Рыжая племянница лекаря

— В чем же выражаются странности вашего светлейшего супруга? — спросил он, с трудом подбирая слова.
Герцогиня, казалось, только и ждала этого вопроса — ей нужно было выплеснуть снедающую ее тревогу. Позабыв о том, что перед ней стоят сомнительные бродяги, пытавшие счастья на городской ярмарке, она начала свой сбивчивый жалобный рассказ. Из него следовало, что герцог Огасто Таммельнский, вначале казавшийся заботливейшим и нежнейшим из мужей, заметно переменился в последние месяцы. Он стал избегать жену, все чаще уединяясь в своей библиотеке и мрачнея день ото дня. Порой герцог отказывался от еды по несколько дней кряду, разговаривал сам с собой, но более всего госпожу Вейдену пугали приступы безумного хохота, одолевавшие Огасто. На все свои робкие испуганные вопросы юная жена получала отстраненные ответы, заставляющие ее беспокоиться еще сильнее. Слухи о нездоровье герцога ширились в Таммельне, хотя слугам было строго запрещено сплетничать. Но разве возможно сохранить подобную тайну?..
Дядя лишь моргал и беспомощно вставлял «Э-э-э… вот как?» и «Кто бы мог подумать?». Герцогиня говорила сбивчиво, ее глаза при этом были наполнены слезами, готовыми вот-вот пролиться.
— Картина мне вполне ясна, — дрогнувшим голосом произнес дядюшка, чьи худшие подозрения в очередной раз подтвердились. — Конечно, некоторые моменты…
— О! Неужели я наконец получу ответы на свои вопросы? — воскликнула госпожа Вейдена, коснувшись своих прекрасных глаз кружевным платком. — Скажите мне, мудрейший из аптекарей, что с ним?
Дядюшка Абсалом что-то невразумительно булькнул, видимо, пребывая в отчаянии, и в итоге выдавил:
— Видите ли, ни один уважающий себя лекарь не решится делать окончательный вывод без осмотра пациента, поэтому сказать однозначно…
— Ох, ну конечно же! — герцогиня торопливо поднялась, одновременно звоном колокольчика подавая знак слугам. — Вне всякого сомнения, вы правы. Я не могу от вас пока этого требовать. Мы сейчас же пойдем к Огасто, и уже после этого…
Я съежилась от ужаса, а дядя невольно пошатнулся.
— А как ваш светлейший супруг относится… э-э-э… к вашей тревоге? — прошелестел он.
«Не велит ли он тут же повесить меня?» — без труда услышала я подоплеку вопроса.
— Когда-то он сказал: «Ты вольна делать что хочешь. Я не буду тебе препятствовать. Если для твоего спокойствия нужно, чтобы меня осмотрел лекарь, то я согласен», — ответила герцогиня, чье лицо горело от нетерпения.
— Весьма, весьма странно, — дядюшка был так озадачен, что не удержался от замечания, которое, к счастью, расслышала только я.
После этого мы, совершенно сбитые с толку, нерешительно последовали за герцогиней, направившейся к двери. Слуги, сопровождавшие нас, недовольно перешептывались, именуя нас исключительно «проходимцами» и «шарлатанами», и было ясно, что в успех этого предприятия верит одна герцогиня Таммельнская, потерявшая голову из-за беспокойства о своем муже.
— Обождите здесь, господин аптекарь. — Вейдена приоткрыла резную дубовую дверь и, обернувшись, пояснила: — Это библиотека моего мужа. Здесь он всегда проводит послеобеденное время. Лишь мне дозволяется тревожить его в эти часы…
С этими словами она исчезла за бесшумно закрывшейся створкой. Слуги, переглянувшись, напоследок вполголоса обозвали нас жуликами, желающими нажиться на чужой беде, и удалились, торопясь поведать новые сплетни прочей челяди.
Дядя воровато оглянулся и, удостоверившись, что его, кроме меня, никто не видит, прислонился к стене, испустив не то громкий вздох, не то тихое завывание.
— Должно быть, меня проклял тот язвенник из Кимары… — пробормотал он, и глаза его закатились. — Без причины судьба не может быть настолько безжалостна.
— Ничего, быть может, все еще обойдется, — пискнула я.
— Молчи, — предостерег меня дядюшка Абсалом свистящим шепотом. — Я все еще помню, кто виноват в этом гнуснейшем происшествии!
