Никогда не прощайся (ЛП)

— Ты понимаешь, что только что использовал свою вторую возможность уйти от ответа. У тебя осталось всего десять. — Она взяла немного хрустящего печенья, бросила в рот и облизала палец. Будь я проклят, если это не самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.
— Да, — я взял огромный кусок своего и жевал с незаметной улыбкой, а она хихикала. Она удивила меня, наклонившись через стол и потянувшись к моему лицу, я застыл. Большим пальцем она вытерла пятнышко соуса с уголка моего рта и задержала его, чтобы я увидел, прежде чем снова сунула его себе в рот и начала посасывать.
Чёрт, нет. Я был не прав раньше, потому что именно это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел, и я уверен, чёрт возьми: это не то, что делают лучшие друзья.
Затем она взяла свой кусок покрытого соусом печенья и, молча, начала жевать, используя обычное действия как отвлекающий манёвр от сексуальной напряженности, и я поклялся придушить себя за то, что напугал её.
Я смотрел, как она вглядывается в окно на улицу, наблюдая за тем, как люди гуляют взад и вперед, разговаривают, заворачивая в магазины. Смотрел, как она нахмурилась, увидев, как мать ругает своего ребенка за то, что он шел слишком медленно. У миссис Палмер было шестеро детей, но больше не было никакого терпения. Я мог практически видеть мысли Блу, оценивающей свое поведение на месте матери этого ребенка. Хлынувшие лавиной мысли о будущем, когда она остепенится и выйдет замуж, как ее дети будут выглядеть. Шатены с голубыми глазами как у нее, и немного — как у меня.
Вау! Откуда, черт возьми, это взялось? Я хотел её, я чувствовал, что она мне нужна. Но любил ли я ее? Я знал ее слишком мало о ее жизни, чтобы сказать. Нужна ли мне она? Я чувствовал, что знаю ее настоящую, и только это имело значение. Я любил то, как она заставляла чувствовать меня, как постоянно удивляла меня, но это ведь ничего не значило, правда? Я не знал, потому что никого никогда не любил, кроме мамы, и я чувствовал это по-другому.
Я знал, что не вынес бы её потерю. Нет, я был бы потрясен гораздо больше. Если бы я увидел её с кем-то другим, это убило бы меня, но была ли это любовь? Что бы то ни было между нами — все, это сделало меня зависимым от этой прекрасной незнакомки; Я держал это в себе. Я знал то, что я желаю ее, как ничто другое.
Я даже не притронулся к своей еде, и это паршиво, ведь обычно я любил их еду, но то, что я сидел напротив Блу, заставляло каждый мой орган чувств напрячься до опасно высокого уровня, и еда никак не могла бы с этим сравниться. Я почувствовал запах ее шампуня с медом и цветами, но, хоть убей, не мог понять цветочный аромат. Что-то такое было в теплице, но я никак не мог точно определить. В любую секунду она могла назвать меня странным, потому что я делал настолько глубокие вдохи через нос, что мог бы закончить тем, что мои легкие перенасытились бы кислородом прямо перед ней. Боже, я слабак.
— Итак, ты бы продалась за кофеин? — спросил я и она повернулась ко мне, изумленная и с широко открытыми глазами, пока я хихикал на своем месте. — Это нечто из того, что я придержу для себя, кстати. Я не хочу, чтобы кому-то из этих грязных ублюдков достались такого рода сведения. Но что еще доставляет тебе удовольствие?
Она вмиг все проглотила и посмотрела на мою пустую тарелку, пока делала глоток своего латте, оттягивая время.
— Сахар. Точнее, шоколад. И пирожные... Также люблю торт. — Она улыбнулась, а мое тело в буквальном смысле среагировало на ее улыбку.
— А шоколад, покрытый карамелью или ирисками? — спросил я, так как хотел взять ей немного прямо сейчас. Я бы купил ей их целый грузовик, если бы пришлось.
— Нет. Мои любимые — это вишневые батончики, ты знаешь такие. Они покрыты шоколадом сверху и с вишневой начинкой внутри. — Это как любовь, завернутая в сладкое совершенство. — Она вздохнула, просто размышляя над этим, а я засмеялся.
— Ты настоящая девчонка.
