Точка росы

Филимон Пантелеевич заметил, что Ядне Ейка зачастил к начальнику экспедиции, и при встрече сказал:
— Повадился ты, видно, спирт лакать у приезжего мужика. Любишь на дурницу выпить!
— Спиртом не угощает.
— В карты играете?
— Чай пьем. Говорим. Я рассказываю о местах, где охотился. Интересно ему знать, на какой реке я убивал белок и норок.
— Врал, поди?
— Я не вру. Ты врешь и обманываешь. Моих белок, однако, ты запихал в мешок с первым сортом, а мне заплатил за второй! Кто врет? Я или ты?
— Что ты раскричался? Обо мне Большой Мужик спрашивал?
— А на что ты ему нужен? Что ты знаешь? Печку да еще четыре стороны! Скоро мы пойдем с Большим Мужиком на охоту.
— Ври больше, — сказал недоверчиво Филимон Пантелеевич, злясь на охотника. Нашелся специалист судить о сортах белок! Он сам знает, где первый сорт, а где второй! Иной раз, правда, и схитрит. Но не все же Ядне Ейке быть лучшим охотником, как в тот год, когда фотограф приезжал делать с него портрет и висит он, говорят, в самом Салехарде.
2
Тракторный след убегал в тундру. По глубоким колеям, по самые края залитым водой, ветер гнал срезанные стебли травы и листья. Вода плескалась по всей низине, на гребешках волн пенились белые барашки. Лишь на высоких мочажинах островками поблескивали остатки синеватого снега, истолченное, лапками куропаток.
«Весна — земля воду пьет!» — объяснял Ядне Ейка Шибякину, и тот не впервой поражался точности народной мудрости.
Стаи уток и гусей тянулись над водой, шарахаясь от непривычного гула тяжелых дизелей, бывало, что и разбивались о высокую вышку буровой.
За четыре месяца в поселок несколько раз прилетали тяжелые самолеты. Появлялись новые люди. Но они долго не задерживались, уходили и уезжали на оленях, на тракторах и вездеходах в разные стороны; в тайгу, и тундру.
Однажды, когда Ядне Ейка чаевничал у Шибякина, тот спросил у охотника, умеет ли он ловить рыбу.
От обиды у Ядне Ейки перехватило дыхание. Он может рассказать, как на фронте выручал всех своей смекалкой. Рядом озера, а рыбу не взять: не было сетей. Сделал он из ложки блесну и научил ловить окуней и щук. Появился приварок, и солдаты повеселели. Просить его не надо: поймает рыбу и поделится своим уловом. Так испокон веков заведено ненцами. Много ли ему самому надо рыбы? Одну-две, и сыт. Готов хоть завтра поставить сеть к реке. Для собак пока ему ловить не надо, займется осенью, когда пропадет дурная муха.
— Хочешь, поймаю рыбу на двести человек? — спросил Ядне Ейка и стал ждать, что Большой Мужик захохочет: откуда возьмется здесь столько людей? Но Шибякин смеяться не стал.
— Вот это дело, — похвалил он ненца и сказал, чтобы готовил сети и ждал его.
Зачинив все дырки в сетях, Ядне Ейка начал беспокоиться: куда пропал Большой Мужик? Обошел избу, заглянул в окна. Разозлился на самого себя: не спросил, когда ждать Большого Мужика? Направился к председателю поселкового Совета рассказать, на сколько человек он взялся ловить рыбу. Пусть Сероко посмеется вместе с ним. Сидит дома и скучает. Раньше он бегал на охоту, промышлял белок. А как посадили за стол, совсем мужик испортился. Очки на нос надел. Забыл, наверное, когда ружье чистил последний раз. Шляпу купил у Фильки, чтобы большим начальником быть! И сейчас Ядне Ейка настал Сероко в правлении в шляпе. Но не стал смеяться над ним. Хотел узнать у председателя Совета про Василия Тихоновича. «К бурильщикам уехал», — важно сказал Сероко.
Первую бригаду бурильщиков Шибякин встретил два месяца назад. Он ожидал, что прилетит, как обещал «папа Юра», Павел Кожевников — давний друг. А сошел с самолета неизвестный молодой парень. По белому скуластому лицу можно прочитать лучше, чем по трудовой книжке: на Севере первый раз, иначе ветер и мороз задубили бы кожу, доведя ее до крепости кирзы. Робко представился, словно не верил в себя:
— Мастер Глебов!
