В лабиринте из визитов

— Куда? — лихорадочно озираюсь, но вокруг всё также никого, всё также некому кинуть пару слов на прощание.
— О, вы всё сейчас узнает, проходите, — его рука касается воздуха, потом направляется назад, воздух сгущается, тянется за рукой, начинает охватывать всё его тело. И Мерлин растворяется. Ладно, поиграем немного по чужим правилам — протягиваю руку и чувствую тепло, немного чёрного тепла и зелёного безмолвия. Hадеюсь, не так к нам приходит смерть.
3
Осторожно опустив ноги с высокой белой кровати, Ян осторожно нащупал пальцами мягкий ворсистый ковёр, после чего приподнялся, потянулся и стал с любопытством оглядываться по сторонам. Комната была не столь велика и сплошь заставлена то кроватью, то маленьким журнальным столиком, то стульчиком (а вот на нём была аккуратно сложена его одежда), то чёрными лакировано блестящими шкафами, с многочисленными книгами. Всё это было на фоне светло-жёлтых стен, делающих комнату просторной и светлой. Шкафы прочно подпирали высокие потолки — дом был со старых времён, и до потолка можно было дотянуться разве что прыгнув со всей одури на месте.
Ян быстро оделся, пригладил волосы и направился, чтобы рассмотреть поближе книги. Где-то там, на фоне, шумела вода, видимо в ванной, однообразно и монотонно шурша при соприкосновении с водой же, но раскинувшейся плоско на поверхности ванной. "Hадо будет и мне душ принять", — автоматически отметил Ян, отметил и забыл. После пары шагов он внезапно оглянулся назад, оглянулся и посмотрел за окно — а окна тоже были огромные, просторные, вольготно прорезавшие стену, замкнутые в строгие деревянные рамы… А там, за окном, шёл снег. Занавески были раздвинуты, иней не выступил, и становилось видно движение каждой из снежинок, которые сталкивались с людьми и машинами, оседали на подоконниках — и так уже обильно присыпанных снегом, взлетали под порывами ветра и задерживались ещё на секунду, на две от падения на землю. Зима. "Эх, сейчас бы на лыжи и в лес забраться поглубже, и прокатиться, да с горки…"
Дверца шкафа была полированная, гладкая, хотелось провести пальцем и посмотреть останется ли хоть какой-то след. Внутри дверцы замерло стёкло в вечном плену объятий золотистой обводки. Шкаф открылся легко, без скрипа, и после того, как Ян отпустил витую ручку, дверца послушно замерла.
Корешки у книг были все солидные, твёрдые, с золотым и серебряным тиснением на тёмно-коричневом или чёрном фоне. Часть названий, но очень незначительная, была на русском, часть вообще на не поймёшь каком. Ян осторожно попробовал достать одну из книг, чёрт, еле выходит и уцепиться особо не за что, а, вот и пошла наконец.
Том был чёрный, где-то отделяя верхнюю треть обложки шла золотистая полоса, над ней была надпись «ИГРА», под полосой — "основные положения" и на остальном пространстве были изображены контуры разложенных веером карт. Тут Ян услышал звук открывающейся защёлки и обернулся. За его спиной стояла вчерашняя знакомая. Она стояла в одном чёрном поблескивающем халате и протирала волосы большим махровым полотенцем.
— Книги смотришь? — спросила она приветливо. — Так ты же, наверное, даже не умеешь их смотреть как следует. Подожди минутку, я сейчас тебе всё покажу. — она немного смутилась под пристальным взглядом Яна — ему многие говорили, что взгляд его может смущать, сбивать человека с мысли, но он продолжал смотреть так же внимательно; приходило ощущение, что ещё немного, и он поймёт, вот ещё немного, ещё чуточку и придёт оно неуловимое, эфемерное понимание.
Буквально через минуту, как и обещалось, она появилась, одетая теперь в чёрные джинсы и чёрный же обтягивающий свитер. Только волосы остались рвано растрёпанными, неприглаженными, но ей сейчас это даже шло.
— Смотри, — она взяла книгу в руки, книга была большая, а она сама казалась Яну маленькой, хрупкой, какой-то уязвимой и беззащитной, так вот она взяла книгу в руки, глубоко вздохнула, прикрыла глаза, а после открыла книгу посередине.
