Формула невозможного
Он сел на траву, обхватив руками голые коленки, взгляд его стал сосредоточенным. Резницкий, сидя против него, терпеливо ждал.
— Значит так, — сказал Новиков. — Ошибки не было… Я все проверил и наколол перфокарту. Я правильно запрограммировал и закодировал, ошибки быть не могло… — Он замолчал.
— Дальше, Алеша.
— Я спрограммировал задачу: сиять силовую защиту зоны. Я заложил ей перфокарту. Что-то в ней крякнуло, и она выбросила перфокарту обратно. Она не приняла задачи. — Новиков опять помолчал немного. — Она затарахтела банками, а потом сказала мне, чтобы я ничего не трогал руками…
— Она сказала?!
— Она это сказала вашим голосом. Но я рассчитал и наколол новую перфокарту — с другой задачей: сделать проход в защитном поле. Очень трудно было. Она выживала меня из башни… Очень хотелось спать… Я дал ей новую перфокарту, но она и ее выплюнула… Дальше я что-то не помню… Помню только, что дьявольски устал, и спать хотелось…
— Алеша, надо попытаться снова.
Новиков покачал головой:
— Нет смысла. Она не примет.
— Вы отдохнули? Пойдемте. — Резницкий встал, — Это наша единственная возможность. Вы же сильный программист, Алеша.
Новиков понуро молчал.
— Давайте, давайте, — понукал его Резницкий. — Спрограммируйте так: не просто проход в защитном поле, а проход для загона зверей. Так будет естественней, такую задачу она должна принять.
Новиков пожал плечами:
— Попробуем.
Он вытащил из сумки свои таблицы и пачку бланков — тонких пластинок с нанесенной сеткой. Сверяясь с таблицами, тщательно проколол на бланке группы отверстий.
Затем они переплыли ров и пролезли под решеткой в башню. Зеленый глаз тотчас вспыхнул и уставился на них. Резницкий ощутил тяжесть в голове. Сонно моргая, он смотрел, как Новиков подошел к устройству, похожему на челюсти тисков, и вложил в него перфокарту. Раздался звук, будто переломили кость — и перфокарта вылетела обратно, она была смята и слегка дымилась. Задребезжали перекатываемые банки, а потом…
— Это хорошо защищенная машина, — отчетливо произнес голос Новикова, и усиленный голос Резницкого громко прошептал: — Не трогайте ничего руками.
Новиков сел, безвольно раскинув руки и прислонившись спиной к решетке ограждения. Резницкий, с невероятным трудом превозмогая желание повалиться и заснуть, растормошил Новикова, и они вылезли из башни.
Стало немного легче, сонливость прошла.
— Вызывает торможение, — тихо сказал Резницкий по-английски. — Да, сильная защита…
Они побрели к берегу.
— Видите эти башенки? — сказал Новиков, тоже по-английски. — Двенадцать штук. Это автоматы усиления гравитационного поля. Не пробить нам такую защиту…
— Может быть, испортить ее? Разбить блок…
— Ну, если вам надоела жизнь…
— Что же делать, Алеша?
— Не знаю.
Отчаяние охватило разведчиков.
Отчаяние. Нечто из истории цивилизации
Они снова обошли всю зону вдоль невидимой стены. Их тренированные тела умели выносить тяжкие перегрузки, и они попытались прорваться на волю. Десяток шагов, полметра на четвереньках, чуть-чуть ползком… Нет, не одолеть… Расплющит насмерть… Пришлось вернуться…
Вон, совсем рядом, колышутся на ветру деревья, там свобода, корабль, товарищи…
Выхода не было.
— Остается одно — тау-излучатель, — сказал Прошин на очередном сеансе связи. — Давайте обдумаем, ребята…
— Павел Иванович, подождем еще немного, — прервал его Резницкий. — Переводить сюда корабль — взлет и посадка — такая трата энергии.
— Но другого выхода нет!
— Но гарантии, что тау-поле нейтрализует поле сверхгравитации, тоже нет. Подождем еще день, Павел Иванович. Завтра утром мы свяжемся с вами.
Резницкий выключил рацию. Питание в передатчике подходило к концу. Сергей Сергеевич тоскливо оглядел райскую рощу.
— Давайте пойдем к тому туннелю, куда загнали вездеход, — предложил Резницкий.
