинтересованно окидывает его взглядом. Это не взгляд ребенка, а чисто женский интерес к мужчине. Рите делается не по себе. Вика манерно вскидывает голову и прислоняется к кухонной тумбе. Кончиками длинных пальцев в металлических перстнях она берет с тарелки кусочек холодной печенки и отправляет себе в рот. Туда же отправляется и пара оливок.
— Мам, уложи папу, — тянет она насмешливо, облизывая пальцы.
Пьяный Борис — явление редкое и смешное. И слава богу, что их дочь не испытывает отвращения, наблюдая его в подобном виде.
— Присядь, поешь, — предлагает дочери Рита.
— He-а, не хочу. — Викуська выпивает стакан лимонада и отправляется к себе. — Спать пойду.
Вдвоем с Максом они укладывают Борьку в постель. Рита быстро стелет Максу в гостиной и закрывается в ванной. Посуду она уберет завтра — нет у нее больше сил смотреть на него! От коньячных паров голова кружится и хочется плакать. Борька напился и заснул, идиот! А этот так смотрит на нее, что она не удивится, если завтра утром проснется у него в постели. Она стоит под холодным душем и тихо скулит, то ли плачет, то ли постанывает. По лицу бежит вода, смешанная со слезами, — коньяк вытекает! Зачем ему надо было приезжать к ним! Жил ведь столько лет со своей немецкой фрау и дальше бы жил! Так нет, явился! Всю душу разбередил! И они с Борькой жили, и хорошо жили, дочь растили! А теперь — что? Так больно было тогда, когда он пропал! И сейчас больно!
Борька у нее хороший. Не пьет, не курит, зарабатывает прилично. Любит ее. А она?.. А она с ним дружит. Для семьи и это хорошо.
Она думает об этом, стоя под душем, пока не замерзает окончательно. Потом долго растирается махровым полотенцем, чистит зубы и мажет лицо кремом. Хмель почти выветрился. Когда она выходит из ванной — везде темно, во всех комнатах выключен свет. Какая она свинья! Заняла ванну на полчаса! Человек с дороги, наверное, умыться хотел, да и Вике нужно было хоть зубы почистить. Она шагнула в темный коридор и наткнулась на Макса. Ее ледяные после холодной воды руки оказались в его теплых ладонях.
— Ты не спишь? — зачем-то спросила она дрожащим шепотом. — Иди умойся. Погоди, я дам тебе полотенце. — Она бросилась в темную гостиную и на ощупь достала из шкафа полотенце. Он последовал за ней, она слышала рядом его тяжелое горячее дыхание, и это пугало ее.
— Вот, иди, прими душ. — Она сует ему полотенце на вытянутых руках, словно отталкивает, и быстро уходит в спальню, подальше от этих горячих рук, от этой пугающей темноты и сдерживаемого дыхания. Через несколько минут она слышит шум воды и тихонько отправляется на кухню. Если не помыть посуду, так хотя бы продукты в холодильник спрятать. На кухне — чистота. Вся посуда вымыта. Чашки и тарелки стоят опрокинутыми на чистом столе. Все блюда закрыты и убраны в холодильник. Стол блестит. Пустые бутылки аккуратно выстроились у переполненного мусорного ведра. Да, такой чистоты ее домашние поддерживать не умеют.