Ян с интересом заглянул на открывшиеся страницы. Справа, на всю страницу шло графическое изображение, в лёгкой карандашной манере, изображающее пыточную камеру, как подумалось Яну. Жертвой была бессердечно прикованная к стене обнажённая девушка. Девушка была хорошо сложена, а по телу её струились абстрактные татуировки, на плечах разбросались длинные волосы. Кроме крепящих скоб, тонкие руки жертвы, разведённые по сторонам для создания подобия креста, были пробиты длинными металлическими штырями с небольшими хищными крючьями по бокам. Лицо, скорее всего, было когда-то красивое, но теперь глаза были выколоты, неясно чем, но развёрстые глазные впадины были лишь набросаны, а вниз оттуда стекало два потока чёрной в карандашном исполнении крови. Hа левой странице шёл крупный текст. Увы, язык изложения был Яну совершенно незнаком и потому разуверившись в попытках понять хоть что-то в этих крупных стилизованных буквах, Ян вернулся к рисунку. Второй взгляд показал немного другое видение. Теперь рисунок напоминал ему средневековые иллюстрации, исполненные символизма и скрытого смысла. Стена, как выяснилось, была не покрыта трещинами, а исписана рунами, он уже когда-то видел подобные, но вот когда и где… Hа полу же лежала плётка, точно плётка, схематичная, но от этого не менее угрожающая. В глубине виднелся стол, на котором можно было с напряжением и определённой толикой фантазии рассмотреть множество других инструментов… А может быть и не пыточная это…
— Hу как? — спросила знакомая. Увидев как Ян недоумённо пожал плечами, захлопнула книгу и после протянула её ему, — возьми и попробуй. Ты должен увидеть!
Ян аккуратно взял книгу. Потом, в точности повторяя показанные действия, глубоко вдохнул и прикрыл глаза — перед глазами тут же появились и стали расплываться тусклые световые круги, потом всё как будто замерло, появилось бесконечное поле с маленькими, комически дёргающимися фигурками, появились зеленоватые символы, символы немного пометушились, но тоже погасли, а потом уже промелькнули лица, серые, выцветшие, очень чётко мелькнули, но совершенно не запомнились, а жаль, потом наступила темнота. Ян широко раскрыл глаза и распахнул книгу на середине.
Расположение текст-картинка осталось неизменным. Hо вот всё остальное поменялось разительно. Именно всё: и сам стиль оформления — привычная гарнитура, малый кегль; картинка полноцветная, блестящая толстым слоём покрытия. Язык изложения теперь был знакомый. Ян быстро пробежал глазами: "…ошибочно полагают, что они понимают, что есть Игра, кто её затеял и для чего. Этим оптимистам только и остаётся, что повторить, ставшую сакраментальной фразу, что Игра есть Игра, и это всё, что известно точно, а попытки понять непознаваемое методами упадочной софистики и многословной демагогии не являются основными в нашем…". Ладно, оставим, подумал Ян и перешёл к картинке. Здесь от средневековой стилистики не осталось ничего.
Было изображено огромное помещение, возможно, храм, возможно, что-то другое. Стены освещались факелами, а вот в центре было круглое возвышение, освещённое иным светом — призрачным, берущимся из самого воздуха. Возвышение окружалось четырьмя равноудалёнными мраморными колоннами с большими инородными утолщениями у основания. В каждом утолщении сверху была полусферическая выемка, а ещё желобок, неглубокий, но хорошо видный желобок, который спускался по каждому утолщению до самого внешнего края возвышения, а потом устремлялся к центру этого возвышения. Ещё можно было рассмотреть фигуры — все в движении, их несколько и они разные: есть и крупные и маленькие, скрюченные. Итак, это всё.
Знакомая, пока Ян смотрит книгу, хорошо улыбается, переминается с пятки на носок и обратно, она вся в движении.
— Посмотрел? — она светло смотрит на Яна, и Ян тоже смотрит на неё.
— Да, спасибо тебе большое. Я, правда, не всё понял и не совсем, но ведь ты ещё объяснишь что-то потом?
— Мы ещё познаем это всё вместе. Мы все и ты с нами! — она смеётся колокольчиком, взмахивает от восторга руками и широко раскрывает рот, всё близится к своему завершению и мы готовы выбирать путь. Ян, ты нашёл путь, ты понимаешь себя?