Новиков не ответил. Он лежал на траве, закинув руки за голову.
— Алеша, что за апатия у вас? Так нельзя… Почему вы молчите? Алеша! — крикнул Резницкий.
— Что вам надо?
— Возьмите себя в руки! Пойдемте поищем вездеход. Попробуем разогнать его, и на большой скорости…
— Чушь.
Все же Резницкий заставил его подняться. Они отыскали холм с зияющей дырой туннеля, во вход в туннель оказался заперт силовым полем. Разведчики побрели обратно, в рощу. Резницкий присел: в шелковистой траве лежали два круглых серых булыжника. Биофизик осторожно поднял один из них, потряс на ладони. Худое небритое лицо его оживилось.
— Так-так, — сказал он, любовно разглядывая кругляш. — Они откладывают яйца. Так я и думал. Они такие же ящеры, как прочее местное зверье, только повыше организованные.
Новиков безучастно стоял рядом. Резницкий сунул кругляш в карман, и разведчики пошли к поляне с кормушками.
— А что, — сказал вдруг Новиков, съев «обеденный пряник». — Пропитание, во всяком случае, здесь есть.
Резницкий пристально посмотрел на него.
— Может быть, вы пойдете кататься на колесе?
Язвительный вопрос остался без ответа.
— Послушайте, Алеша, что я думаю о здешних порядках, — сказал Резницкий немного погодя. — Конечно, у меня еще не вполне достаточно информации, но в первом приближении… Словом, некогда на этой планете существовала высокоразвитая цивилизация. Думаю, много тысячелетий тому назад. Предки этих идиотов были деятельными и разумными существами. Но, видимо, бурное развитие техники пришло в столкновение с социальными формами жизни и приняло уродливый характер. Самоуверенная правящая верхушка решила, что настало время обеспечить сытую и беззаботную жизнь для избранных. Лишние, ненужные производители были истреблены. Да, истреблены каким-то мощным оружием. И заменены роботами. Тогда-то и был построен Центр, на который полностью возложили все заботы о жизни и развлечениях. В огороженной жилой зоне с мягким искусственным климатом, с гарантированной синтетической пищей пошла праздная жизнь. Возможно, первое время за «мозгом» следили программисты, от них остался запас бланков перфокарт. Но машина была совершенной, она непрерывно самосовершенствовалась, и программисты от безделья выродились… может, немного позже остальных… Поколения сменялись поколениями, и потомки, лишенные радости труда и творчества, стали вырождаться. Их постройки за пределами зоны разрушились и были поглощены джунглями. Помните, в начале похода мы видели полуразрушенное сооружение? Должно быть, их много на планете. Ну вот… Вы слушаете или спите, Алеша?
— Слушаю.
— Вырождение шло полным ходом. Верхние конечности, незнакомые с орудиями труда, стали слабенькими, а нижние от малоподвижной жизни превратились в тумбы. Зубы от мягкой пищи атрофировались. Неупражняемый мозг постепенно разгладился и сохранил лишь элементарные животные инстинкты. Они разучились говорить — им нечем было обмениваться. Кстати… Мне почему-то кажется, Алеша, что эти странные звуки перекатываемых банок — речь их предков. А? В памяти Центра сохранилась ее запись, и когда Центр услышал нашу речь, он, естественно, попытался перевести ее на свой язык. Вернее, на язык своих создателей. Вы не находите? Эту речь никто из тихих идиотов уже не понимает, но… Я наблюдал за Севастьяном. Когда затарахтели банки, он замер на месте и четыре минуты — я засек — тупо слушал. Что это? Смутный далекий инстинкт? Или, как раньше говорили, зов крови? — Резницкий задумался. — Кстати, о крови, — продолжал он. — Они холоднокровные. Вырождаясь, они все больше и все быстрее приближаются к ящерам, от которых, вероятно, некогда произошли. В этом смысле, дорогой мой Алеша, показателен хвост. Рудиментарные нижние позвонки у них превращаются в хвостик. Мне удалось прощупать у одного детеныша целых семь позвонков, а у Севастьяна в хвосте — шесть. Понимаете? Им предстоит сделаться длиннохвостыми ящерами, и, возможно, настанет время, когда они опустятся на четвереньки. Ужасный, чудовищный регресс…