— Я знаю. Дело в том, что тот сорт, который мне нравится, тяжело достать в Сиэтле, и, очевидно, еще сложнее найти здесь, в центре... ну, дело в том, что мне их не хватает, и мне нужно подождать, пока я не проведаю маму, чтобы взять еще из кондитерского магазина. Это единственное место, где я могу их найти. Я привезла две сумки в прошлый раз, когда нашла их, и съела последнюю пачку по пути сюда.
Я был почти уверен, что знал, какие именно она имела в виду, и хотел сказать ей, что их изготавливают приблизительно в часе езды отсюда, но подумал, что мне хотелось бы удивить ее этим позже.
— А что насчет тебя? — спросила она. — В чем твоя слабость? — Она откусила кусок от своего печенья и начала жевать.
— Я тоже люблю торт. Я вообще люблю еду, но если бы мне нужно было назвать свое любимое, я бы назвал пирог. Персиковый пирог, яблочный пирог, это не имеет значения. Господи, мама могла испечь пирог напополам с яблоком и ягодами. Я не ел ни одного из них, с тех пор как... — Ее лицо поникло, и вскоре то же случилось с моим. — Как бы то ни было, пирог — это то, чем ты покоришь мое сердце.
— Думаю, это только один из способов, но если кто-то спросит, я с уверенностью дам им знать.
Я не упустил ее невысказанного послания. Я хотел беречь ее сердце, а она была готова стать сводницей для моего. Она произносила все это, несмотря на то, что ее грустные глаза отражали совсем другое. Было нечто, что она скрывала, нечто, что заставляло ее вести борьбу со своим сердцем, и я собирался это исправить. Это — моя ей клятва.
  Харпер  
Я чувствовала неоспоримое притяжение, и все же должна была его отрицать. Так сложно, когда это нечто из того, что ты никогда ранее не чувствовал, но чего так сильно хотелось. Я хотела этого так сильно, что это причиняло мне боль. Но чтобы заботиться о нем, любить его как своего друга и не только, я также должна была отпустить его, освободить его.
Так что мысленно и с тяжелым сердцем я снова оттолкнула его назад во френд-зону, там он и должен был оставаться. Никаких больше размытых границ, никаких игр, никаких... стремлений к будущему с ним, потому что он мог все это видеть. Он читал меня как открытую книгу, а если бы он заметил это, то не стал бы двигаться дальше.
— Спасибо за завтрак. Нам, пожалуй, следует вернуться прежде, чем занятие Бенни закончится, чтобы он не вышел из себя. — Его ухмылка показала, что он видел сквозь возводимый мной «баланс», но это не имело значения. Если уж на то пошло, то так лучше.
— Мне еще нужно подготовить свое домашнее задание. Я слышала, что миссис Холмс ставила тебя перед классом, чтобы ты объяснил, почему не выполнил задание, которое она задавала на выходные. Я не собираюсь быть одной из ее жертв.
Вон рассмеялся и допил остатки своего сладкого чая.
— Это было в прошлом году, и все не так плохо, как ты думаешь. Я заставил миссис Холмс безумно покраснеть, когда поднялся и объяснил, что был так пьян на вечеринке по случаю дня рождения Деррика Гудинга, что был близок к алкогольному отравлению, лишился одной брови и всей своей одежды. А затем я просвятил ее с широкой улыбкой, как ей повезло, что моя сексуальная персона с чувством стиля почтила ее класс своим присутствием в то время, как все, чего мне хотелось, это повторить все это снова.
Я не смогла сдержать смех, вырвавшийся из моего горла, когда покачала головой.
— Ты хотел повторить адские выходные?
— На самом деле, я не помню, были ли они адскими, потому как не помню выходных вообще, а нет, помню, как удрал оттуда. У меня была нехилая головная боль, мой рот напоминал дно вольера, не клетки для птиц, а чертового вольера. И ты что, пропустила тот факт, что я лишился одной из своих бровей?
Я подняла руки в знак защиты, продолжая сильно смеяться.
— Как я могла это пропустить? — сказала я, высматривая какую-либо разницу между его бровями, чтобы вычислить, которая из них была сбрита. Он поднял руку к своей правой брови, от чего мой смех только усилился.