Грустный мотив

Он встретился с Пегги весной 1942 года. Он как раз отработал год ординатуры в Нью-Йорке. И ждал теперь, чтобы его призвали в армию. 
Как-то вечером он сидел в Пальмовом зале отеля "Билтмор" и поджидал свою знакомую, с которой условился там встретиться. Сзади какой-то женский голос во всеуслышание пересказывал роман Тэйлора Колдуэлла. Голос принадлежал южанке, но выговор у нее был вовсе не тягучий, не в нос и даже распевный только в меру. Радфорд решил, что она, всего верней, из Теннесси. Обернулся. Это была Пегги. Не понадобилось даже второго взгляда. 
Минуту он сидел, соображая, что он ей скажет; в том случае, конечно, если вообще встанет и подойдет к ее столику - покрыв дистанцию в пятнадцать лет. Пока он размышлял, Пегги его заметила. Никогда ничего заранее не обдумывавшая, она вскочила и подошла к его столику. 
- Радфорд? 
- Да... 
Он встал. 
Без тени смущения Пегги сердечно чмокнула его в щеку. 
Они посидели немного за столиком Радфорда, поговорили о том, как это удивительно, что они друг друга узнали, и как они оба отлично выглядят. Потом Радфорд пошел с нею к ее столику. Там сидел ее муж. 
Звали мужа Ричард и как-то еще по фамилии, он был военный летчик. Росту в нем было метра два с половиной, и в руке он держал театральные билеты, или пилотские очки, а может быть, копье. Будь у Радфорда револьвер, он пристрелил бы его на месте. 
Они все трое уселись за низенький столик, и Пегги восторженно спросила: 
- Радфорд, ты помнишь тот дом на Мисс-Пэккер-стрит? 
- Разумеется, помню. 
- А знаешь, кто в нем теперь живет? Айва Хаббел с мужем! 
- Кто-кто? - переспросил Радфорд. 
- Айва Хаббел! Ну помнишь, из нашего класса. Такая без подбородка, еще ябедничала на всех... 
- Кажется, помню, - сказал Радфорд. - Хотя ведь пятнадцать лет... добавил он значительно. 
Пегги повернулась к мужу и долго вводила его в курс дела с этим домом на Мисс-Пэккер-стрит. Он слушал с застывшей улыбкой на устах. 
- Радфорд, - вдруг сказала Пегги. - А Лида-Луиза? 
- Что - Лида-Луиза, Пегги? 
- Не знаю, так. Я все время думаю о ней. - Она не повернулась к мужу с объяснениями. - И ты тоже? - спросила она Радфорда. 
Он кивнул: 
- Во всяком случае, часто. 
- Я в колледже все время заводила ее пластинки. А потом один пьяный дурак наступил на мою "Малютку Пегги". Я проплакала всю ночь. Потом у меня был один знакомый, он играл в джазе у Джека Тигардена, так у него была эта пластинка, но он ни за что не соглашался мне ее ни подарить, ни продать. Я ее так с тех пор и не слышала даже. 
- У меня она есть. 
- Дорогая, - деликатно вмешался муж Пегги, - я не хочу вас прерывать, но ведь ты знаешь, какой у Эдди характер. Я же сказал ему, что мы будем. 
Пегги кивнула. 
- И она у тебя здесь, с собой? - спросила она. - В Нью-Йорке? 
- Да. На квартире у моей тетки. Хочешь послушать? 
- Когда? - спросила Пегги. 
- Да когда угодно... 
- Детка. Прости, пожалуйста. Пойми. Сейчас уже полчетвертого. И если... 
- Радфорд, - сказала Пегги. - Мы должны убегать. Слушай, ты не мог бы позвонить мне завтра? Мы остановились в этом отеле. Позвонишь? Ну пожалуйста, - умоляющим голосом произнесла Пегги, пока муж закутывал ее в манто. 
Радфорд расстался с Пегги, пообещав, что назавтра позвонит. 
Однако он не позвонил. И так никогда с ней больше не виделся. 
Он почти и не заводил эту пластинку в сорок втором году. Она уже вся была поцарапана и заиграна. Даже не узнаешь, что это Лида-Луиза.