Тут дверь герцогской библиотеки распахнулась. Дядя негромко икнул, а я, несмотря на то, что мысленно призывала себя сохранять спокойствие, почувствовала предательскую слабость в ногах.
— Проходите же, господин аптекарь! — Вейдена стояла у входа. — Мой супруг согласен поговорить с вами.
Дядя отделился от стены и нетвердо двинулся в библиотеку, напоминая висельника, приближающегося к эшафоту. Поразмыслив, я последовала за ним, рассудив, что меня считают кем-то вроде собачонки, не обладающей даже толикой разума, благодаря которой я смогу истолковать чужие слова, не говоря уж о том, чтобы использовать их во вред кому-либо.
Отставая от дяди на три шага и не отрывая взгляда от ковра, которым был устлан пол, я вошла в большую светлую комнату, где витал дух каких-то незнакомых мне благовоний.
— Вот, Огасто, — подала голос Вейдена, выглядевшая вконец испуганной в присутствии своего супруга. — Это тот самый лекарь, о котором я тебе говорила.
— А-а-абсалом Рав, целиком и полностью к вашим услугам, ваша светлость, — промямлил дядюшка, дрожа всем телом.
— Подойдите ближе, почтенный господин Рав. — Приятный голос был тихим и немного глуховатым, и я различила в нем странный, никогда ранее не слышанный мною акцент. — Я не люблю разговаривать, когда мне плохо видны глаза собеседника.
Дядя Абсалом поспешно просеменил вперед. Я повторила его маневр, согнув шею так, что подбородок уперся в грудь.
— Кто эта девушка? — в тоне герцога Таммельнского не слышалось никакого интереса, он был целиком погружен в какие-то далекие от нас с дядюшкой размышления и задавал вопросы, казалось, совершенно бездумно.
— Позвольте представить вам мою племянницу, Фейнеллу Биркинд, ваша светлость, — дядя цепко ухватил меня под локоть и подтолкнул вперед. Я сделала корявый реверанс, а затем еще и растерянно поклонилась на всякий случай. Глаза поднять я так и не решилась, поэтому разглядеть смогла только ножки письменного стола, за которым, по-видимому, и восседал герцог.
— Какой у нее чудной наряд, — мужской голос был все так же равнодушен. — Право слово, вас не должны были впустить в Таммельн, господин лекарь, здесь царят весьма строгие нравы. По-моему, у вашей племянницы что-то неладное с шеей. Ее продуло в дороге?
— Нет-нет! — дядя незаметно, но болезненно ткнул меня пальцем в бок. — Просто бедная девочка родом из глухой провинции, и ее пугает все новое. Думаю, ее смутила роскошь этого великолепного дома и ваше милостивое внимание к ней. Так, моя милая?
И я снова получила чувствительный тычок.
— О да, — покорно пробормотала я, поднимая голову, чтобы взглянуть на герцога Таммельнского, и впрямь являвшегося весьма странным господином, судя по его речам.
…Он откровенно рассматривал меня, но во взгляде его было очень мало любопытства, как, впрочем, и любых других эмоций. С такой скукой обычно изучают изваяния в храме во время полуторачасовой службы. Вне всякого сомнения, герцог в отличие от своей жены сразу распознал, с кем имеет дело, движения его темных, подернутых поволокой глаз указывали на то, что от него не укрылась ни одна заплатка на нашей одежде и ни одна прореха в наших башмаках. Я же глазела на него как на самое чудесное явление, случившееся в моей жизни, и, думаю, меня бы поняла любая девушка, повстречавшаяся с герцогом Таммельнским.
Господин этих земель оказался еще более привлекательным внешне, нежели его красавица супруга. Самый упорный недоброжелатель не смог бы найти в лице его светлости недостатка. То был смуглый худощавый брюнет с матовой кожей — герцог походил на южанина, но гораздо более утонченного, чем те носатые говорливые господа, которых я раньше видела в городах, куда забредали мы с дядей во время своих странствий. На совершенном лице черными углями горели миндалевидные глаза, обрамленные длинными девичьими ресницами, но при всем этом во внешности герцога не было ни капли женственности или слащавости. Даже слегка вьющиеся черные волосы до плеч не привносили в его облик ничего женоподобного, лишь подчеркивали гармоничность его черт.