Шибякин тогда едва сдержался, чтобы не сказать: «Посмотрим, какой ты мастер!» С трудом скрыл досаду. Перечертил всех начальников отделов в управлении. Досталось заодно и «папе Юре». Потом, приглядевшись к рабочим, немного успокоился. Бригада подобралась из рослых парней, по их одежде и спальным мешкам догадался, что они поработали в разных партиях и опыта им не занимать. Не справится мастер с работой, назначит руководителем кого-нибудь из бурильщиков.
По коротким запискам бригадира Шибякин знал, как в бригаде налаживались дела. Удивился, когда получил известие, что вышку поставили одним трактором. Опробовали дизели и начали готовиться к забурке. Новость воспринял как успех бывалых парней, которых помнил всех до одного, исключая Глебова, как будто того и не существовало. Несколько раз собирался написать в управление, но все откладывал. Злость постепенно притупилась. «Папа Юра» — по прозвищу, а на самом деле начальник управления остается начальником. Всыплет по первое число. Церемониться не станет, хотя они давно знакомы и даже дружат после открытия газа в Березове.
А с Павлом Кожевниковым Шибякин работал в разных экспедициях, пробурили не по одной скважине, стали открывателями многих нефтяных площадей. Прислали бы бригаду Кожевникова, не мучили бы сомнения. Начинать бурение на новой площади надо опытному мастеру, а не молодому парню. Чуть зевнет или не подберет нужный тяжелитель для глинистого раствора, и взлетит вся вышка с трубами кверху. Может оказаться аномальное давление! Да мало ли какие сюрпризы таит земля!
А за каждую аварию на буровой, срыв плана отвечает в первую очередь начальник экспедиции. Вот он и отправился в бригаду, чтобы самому все проверить перед забуриванием.
На второй день пути трактор с санями, на которых везли буровые трубы, застрял в болоте. Шибякин решил добираться до бригады пешком. По его расчетам, осталось пройти километров десять-пятнадцать. Первые шаги напомнили, что шел он по зыбкому болоту. Один неосторожный шаг — и в трясине.
Налетел ветер, нагоняя воду. «Земля пьет воду», — вспомнил объяснение охотника. Пожалел, что нет его сейчас рядом. Ядне Ейка по приметам точно определял погоду. Капельные листочки на крохотной березке и цветы несли ему свои особые сообщения. Он и ходил по-особому: с осторожностью, будто на каждом метре земли находятся птичьи гнезда и он мог раздавить птенцов.
«Однако, ты умнеть начал, — с усмешкой подумал про себя Шибякин словами Ядне Ейки. — Понял, что природу надо уметь слушать, и не только так, как ты ее всю жизнь слушал, чтобы взять то, что надо тебе!»
Шагая вдоль зимнего тракторного следа, Шибякин удивлялся возникавшим картинам. Еще недавно тундра поражала искрящейся белизной снега, а сейчас он лежал черными шапками среди зелени и расплескавшейся кругом воды. След подтверждал, что место ему знакомо, но, хотя смотрел во все глаза, не узнавал его. Вода заливала низины, где островками плыли шапки мочажин. Иногда тракторный след терялся в воде, пока четкие отпечатки гусениц не выскакивали где-то на сером песке. И чем выше подымался начальник экспедиции, песок становился все светлее и светлее, продуваемый ветрами.
Скоро показались низкорослые елки, Шибякин о них совершенно забыл. В редком лесу почувствовал себя спокойнее. Деревья защищали от холодного ветра.
Тракторный след вселял уверенность, что не потерял направление и рано или поздно окажется на буровой. Поймал себя на мысли, что соскучился по рабочим. Представлял, с какими трудностями пришлось им столкнуться.
Вышкомонтажников не прислали. Бригаде своими силами пришлось собирать вышку, монтировать машины и агрегаты. А он точно знал, сколько надо свернуть болтов, перенянчить железок, разных частей, пока дизели, компрессорные насосы, шаровая мельница и решета заняли свои места! Он давно разделил буровую на два цеха: первый — энергетический с дизелями и компрессорами; второй — рабочий, где идет спуск и подъем инструмента, замена долот и отбор керна.
Родившийся где-то далекий, глухой звук дизелей взволновал Шибякина. И по мере того, как он подходил, звук все нарастал и нарастал, словно широкая река принимала в себя вливающиеся ручьи, становился тяжелее. Слышался и звон сталкивающихся наверху свечей около высоких полатей.