Приключение в ночь под Новый год (другой перевод)

- Да, - заметил долговязый. - Тут дело не обошлось без крючка, без загвоздки. 
- Господи, - подхватил я, - куда только черт не вколачивает крючки - то в стены комнат, то в беседки, то в изгородь, увитую розами, а мы, проходя мимо, зацепляемся и оставляем на них клочья своих душевных сокровищ. Похоже, почтенные господа, что с нами со всеми случилось нечто в этом роде. И именно поэтому я нынешней ночью оказался тут без шляпы и без пальто. Они, как вам известно, остались висеть на крючке в прихожей советника юстиции. 
При этих словах и долговязый, и тот, что поменьше ростом, содрогнулись, словно на них неожиданно обрушился тяжелый удар. Низкорослый вмиг обернулся ко мне своим уродливым старческим ликом и, тут же вскочив на стул, поправил занавеску на зеркале, а долговязый тем временем принялся усердно протирать фонарь. Разговор наш с трудом снова склеивался, на этот раз речь зашла о молодом смелом художнике по имени Филипп{272} и о написанном им портрете принцессы, который он только что закончил, исполненный любви и благочестивой тоски по возвышенному, что было пробуждено в нем божественной чистотой образа повелительницы. 
- Сходство поразительное! - воскликнул долговязый. - И все же это не портрет, а чистой воды образ. 
- Поразительно точно, - согласился я. - Можно сказать, украденное зеркальное отражение. 
Тут низкорослый резко вскочил, опять повернул ко мне свое стариковское лицо со сверкающими от гнева глазами и прокричал: 
- Какая нелепость!.. Какое безумие!.. Кто это может украсть из зеркала отражение? Кому это под силу? Уж не о черте ли ты думаешь, в конце концов? Ха-ха, братец! Да ведь он бы расколол своими грубыми когтями зеркальное стекло, и тонкие белые руки этой барышни поранились бы об острые осколки и были бы залиты кровью. Дурацкое предположение... Эй ты! Покажи-ка мне такое отражение, такой украденный зеркальный образ, не то я спущу тебя туда вниз, по лестнице в тысячу ступеней! 
Долговязый поднялся на ноги, подошел вплотную к низкорослому и сказал: 
- Не следует озорничать, мой друг, не то вас могут зашвырнуть вверх по лестнице и у вас будет весьма жалкий вид с вашим собственным зеркальным отражением... 
- Ха-ха-ха! - закатывался до визга тот, что поменьше ростом, в приступе безумного задора. - Ха-ха-ха! Ты так думаешь? Да, ты так думаешь? Однако моя прекрасная черная тень всегда при мне. О ты, жалкое создание, моя тень - при мне, при мне!.. 
И он выскочил из подвала на улицу, и оттуда доносился его хохот и визгливое бормотанье: "А моя тень при мне, при мне..." 
Долговязый, казалось, был сражен, он побледнел как полотно, рухнул на стол, уронил голову на сложенные руки, и из груди его вырвался не то стон, не то тяжкий вздох. 
- Что с вами? - участливо спросил я его. 
- О сударь, - ответил он, - этот злыдень, он ведь сразу показался нам враждебным, преследовал меня по пятам до этой пивной, где я обычно коротаю время в одиночестве, если, конечно, не считать иногда появляющегося здесь духа земли, который усердно подбирает под столом хлебные крошки... Так вот, этот злыдень снова вверг меня в отчаяние, напомнив о моем страшном несчастье... Ах, ведь я потерял, невозвратно потерял свою... Будьте здоровы, сударь... 
Он встал и направился к двери, и пол вокруг него, представьте, был ровно освещен. Он не отбрасывал тени. Я в восторге кинулся вслед за ним. 
- Петер Шлемиль!.. Петер Шлемиль! - закричал я радостно. 
Но он быстро скинул домашние туфли, надетые поверх сапог, прибавил хода и, завернув за каланчу жандармерии, скрылся в ночи. 
Я хотел было вернуться в погребок, но хозяин захлопнул дверь перед самым моим носом и пробурчал: 
- О боже, избави меня от таких посетителей!.. 
3. ЯВЛЕНИЯ 
Господин Матьё - мой добрый друг, а сон у его привратника такой чуткий, что он сразу отворил мне, не успел я потянуть цепочку звонка у дверей "Золотого Орла"{273}. Я объяснил привратнику, что опрометью убежал со званого вечера, не надев даже ни шляпы, ни пальто, а как раз в кармане пальто и лежал ключ от входной двери моего дома, и к тому же я знал, что тугоухую сторожиху среди ночи не разбудишь. Приветливый старичок (я, конечно, имею в виду привратника) отпер мне один из номеров, поставил подсвечники на стол и пожелал доброй ночи. Красивое широкое зеркало было завешено простынью, и мне, сам не знаю почему, вдруг захотелось сорвать ее и переставить подсвечники на трюмо. Поглядев в зеркало, я едва узнал себя, таким я был бледным и осунувшимся, на мне, как говорится, лица не было... Мне вдруг почудилось, что в самой глуби зеркала стала проявляться какая-то темная фигура; по мере того как я все более сосредоточенно вглядывался в нее, отчетливее стали вырисовываться сквозь какую-то магическую мглу черты прелестного женского лица - это была Юлия. Охваченный невыразимой любовью и тоской, я скорее выдохнул, чем произнес: "Юлия, Юлия..." - и тут из-за спущенного полога кровати, стоявшей в противоположном углу комнаты, до меня донесся тихий стон. Я прислушался, стоны становились все более испуганные. Образ Юлии в глубине зеркала исчез, и тогда я, преисполненный решимости, схватил рывком один из подсвечников, раздернул полог и увидел... Как описать тебе чувства, охватившие меня, когда я увидел того, что поменьше ростом, лежащего на постели. Он крепко спал, его моложавое лицо было искажено каким-то душевным страданием, а губы безостановочно шептали: "Джульетта, Джульетта..." Это имя воспламенило мою душу, страха как не бывало, я схватил того, что поменьше ростом, за грудь и принялся его бесцеремонно трясти, приговаривая: 
- Эй, приятель, как это вы попали в мою комнату? Проснитесь и побыстрее проваливайте ко всем чертям! 
Тот, что поменьше ростом, открыл глаза и уставился на меня, ровно ничего не понимая. 
- Что за ужасный сон, - сказал он. - Спасибо, что вы меня разбудили. 
Каждое его слово прерывалось тихим вздохом. Не знаю, что произошло, но он стал мне казаться совсем другим, нежели прежде, а боль, которую он явно испытывал, проникла и в меня, и вся моя злость к нему обернулась сочувствием. Немного понадобилось слов, чтобы понять, что привратник по ошибке отворил мне дверь в комнату, уже занятую тем, что поменьше ростом, и что я, так не вовремя явившись, нарушил его сон.