Разбойники

- Еще одной причиной больше, - сказал граф, приветливо улыбаясь друзьям, - почему я не могу вас отпустить теперь отсюда. Необходимо сначала, чтобы дороги стали вполне безопасны. 
Вечером Виллибальд не явился в обычную компанию, состоявшую из обоих графов, священника и хирурга, - теперь Амалия обыкновенно отсутствовала. Хотели уже посылать за Виллибальдом, как вдруг он вошел. Гартман по лицу друга заметил, что с ним случилось что-то особенное, и это, действительно, было так. Едва друзья остались вдвоем в своей комнате, как Виллибальд сказал: 
- Ну, теперь самое время нам уезжать. Слишком много здесь странных происшествий, и я опасаюсь, что мы слишком близко подошли к механизму, приводимому здесь в движение злыми силами; мы сами можем попасть под маховое колесо и быть увлеченными к погибели... Ты знаешь, что я обещал показать графу кое-что из моих сочинений. Когда я с рукописью в руках отправился к нему, я в рассеянности попал в большую залу, на левой стороне замка, увешанную большими картинами. Картина Рубенса, которой мы недавно восхищались, снова привлекла мое внимание. Пока я стоял перед ней и рассматривал ее, из боковой двери ко мне навстречу вышла графиня Амалия. Можешь ли ты представить, что происходило два часа тому назад? Я уверен, что тебе ни за что не угадать! Совершенно спокойно и развязно подошла она ко мне и начала говорить о картинах различных мастеров, собранных в этом замке, доверчиво опираясь на мою руку и медленно прохаживаясь по залу. 
- Что может быть скучнее, - воскликнула она, наконец, когда мы дошли до конца залы, - как столько говорить о мертвых картинах? Неужели действительная жизнь так мало нас интересует, что мы должны ее избегать? 
С этими словами она открыла двери, и мы прошли две или три комнаты и очутились в изящно убранной гостинной. 
- Будьте теперь гостем у меня, - сказала Амалия, приглашая меня сесть рядом с нею на софу. 
Ты можешь себе представить, что в присутствии очаровательной женщины, выказывавшей ко мне сначала сухость и холодность, но ставшей теперь самой любезностью и приветливостью, я чувствовал себя не по себе. Я собирался быть изыскано любезным, рассыпать перед нею все перлы моего красноречия и приготовился уже блеснуть остроумной выходкой, когда графиня устремила на меня такой взгляд, что я невольно замолчал. Она взяла меня за руку и спросила: "Находите ли вы меня красивой?" Едва хотел я ей ответить, она продолжала: "Я не жду комплиментов: они показались бы мне в эту минуту противными. Достаточно, если вы мне ответите только "да" или "нет". "Да", - ответил я тогда, и я хорошо знал, как прозвучало это "да!" по тому волнению, которое охватило меня. "Могли ли бы вы полюбить меня? - продолжала спрашивать меня графиня, и по ее взгляду я понял, что и теперь от меня ждут простого "да" или "нет". Черт возьми! У меня не холодная кровь, у меня не рыбий темперамент, и я воскликнул снова: "Да!" - и прижал руку, которую она все еще держала в моей руке, к губам и поцеловал ее несколько раз, что вместе с этим "да" должно было уничтожить в ней все сомнения в искренности моего чувства, исходившего из глубины сердца. 
- В таком случае, - вскричала графиня, вся просияв от радости, спасите меня от моей судьбы, которая ежедневно, ежечасно грозит мне мучительной смертью. Вы чужеземец; вы едете в Италию... Я поеду с вами... Увезите меня от моего врага... Спасите меня второй раз... 
Как молния промелькнула у меня мысль, как неразумно поддался я минутному увлечению пробудившейся во мне чувствительности. Я вздрогнул; но графиня, казалось, не заметила этого и продолжала уже спокойнее: 
- Я не хочу скрывать от вас, что все мое существо принадлежит другому, и что я рассчитываю на вполне бескорыстную доблесть, какую только можно себе представить. Но точно так же я не хочу умолчать о том, что при известных обстоятельствах я могу вознаградить вас высшей наградой любви, и я щедро отблагодарю вас. А именно, если того, кого я ношу в моем сердце с самого детства, нет более в живых, то... Вы понимаете, что я, прежде чем выговорить эти слова, должна была изучить всю мою душу, и что мое решение вызвано не мимолетным впечатлением одной ужасной минуты. Кроме того, я знаю, что вы и ваш друг нашли сходство между отношениями обитателей нашего замка и отношениями действующих лиц одной ужасной трагедии. Действительно, тут есть нечто; странное, роковое. 
Ради всего святого, что хотела сказать этим графиня? Какой ответ мог дать я ей? Графиня сама вывела меня из нерешительности. Она мне сказала уже совершенно спокойно: 
- Пока довольно. Оставьте меня одну. Об остальном переговорим после в более удобное время. 
Молча поцеловал я руку графини и направился в двери. Графиня побежала за мной, бросилась мне на шею, как будто в порыве отчаяния и любви; я ощутил горячие поцелуи на губах, и она воскликнула тоном, перевернувшим мое сердце: "Спаси меня!" 
Почти без сознания, обуреваемый самыми разнородными чувствами, я чувствовал себя не в силах тотчас присоединиться к вам. Я спустился в парк. Я чувствовал себя так, как будто испытал высшее счастье любви; мне казалось, что я должен был, не раздумывая, пожертвовать собою, сделать все, о чем просила графиня, пока я не успокоился несколько и не увидел все безумие этого опасного предприятия. Ты заметил, конечно, что граф Франц прежде, чем нам расстаться, отвел меня в сторону и говорил со мной по секрету. Он дал мне понять, что он заметил склонность, которую чувствует ко мне графиня. 
- Ваша наружность и ваши манеры, - сказал он мне при этом, - внушают мне полное к вам доверие, почему я решаюсь вам сказать, что я догадываюсь более, чем вы это думаете. Вы говорили с графиней. Берегитесь же, чтобы эта Армида не свела вас с ума своим прельщением. Вам странно, что это говорю вам я; но ведь это самое проклятие тяготеет и на мне. Я знаю свое безумие и не могу вырваться из ужасного положения, которое губит меня и в то же время заставляет ее любить. 
Ты видишь, друг Гартман, в каком глупом положении нахожусь я теперь; единственным исходом мне представляется наш возможно скорый отъезд отсюда.